Изменить стиль страницы

Представлялось, что Кнуд молод и здоров, как бык. А в разговоре с датчанами, оказалось, что все совсем не так — он смертельно и неизлечимо болен, знает об этом и не собирается с этим считаться…

Через год с небольшим лидер датских коммунистов умер. Мне его жаль. Он был, по-моему, человеком искренним и верил в то, о чем говорил в тот день с трибуны. А говорил он тогда о том, что рабочие должны жить достойно, они должны пользоваться благами собственного труда, иметь все права цивилизованного общества — отдых, труд, свободу…

Вечером в советском посольстве был устроен прием по случаю дня рождения Черненко. Пришел и приглашенный Кнуд Есперсен. Посол СССР Н. Егорычев самолично внес в комнату огромный торт с 65-ю зажженными свечами. Юбиляр, не обладавший мощными легкими, хоть и не с первого раза, но загасил их…

Посидели, выпили, закусили, а потом вдруг оказалось, что «Красный Кнуд» знает много русских песен и прекрасно их поет по-русски. Мне потом рассказали, что Кнуд учился в Москве в существовавшей когда-то международной ленинской школе…

С именем Есперсена связана одна прелюбопытнейшая история, которую с позиции сегодняшнего дня можно трактовать по-разному — умелая бизнес-операция? Помощь одной компартии другой компартии? Или профсоюз профсоюзу друг, товарищ и брат? Не знаю! Но проживи Кнуд Есперсен чуть дольше, он стал бы обладателем собственного огромного теплохода! А наши новоявленные бизнесмены — «новые русские» — заподозрили бы его в получении огромного диллерского процента от сделки. Кнуд же действовал в интересах датских рабочих! При этом совершенно бес корыстно! Хотите верьте — хотите нет.

Вот как это произошло: в один прекрасный день советскую делегацию привезли на крупную, но «не без капиталистических трудностей» судоверфь. На «Бормайстере ог Вайне» Черненко рассказали о том, что падает капиталистическое производство, душит капиталистический кризис и наступает тот самый капиталистически-звериный оскал, который многих рабочих сделает безработными.

Профсоюзный комитет верфи совместно с рабочими коммунистами желает узнать у представителя Коммунистической партии великого СССР господина Константина Черненко, не будет ли в СССР какого-нибудь судостроительного заказчика, чтобы не сворачивать производство и не делать несчастными многие тысячи рабочих?..

Черненко близко принял к сердцу датскую боль. По приезде он лично переговорил с Леонидом Ильичом, вынес сей вопрос на Политбюро, «Бормайстер» получил заказ, рабочие — работу, и вскоре со стапелей в Дании сошли два сухогруза: «Известия» (это в честь одной московской газеты) и «Кнуд Есперсен» (в честь лидера датских коммунистов, к тому времени уже умершего).

Я часто вспоминаю эту историю. Особенно в последнее время, когда Россия тоже стала державой капиталистической. Такой капиталистической, что безработица снедает многие отрасли производства, особенно бывшие военные. Обратиться что ли за помощью к датской компартии, если она существует — пусть чего-нибудь у нас закажут… Микроскоп какой, электронный, что ли… Или лодку подводную, можно даже не ядерную — она дешевле получится! Не хотят… То-то и оно! И дело тут вовсе не в лодке — комбайн или трактор тоже не захотят, хоть делай мы их лучше всех в мире. Просто на такую помощь — «братскую пролетарскую» — сегодня никто в мире больше не способен! Ведь выгода от сделки исчислялась не в рублях, долларах или франках с кронами, а в совсем других единицах измерения — с нашей стороны, советской, хотя бы… В солидарности пролетарской, во взаимопомощи. Может, датчане и не об этом думали, но Кнуд Есперсен, наверняка об этом.

Другая поездка у Черненко в Грецию случилась. Тоже на съезд партии. Там часто случались и неофициальные беседы — к русским в Греции хорошо относились: помнили те жертвы, которые пришлось положить на алтарь свободы в борьбе с фашизмом. Греков в той войне тоже много погибло. Партизанили вовсю… Так что встречали хорошо.

В Элладе не только в залах заседали, но и с историей знакомились — храм Афины Паллады посетили, на Парфенон полюбовались. Тогда Черненко в лицо еще не знал никто, кроме ближайших сподвижников. Это и хорошо было. Бродили по местам достопримечательным без излишней суеты и толпы сопровождающих. Черненко темные очки надел, но это от солнца, а не от скрытности. Пиджаки в гостиницах все оставили, а рукава у рубашек закатали.

Смотрю я сейчас на те фотографии, где мы у Парфенона разгуливаем, и сам удивляюсь — ходим как простые туристы, а не какие-нибудь строгие официальные лица. Группа — пять человек. Одеты обычно. Невдалеке немцы прогуливаются, так по одежке или внешнему виду ничем особым от нас не отличаются. Лишь портфели в наших руках выдают некую странность… Почему мы их тогда в гостинице не оставили? Что у нас там за секреты такие были? Не помню. Ничего, кажется, не было. Просто по привычке взяли. Ну как настоящему бюрократу-аппаратчику в Греции без портфеля гулять? Никак нельзя!..

А вот поездка на Кубу в 1980-м году случилась запоминающейся — детективной, можно сказать, поездка получилась… Время тогда было не только олимпийским. В Афганистане война вовсю развернута была. Нас за эту войну весь мир, как мог, поливал хорошенько… Кроме Кубы, естественно! Та на нашей стороне была. У нее один враг на все времена — Америка. И если для Америки что-нибудь плохо, то для Кубы это самое «плохо» обязательно со знаком плюс…

И эта безоглядная поддержка СССР довела Кубу до того, что блокада острова стала еще более прочной, чем раньше. Ну очень прочная блокада — фелюга рыбацкая сквозь кордоны не проскочит.

Американские конгрессмены так и сказали: «С этого острова революция по всему миру экспортируется. Значит режим охраны надо удвоить или утроить даже… Чтобы к ним импорта товаров не было, а к нам, стало быть, экспорта революции…»

Делегаты второго съезда Компартии Кубы были взвинчены до предела, настроены не только воинственно, но и весьма решительно — они были готовы тотчас уйти со съезда и с винтовками в руках идти защищать революцию. Что в этой ситуации делать приглашенным гостям, было не очень понятно. Вставать в очередь за патронами как-то не хотелось… А ситуация, между тем, была весьма накрученной — на съезде стихийно возникло движение по созданию территориальных формирований отрядов по защите революции. По радио и просто так из уст в уста передавалась информация о готовившемся покушении на Фиделя Кастро.

Служба национальной безопасности тщательно скрывала его местопребывание. Каждую ночь он менял ночлег. А сколько у Кастро было предусмотрено на этот случай резиденций, не знал никто. Мы специально осведомлялись, но ответа не получили, так как это очень секретные данные были.

Но партийная делегация СССР не могла уехать восвояси, не повидавшись на прощание с Фиделем. Это понимали мы, это понимал он. Разговоров потом не оберешься…

Встречу нам назначили, но отъезд отчего-то все время переносили: час, еще час, еще немного, чуть позже…

Мы долго ждали сигнала, поглядывая то на хронометры, то на быстро темнеющее незнакомое небо, усыпанное острыми яркими шипами звездочек. Наконец поехали. Фары нескольких джипов освещали сперва асфальт вполне приличной трассы, потом асфальт с выбоинами, потом грунтовку, потом какую-то такую узкую тропку, что ветви кустарников хлестали по лобовым стеклам…

Остановились неожиданно. Еще не вышли из машины, как увидели, что перед нами железный забор, а вокруг машины много солдат с автоматами.

Сопровождающие долго говорили с охраной. Показывали какие-то документы. Указывали на часы. Смотрели в сторону «русских товарищей».

Нас пропустили. Машины очень медленно покатили вперед. Снова начались какие-то кусты по обочинам. Поворот, еще поворот… Наконец мы остановились у приземистого бунгало с плотно зашторенными окнами. Свет сквозь них проникал столь слабо, что трудно было нашарить ногами ступени крыльца. А фонари, даже если бы они у нашей делегации и были, зажечь, видимо, не удалось бы…

Кастро вышел навстречу. Он был в привычном зеленоватом френче с майорскими погонами, а на широченном кожаном поясе болтались сразу две кобуры с пистолетами.