— Тобик! Тобик! — надрывался Алька на улице.- Саша, иди скорей! — крикнул он.- Старшкна Лавров едет…

Над озером, отдаваясь эхом от склонов сопки, разносилась песня «Славное море, священный Байкал!» Пел старшина, несколько голосов не совсем стройно вторило ему.

Из-за мыса показались лодки. Лавров неторопливо греб, толчками продвигая вперед груженую лодку. С весел блестящей пленкой стекала вода, все ближе и ближе подходили высоко поднятые осмоленные носы лодок. В них не видно было обручей и сеток, только в одной лежал темной массой невод, а в широких корзинах и прямо под скамейками везде была рыба — крупная, отборная и столько, сколько за один раз Саше никогда еще не приходилось видеть.

— Эй, пионерия! — крикнул Карп Яковлевич.- Вот она, добыча! На ваш продольник самая большая щука попала — двадцать фунтов!

Подцепив крупную щуку под жабры, Карп Яковлевич поднял ее из лодки. Пасть щуки была раскрыта; пожалуй, Алька влез бы в нее прямо «с ручками».

Лодки, шурша по песку, причалили к мосткам. На берег пришли деревенские ребята, с ними — Айно. Карп Яковлевич дал еще немного полюбоваться зубастой щукой, темными полосками и пятнами на ее спине и бросил ее в лодку.

— А как вы узнали, что двадцать фунтов? — спросил Саша.

— А вот они, весы-то, еще дед мой вешал ..- В руках у Карпа Яковлевича была большая деревянная колотушка — палка в метр длиной с деревянным шаром на конце. По всей палке чернели зарубки, возле шара болталась подвижная веревочная петля.

— Самый точный безмен! — спрыгнув в воду и вытаскивая лодку на берег, сказал Лавров.- Карп Яковлевич больше употребляет его как булаву, а тут не утерпел и щуку взвесил.

— Ну-ка, ребята,- удерживая лодку с неводом, сказал Карп Яковлевич,- просушите пока невод. Айно, покажи, где его развешивать.

Саша прыгнул в лодку, Славка за ним. Айно села на весла и оттолкнулась от мостков.

— Давай я буду грести!- предложил Саша. Он занес весло и целым дождем брызг окатил Славку. Славка взвизгнул, но Саша и не думал баловаться — грести ему приходилось не так уж часто, а тут, как и во всяком деле, требовалась сноровка.

— Давайте, ребята, я буду грести,- предложила Айно,- вы сильные, вам и развешивать будет удобнее.

Айно тихонько гребла вдоль жердей, которые тянулись через весь, залив на вбитых в дно крестовинах кольев, Саша и Славка развешивали сетку так, чтобы она не скручивалась жгутом и равномерно свисала по обе стороны — грузилами к лодке, а «кярбышками» от лодки. Кярбышками сам Лавров назвал легкие, скрученные и сплетенные из бересты поплавки, на которых очень хорошо держится верх невода.

Несколько корзин с рыбой Карп Яковлевич велел поставить в ледник, а остальную, и главное — двадцатифунтовую щуку, что попалась на «пионерский» продольник, отправил лодкой на сдаточный пункт.

Если бы они не сделали вчера вечером продольник, может быть, не было бы и этой щуки, а теперь, пожалуйста, никто не скажет, что в деревне они — только гости.

Когда невод был развешан, ребята снова отправились искать Тобика.

— Тобик! Тобик! — кричали и Саша со Славкой, и Алька, и Айно, и даже Нюра.

Но ни один человек не видел ёго сегодня,- Тобик пропал, как в воду канул.

В откинутую дверь палатки Саша наблюдал, как Шакирзянов, опустившись на колени, с красным от натуги лицом раздувает костер.

За костром, метрах в пятнадцати, виднелась излучина Черного ручья. Через ручей, прыгая с камня на камень, перебирался Слава с охапкой сучьев в руках.

У входа в палатку на освещенном солнцем полотне покачивалась игольчатая тень сосновой ветки. Сухомлинов сказал, что, как только эта тень вырастет и дотянется до другого угла палатки, он придет и потребует завтрака.

Саша с утра вычистил котелок, Шакирзянов успел где-то наловить рыбы и сейчас, никому не доверяя, варил уху. Славка подтаскивал ему дрова.

Выполнив свою долю хозяйственных работ, Саша занялся образцами минералов, которые были грудой навалены в углу палатки. Ему нравилось с видом настоящего геолога сидеть на сложенных у входа спальных мешках, заносить в тетрадь названия минералов, слушать, как потрескивают сучья в костре да, колдуя над ухой, напевает что-то протяжное и незнакомое Шакирзянов.

Третий день они работали у геологов. Сначала все здесь было ново и непривычно, а сейчас как будто уже целый месяц прошел, так знакома и понятна стала каждая вещь в палатке.

За непромокаемыми плащами, висящими на центральном столбе, там, где в углу были сложены рюкзаки и фонари для ночной работы, отдельно лежали большие и маленькие куски бурой руды — магнитного железняка, того самого, который ребята никак не могли найти. Потому-то у них со Славкой ничего не вышло с азимутами, что руда была не простая, а магнитная. Когда они засекали направление от сосны, компас показывал правильно, а как только подошли к буграм, стал показывать на главное месторождение.

— У старшины Панкратова,- сказал им Сухомлинов,- в районе Больших бугров, очевидно, «задурил» компас. Поэтому он и догадался о руде.

А насчет схемы и азимутов Сухомлинов сказал, что отец, наверное, как нашел кусок руды, так и поставил на гребень бугров веху и только потом от наволока засек по ней азимут.

Саша приблизил компас к бурому железняку,- стрелка сейчас же повернулась по направлению к руде, как будто ей и дела не было до магнитного поля земли.

То, что казалось трудным для Саши и Славки, было совсем простым для геологов. Никакие углы они не засекали, а пошли прямо к Большим буграм и по геологическому строению сопок определили, где было железо. Теперь эта магнитная руда, разгаданная и найденная, лежала перед Сашей в палатке.

За палаткой послышались сдержанные восклицания, потом громкое «тссс!..», и на освещенную стенку внизу у входа легла тень чьей-то головы. Голова повернулась в профиль, показался хвостик изогнутой кверху косички.

— Айно! — крикнул Саша и выскочил из палатки.

Действительно, у входа стояла Айно, с любопытством заглядывая в откинутую дверь. Сегодня она опять была какая-то новая.

— Айно! — Саша и сам не знал, почему он так обрадовался.

В тихом утреннем воздухе послышалось фырканье лошади, стук колес и бодрая, лихая песня.

пел Алька, и по его голосу было слышно, что он тоже не желал пощады и готов был отправиться на дно океана, только бы не сдаться врагу.

С той стороны ручья по дороге неторопливо и легко тащил знакомую телегу Серый. На телеге сидели Аграфена Петровна, Нюра и Алька, рядом шагали старшина Лавров и Цюра. Старшего лейтенанта с ними не было: оставив ребят у геологов, он в тот же день вернулся на заставу.

— А тебе хочется домой? — перебираясь вслед за Сашей через ручей, спросила Айно.

— К юбилею-то надо готовиться,- отозвался Саша.

Айно посмотрела на него так, как будто хотела еще что-то сказать, но ничего не сказала. Саша никак не мог понять, что с ней такое. Он только собрался ее об этом спросить, как их догнал Славка, и Саша решил пока не спрашивать.

— Уха готова, товарищ старшина,- сняв котелок с костра, отрапортовал Шакирзянов.

— Проверим уху, заодно и повара! — отозвался Лавров.

— А мы чайку поставим,- предложила Аграфена Петровна.- Ну-ка, ребятки, подкиньте в костер веток, а ты, Айночка, сбегай за водой!

В одну минуту Саша и Славка развели такой костер, что дым повалил столбом, а пламя поднялось с палатку высотой.

— Зачем большой огонь? Нельзя: дым далеко видно! — крикнул Шакирзянов.

— Тушите его, детки, тушите! — подхватила Аграфена Петровна и сама накрыла костер мохнатой еловой веткой. Но от сырой хвои дым повалил еще сильнее.

Перебежав вброд ручей, Лавров плеснул в огонь целое ведро воды, и только после этого костер погас.