Непокорность
Опять бедою стерты сроки
Освобожденья, и в бреду
Мы только знаем день высокий,
Как дети райские в аду.
Но не отступим мы от света:
В опустошающей тоске
Его в нас огненней примета…
И, как в пустыне на песке,
Нас гордое томится племя,
И бьется счастье так в плену,
Что мы пройдем сквозь тьму и время
В обетованную страну.
Ночью
По морю в ночь ушли морские дали,
Мерцание рыбачьего огня
Едва горит. Цикады перестали
Давно уже шуметь вокруг меня.
Вот только что здесь было голубое
Сияние на близких небесах,
Казалось мне — желание любое
Для всех лежит на солнечных весах.
И не земля виденьем обманула, —
Как сердце для борьбы она сама, —
Я услыхал среди земного гула —
Звенела ночь, как вечная зима.
Она простерлась жадной и холодной —
Стихийная, — чтоб на земле большой
Нигде бы не была душа свободной
И любящею не была душой.
«Над миром прелести природной…»
Над миром прелести природной,
Где вечность гибелью полна,
Где свищет силою голодной
Стихии темная волна,
Желанный образ человека
Мерцает знойною мечтой
Всегда — от века и до века —
В улыбке детской и простой.
И он тогда к свободе бьется
В руках трущобной суеты,
И кажется, что отзовется
На зов уверенный, как ты —
Когда взволнована ты встречей
Среди толпы, в хваленом зле,
С огромной, верной, человечьей
Душою, на чужой земле.
Улица
Вся гнойная, с разбитыми ногами,
Больная лошадь, с грыжей под хвостом
Бежит, спешит, и потными боками
В оглоблях бьется под крутым хлыстом.
Куда, куда? За что такая плата?
Извозчик, стой, довольно нам тебя! —
О, в первый раз душа моя так рада
Проклясть всю боль, безудержно любя.
Время
Тростинку посадил в чужом саду,
Не думал я, в стране чужой, случайной,
Что полюблю росток тревогой тайной
И никуда я долго не уйду.
Теперь смотрю — вот дерево цветет, —
Сияние прозрачное цветенья, —
Не распадутся ли тугие звенья,
Когда весна взволнованно пройдет.
Не ты ли, счастье? — Мне б унять тебя!
Или — лети и с миром и со мною,
Овей всю землю песенной весною, —
Страну мою особенно любя.
Каторжанка
Своему молилась богу?
Что-ж, спаслась? — Иди, иди,
Меж проклятий по острогу
В кофте, смятой на груди.
Но куда бежишь, куда ты
С окаянною судьбой? —
Вот скользит цена расплаты
Темным взглядом за тобой.
И товарищи в овраге
Одичало средь камней
Бредят о любовной влаге
Нерастраченной твоей.
И чем дальше, будет хуже:
Как растенье теплых стран —
Ты погибнешь в этой стуже,
Вспоминая ресторан —
Где тебя какой-то барин
В страшный час вином поил;
Как потом веселый парень
Бил тебя, и молча бил;
Как нежданного ребенка
Нежеланно родила;
Как сожгла его в пеленках;
Как полиция взяла,
Чтобы правдою минутной
Осудить тебя одну,
Чтоб ушла ты в пене мутной
Мертвой рыбкою ко дну.
Лубок
Удивительны и просты,
В теплой близости небес,
Тихим светом смотрят звезды
На июньский черный лес.
Среди леса на поляне —
Те же звезды, но — в очах,
То мерцающих в тумане,
То потерянных в лучах.
Силой жаркой над Сусанной —
Шепот, клятвы, и стучит
Сердце болью, болью странной;
Ей кричать бы, — не кричит.
Только руки заломила
На прохладную росу;
Пожалел чтоб — не молила
И не плакала в лесу.
Слезы были в год с весною:
Звезды тихие прошли
Над поляною лесною,
Но влюбленных не нашли.
«Осенний дождь всю ночь в окно стучал…»
Осенний дождь всю ночь в окно стучал
И лес шумел в порывах листопада;
Я спать не мог: душа всему не рада,
И с нею я как проклятый скучал.
Она не раз среди беды большой
Хотела быть и сильною и смелой,
Теперь она с улыбкой неумелой
Все кажется мне плачущей душой.
Ее, такую, в саван бы одеть.
И что она — преступница, калека,
Чтоб так молчать, чтоб так на все глядеть.
Что с ней теперь, — не верит в человека?