(1928)
Обреченная
Холодным ветром веет
Из властных серых глаз.
Не смею, не посмею
Ни после, ни сейчас.
Не сделать мне ни шагу
На страшное крыльцо.
Белеет, как бумага,
Влюбленное лицо.
Я знаю, виновата,
И страшною виной.
Жених сосновый свата
Вчера прислал за мной.
Встречала, угощала.
Ушел — и сыт, и пьян.
Хлестнуло кровью алой
Из уст моих в стакан.
Наверно, так и надо,
В последний раз грешу,
Холодным ветром взгляда
В последний раз дышу.
Хоть раз бы поглядели
Вы с лаской на меня.
Считаю я недели
До гибельного дня.
(1928)
Ветхий завет
Поэты прежние грезили,
Мы, как бомбы, взрываем года.
Разве песни мои — поэзия?
В них смерть, мятеж и беда.
Сумасшедший, ты смотришь с хохотом:
Какая забавная игра!
Земля разверзается с грохотом
До пламенного ядра.
Своей ли звериной жаждой
Разрываю я нервы строф?
О, сколько в сердцах у каждого
Стихийных прошло катастроф.
Разве это романсы жгучие
И страстей декадентских бред?
Раздавили силы могучие
Наш любимый ветхий завет.
Откройте себя, не пугаясь,
Загляните на самое дно,
И поймете, что я не другая,
А такая, как вы, всё равно.
В испытаниях будьте тверже, —
К старым чувствам возврата нет.
Пусть и в песнях будет повержен
Погибающий ветхий завет.
Отреклись от Христа и Венеры,
Но иного взамен не нашли.
Мы, упрямые инженеры
Новой нежности, новой земли.
(1928)
Последний козырь
Я знавала сухие слезы:
Влаги нет, а глаза в огне.
Я бросаю последний козырь —
Иль подняться, иль сгинуть мне.
Слишком много сыграно партий —
Вечный проигрыш, вечный позор.
Я склоняюсь к последней карте.
Как преступник под острый топор.
Отойдите, друзья. С неизвестным
Я останусь с глазу на глаз.
Нужно силы последние взвесить
В этот мне предназначенный час.
Нужно выпить черную чашу.
Пусть я буду, как прежде, одна.
Запоздалая помощь ваша
Бесполезна и ненужна.
Вы — счастливцы, избравшие прозу.
Страшен песен слепой произвол.
Я бросаю последний козырь
На проклятый зеленый стол.
1928
«Какая злая лень…»
Какая злая лень,
И сердце чуть звучит.
Потонет каждый день
В нахлынувшей ночи.
И хлынет мне в глаза
Предсмертной ночи муть,
И нечего сказать,
И некого вернуть.
Смертельный холод лют,
Удушлив темный смрад.
О, если б Страшный Суд!
О, если б мрачный ад!
Нахлынет и несет
Неведомо куда,
И в посиневший рот
Вливается вода.
Забудь! О всём забудь!
Да будет персть легка.
Уж раздавила грудь
Предсмертная тоска.
1929
«За чертовой обеднею…»
За чертовой обеднею,
В адском кругу
Жалкую, последнюю
Берегу.
Кругом темнота всё гуще,
Мир слеп.
Это мой хлеб насущный,
Хлеб.
Кусок нищему дорог,
Как матери детское имя.
Быть может, придет ворог
И это отнимет.
Кроткая, некрасивая, милая,
Ты над пропастью хрупкий мост,
Ты последняя кровь в моих жилах,
Последняя неугасимая из звезд.
Израненный, с перебитым хребтом,
Затравленный зверь,
Только тебе открыт мой дом,
Верь!
Я не ожидаю благих вестей,
Всё убито, искалечено!
Храню тебя, истерзанную до костей
Кнутами мастера дел заплечных.
За чертовой обеднею,
В адском кругу
Жалкую, последнюю
Берегу.
1930
«Лирические волны, слишком поздно!..»
Лирические волны, слишком поздно!
Прощаться надо с песенной судьбой.
Я слышу рокот сладостный и грозный,
Но запоздал тревожный ваш прибой.
На скудные и жалкие вопросы
Ответы всё мучительней, все злей.
Ты, жизнь моя, испорченный набросок
Великого творения, истлей!