История любой войны — бездонный колодец. Из него никогда не вычерпать всей правды и лжи.
Что бы сегодня ни говорилось о подобострастном отношении Грачева к Ельцину, но оно в ту предвоенную пору не настолько застило разум министра, чтобы однозначно можно было утверждать, будто Павел Сергеевич совершенно не предвидел возможных последствий войны.
Судя по его первым выступлениям на закрытых совещаниях в МО и в Совбезе, на которых обсуждалось положение на Кавказе, Грачев поначалу остерегался доводить дело до большой крови. Его осторожные, граничащие с неуверенностью в победе, намеки на нежелательность силовой акции вызвали недовольство у сторонников применения силы, среди которых самым яростным «лоббистом» такого варианта выступал Николай Егоров. Колебания министра однажды вызвали взрыв негодования Ельцина.
И только после того как президент — Верховный главнокомандующий, говоря словами одного из замов министра, «провел красную стрелу на Юг», Грачев старалася не давать и малейшего повода для того, чтобы Ельцин мог подозревать его в каких-то колебаниях. Наоборот, он изо всех сил демонстрировал волю и готовность во чтобы то ни стало выполнить задачу, поставленную Верховным.
Но теоретические желания и практические возможности военачальника только на войне так часто и далеко отстоят друг от друга. План операции, утвержденный министром, начал «сыпаться» сразу после того, как взревели двигатели танков, устремившихся в направлении Чечни…
Считанное число людей до сих пор знают о том, что однажды дело дошло до того, что президент России своим решением… отстранил Грачева от общего руководства силовой операцией.
Причем отстранение произошло в такой форме, что Грачев уже прощался и с должностью министра обороны, — Кремль вывел его из игры и министр несколько дней не имел возможности пообщаться с президентом даже по вопросам, не терпящим отлагательства…
Общее руководство операцией было возложено на вицепремьера Николая Егорова.
Грачев пребывал в панике. Чтобы восстановить свое положение, он однажды вышел на связь с командующим СКВО и упросил его явиться с ультиматумом к Егорову и заявить, что подчиняется лишь министру обороны. Генерал Митюхин не побоялся тогда подставить голову под гильотину. Он выполнил просьбу министра и объявил Егорову, что у него есть два главных начальника: президент — Верховный главнокомандующий и министр обороны. В ответ услышал:
— Я тебе этого никогда не прощу!
В тот же день Егоров доложил об ультиматуме Митюхина в Кремль. Вспыхнувший скандал обретал настолько серьезный характер, что там решили возвратить Грачева в прежний статус…
Еще в 1992 году, только-только став министром обороны,
Грачев высказался о том, как надо гасить межнациональные конфликты:
— Надо чаще встречаться. Надо приезжать, садиться за стол и говорить, обсуждать, докапываться до корней конфликта и находить общеприемлемый вариант, компромисс. Другого пути нет. Штыками, автоматами ни экономику, ни политику не наладишь. Это говорю я — человек, который всю жизнь с оружием. Удивительно, что люди, считающие себя профессиональными политиками, этого не понимают.
Президент в 1992–1994 годах примерно пять раз бывал на Кавказе. Купался в море, охотился, дегустировал вина и играл в теннис. Не нашлось времени только для того, чтобы сесть с Дудаевым за стол и договориться… Будто какая-то таинственная и злая сила разводила Ельцина и Дудаева каждый раз, когда встреча между ними уже витала в воздухе. И чем чаще это происходило, тем сильнее начинало попахивать на Юге пороховой гарью. Москве было все труднее находить общий язык с Кавказом…
СТРАННОСТИ
…Когда бываешь на Центральном командном пункте Генштаба, — получаешь возможность узнать ту правду о войне в Чечне, которая «не для всех». Там я впервые и услышал от офицеров, что наши оперативники плохо просчитали маршруты выдвижения боевой техники, из-за чего некоторые бронированные колонны залезли в болотины и застряли там (однажды просочилась информация, что один из танков провалился вместе с экипажем).
Один из моих сослуживцев как-то высказал крамольное предположение, что некоторым командирам, вероятно, самим больно хотелось загнать танки в трясину и на этом завершить свой бесславный марш на Грозный. Не исключено. Ведь наша контрразведка вместе со следователями уже занимались изучением обстоятельств странного случая в одном из селений Ингушетии. Когда там наша колонна была окружена жителями, солдаты якобы сами просили поджечь боевые машины…
Когда война «странная», и солдаты ведут себя странно.
Мне странно слышать и то, что здесь, в Генштабе, когда война уже идет полным ходом, люди яростно спорят друг с другом о ее сущности и целях. Хотя, казалось бы, какие могут тут быть дискуссии? Есть приказ и его надо безоговорочно выполнять. Те, кто так считает, в один голос твердят:
— Давить чеченов надо, давить!
Другие не соглашаются и говорят:
— Чтобы «давить» — ума не надо. Только ради чего «давить»?
Если смысл войны не понимают полковники, то что тогда говорить о солдатах?
Армия всегда оказывается в идиотском положении, если на него своевременно не имеют возможности повлиять умные люди…
ГРОЗНЫЙ
Когда власть бездарна, даже пустяковые споры вместо дипломатов начинают решать танки…
Операция началась 11 декабря 1994 года силами, равными в общей сложности примерно шести общевойсковым полкам. Их поддерживали два полка боевой авиации. Плюс подразделения ФСК и спецназа. Плюс пограничные части, стоящие по периметру региона кризиса.
На 1 января 1995 года общая численность личного состава всех силовых структур, задействованных в операции, достигла уже примерно 5 дивизий. Было почти восьмикратное превосходство над вооруженными отрядами Дудаева. А Грозный еще не взят. И это — на 21-й день операции…
Самое страшное в новогоднюю ночь в Грозном ждало тех, которые входили в него первыми. Их послали «на штурм города». А по сути — на верную смерть.
Когда командир Краснодарского корпуса генерал Константин Пуликовский вышел к Грозному, разведка доложила о странной ситуации — противник не наблюдается. Осторожный комкор долго стоял в размышлении, не решаясь входить в город. Доложил о ситуации в штаб Объединенной группировки в Моздок, где, как выяснилсь позже, полным ходом шло праздничное виночерпие. Оттуда решили покомандовать вслепую и распорядились:
— При напролом! Используй момент!
Даже с Новым годом забыли поздравить. Закуска стыла…
Пуликовский попер. В авангарде шла 131-я Майкопская бригада его корпуса.
Когда начнется разбирательство трагедии, некоторые журналисты перепутают Краснодарский корпус с Волгоградским и станут почем зря костерить генерала Льва Рохлина, который к тому времени был в совершенно ином месте и не спешил соваться в воду, не зная броду…
Когда начнется разбирательство трагедии, когда виновным командирам станет известно, что из Москвы выдвигается большая группа сотрудников Главной военной прокуратуры и военного трибунала, в бешеном темпе задним числом станут отрабатываться боевые приказы и планирующие документы.
Живые спешили списать грехи на мертвых. Живые спасались за счет мертвых. Мертвые были идеальными свидетелями и одновременно виновниками — они не умели давать показаний…
В пригороде Грозного чеченцы вывесили огромный плакат — «Дорога в ад. Добро пожаловать!»… Бог спас многих наших солдат и в этом аду. Чеченцы перебили не всех. Оставалось еще немало «воскресших из ада».
Самое страшное для высших командиров, пославших их на смерть под звон моздокских стаканов, состояло в том, что эти люди не потеряли способности говорить…
Вот свидетельства некоторых очевидцев тех событий.
Говорит командир батальона рязанского десантного полка майор Александр Холод:
— Представьте себе огромную колонну, которая в глухую темень втягивается в горловину улицы, ведущей практически неизвестно куда, в чужом незнакомом городе. Вокруг ни огонька. Карты, которые нам дали, были скверной копией с какого-то плана — не разобрать ни названий улиц, ни общегородского построения кварталов. Мы шли вслепую. Это была первая ошибка.