— Ну вот-с, — закончил Николай Егорович и откинулся в кресле, крайне довольный собой. — Какова история?

— Вы полагаете, что камень принадлежал владетелю Алжира? Но позвольте, это же просто сказка, красивая арабская легенда, причем в европейской романтической обработке, да еще с детства нам знакомая, — выпалил Воля.

— Было бы здорово, коли так, и слишком просто, впрочем, скоро специалисты прочтут надписи. — Николай Егорович вежливо улыбнулся: — Вы говорите о «Золотом петушке» Пушкина?

— Конечно!

— Что ж, я люблю эту легенду в ее первоначальном варианте и давно ее знаю. В старых легендах много истинных наблюдений. Пушкин ее заострил, упростил и обработал для нужд времени, на то и литература, кстати, он-то стащил ее из «Альгамбры» Вашингтона Ирвинга, обработал обработанное. Видите ли, вещи, на мой вкус, честнее — у них своя жизнь, чаще всего нам неведомая, оттого-то так сладко фантазировать на их счет. Что же до легенд — тут иное, они, как музыка, доступны всем, национальный колорит лишь усиливает заложенное, как пряность в блюде. Вы не заметили, к слову, параллель с «Новым платьем короля» Андерсена? Настоящий обман всегда гениален и прост, наказывается алчный, задача факира — помочь надеть красивое и желанное ярмо на дурака. Меня занимает один тривиальный факт: человек, пытаясь выдумать новое, всегда повторяет давно известное, как история, что никого ничему не учит и которую каждое поколение всегда переписывает со своей точки зрения. Есть ли тогда смысл читать написанное на вашем перстне? Куда поэтичней, согласитесь, поверить в красивую легенду, тогда сюжет сразу протягивается до наших дней, и вещь оживает.

Княжнин, не произнесший пока ни одного слова, наконец решил вступить в разговор и сразу перешел к делу:

— Что говорить, легенда красивая, но как она влияет на цену?

— Господа, господа! — Ювелир развел руками. — Какая проза. Что ж, наша жизнь — жесткая проза, как бы мы ни пытались порой ее опоэтизировать. Вы спешите, а я просто наслаждаюсь разговором с симпатичными мне людьми в надежде, что вы сумеете оценить… Да, я выбрал общение с вещами, а за созерцание прекрасного приходится платить. Те, с кем я имею дела, привыкли торговать золотым ломом. Для меня бизнес не цель, а лишь средство.

— Да-да, мы понимаем, — поспешил ввернуть Княжнин.

— Ну и отлично. Пожалуй, я не стану приглашать специалиста. Да. Хорошая идея. Пусть все останется нерешенным — для меня камень будет связан с арабской легендой, и это греет сердце коллекционера. В конце концов, любой документ можно прочитать пристрастно. Но это к слову. Я могу дать вам пять тысяч долларов США, — сказал он неожиданно и замолчал.

Воля, наученный Княжниным, сидел не шелохнувшись. Его компаньон принялся демонстративно разглядывать кофейную гущу, затем помял сигарету, долго прикуривал — тянул время. Молчал и Николай Егорович, причем лицо его лучилось, как у Деда Мороза.

— Хорошо, — наконец нарушил он тишину, — вы вправе не согласиться. Помните, — он глядел на Волю, — я объяснял вам насчет неограненных камней. Здесь случай хуже — камень испорчен резчиком. Вероятно, вы сумеете выйти на человека, собирающего печати. Допустим. Но я вижу, вам к спеху. Положим, у специалиста цена чуть поднимется. Старые камни редко бывают чистой воды, а этот сапфир и вовсе с сильными включениями, для меня он ценен своей древностью и моей, если хотите, легендой. Предлагаю по максимуму.

— Дражайший Николай Егорович, позвольте мы выйдем, буквально на минутку, нам надо посовещаться, — произнес вдруг Княжнин.

— Пожалуйста, пожалуйста, я как раз располагаю временем. — Ювелир был сама галантность. — Только выйду я, заодно помою чашки. Десять минут вас устроят?

— О да, конечно, — поблагодарил Княжнин. — Где вы его раскопали? — набросился он на Волю, когда ювелир вышел. — Это хищник большого пошиба.

— Так, случай свел, но где же обещанный торг?

— Прошу вас выслушать меня. — Княжнин, как ни странно, волновался. — Этот злодей, рядящийся под интеллектуала, не повысит цену. Ну, может, еще долларов пятьсот накинет, не больше, я хочу говорить о другом. Я не представлял себе стоимости перстня, когда шел сюда. Все дело в реликвии. Вы же не хотите, чтобы она ушла из семьи?

— Конечно, но если вы предложите выкупить камень, я не согласен, — гордо заявил Воля.

— Дело обстоит несколько иначе. — Княжнин тряхнул головой. — Мы с Татьяной собираемся пожениться. Не будем сейчас обсуждать это решение, поверьте, оно окончательное. Я выкуплю перстень, вы вручите Татьяне деньги, причем сам камень я доверяю вам: если брак не состоится, отдадите его ей или продадите и вернете мне деньги, как пожелаете. Как бы я ни старался, сейчас она камень не примет, и я ее понимаю, но по прошествии времени, когда пройдет шок… Вы хорошо меня слышите?

— Да, я слушаю.

— Это единственная возможность удержать фамильную дербетевскую реликвию. Я хочу ее сохранить и могу это сделать — сумма мне по карману. — Он утер рукой пот со лба. Княжнин искренне волновался, он не говорил, он скорее молил о помощи, что не совсем вязалось с его всегдашним сдержанным, слегка ироническим стилем.

— Свадьба — дело решенное? — переспросил Чигринцев.

— Да, клянусь всем, что мне дорого, — пылко и выспренне заявил Княжнин.

— Тогда поздравляю вас и… Я согласен.

— Благодарю, благодарю, я не сомневался в вашем сердце. — Княжнин привстал, хотел то ли расцеловать Чигринцева, то ли горячо пожать ему руку, но, натолкнувшись на ледяной взгляд, осекся и тяжело опустился в кресло, что-то неразборчиво пробормотав.

Десять минут молчания показались обоим пыткой. Наконец отворилась дверь, и, улыбающийся и мягкий, в комнату вошел Николай Егорович.

— Ну-с, до чего договорились стороны? — Подавленное настроение обоих не ускользнуло от него, взгляд ювелира сразу потвердел.

— Видите ли, уважаемый, — Княжнин, как виноватый, вызвал огонь на себя, — мы пока решили не продавать. Извините, но нам надо идти.

— Хорошо, — заметил Николай Егорович жестко, — вы, вероятно, играете в покер? — Он теперь игнорировал Волю. — Акцент, хоть и незначительный, выдает в вас русского американца. Я мог бы запросить деньги за оценку, ибо не люблю обмана, но поступлю иначе. — Жестом факира он вынул из кармана дербетевское ожерелье. — Проигрывать тоже надо достойно. Итак, вещь продается.

Несмотря на всю выдержку, Воля не сумел сдержать дрожи — ювелир, похоже, с самого начала предусмотрел такой поворот событий, Княжнин же, наоборот, показав, на что способен, явил чисто профессиональное спокойствие.

— Вы очень интересный человек, Николай Егорович, я уже говорил о вашем вкусе. Может, в дальнейшем нам будет приятно поговорить о разных древних легендах, я, поверьте, их тоже ценю. Теперь я почти удалился от дел и, заработав на хлеб насущный, позволяю себе наконец заниматься любимым пустяком — я, знаете, пишу стихи и иногда, но выбору, публикую их в разных изданиях. Но это к слову, итак: ваша цена?

— Двенадцать тысяч долларов.

Дальше разыгралась сцена торга — Чигринцев следил за ней как в тумане. Торговались с полчаса, сыпали словами, от жесткого нажима переходили к увещеваниям и почти к панибратству. В результате ожерелье было куплено за десять тысяч зеленых, причем оба дуэлянта не потеряли лица и остались довольны друг другом.

— Я, собственно, так и хотел, — признался Николай Егорович.

— Я так вас и понял, — парировал Княжнин, открыл свой деловой чемоданчик, выложил на стол десять скрепленных канцелярской скобкой банковских пачек.

Ювелир аккуратно разжал скобки, пересчитал деньги, тщательно проверил купюры, торжественно передал ожерелье Княжнину:

— Держите, оно ваше, как, я понимаю, и перстень. Рад был познакомиться, вещь или покупается, или продается, не так ли?

— Абсолютно с вами согласен, — подтвердил Княжнин, спокойно пожимая ему руку.

— Надеюсь, вы довольны, господин Чигринцев? — В голосе ювелира звенело неприкрытое торжество.