— Полежи так еще минутку, — попросил Тунец.

— Вообще не вопрос, — сказал Гусев, но больше себе, чем своему собеседнику.

Гусев лежал.

Наверху стреляли, кричали и умирали люди, а Гусев лежал на сыром вечнозеленом газоне и тихо про себя радовался, что его одежда пропитывается водой, а не кровью.

Мелкая человеческая радость.

Потом все кончилось. Гусеву помогли подняться на ноги, дойти до скамейки и сесть. В отдалении уже слышались полицейские сирены.

Сначала Гусева отвезли в больницу.

Сняли с него бронежилет, продемонстрировали засевшую в пластине пулю, просветили рентгеном, диагностировали перелом двух ребер, дали болеутоляющего, наложили на грудь тугую повязку и рекомендовали на время отказаться от тяжелого физического труда и чего-то другого, очень на него похожего.

На этом легкая часть закончилась.

Из больницы его привезли в полицию, где он сидел на жестком стуле, уклончиво отвечал на одни и те же задаваемые по кругу вопросы и требовал своего адвоката или хотя бы вернуть ему телефон.

Часа в четыре полицейским это надоело (Гусеву это надоело значительно раньше) и его оставили в покое. Даже в камеру не отвели, просто заперли допросную комнату и куда-то свалили.

Гусев размышлял о том, хороший это симптом или плохой, курил сигареты из смятой пачки и думал, как бы ему добраться до телефона и адвоката.

В делах общения с представителями власти Гене-Геноциду равных не было. Или были, но Гусев их пока не встречал.

Через два часа его усадили в машину и снова куда-то повезли.

В большое административное здание в центре Москвы.

Генерал Шапошников все еще был высок, худощав и суров лицом. А еще он свое суровое лицо кривил так, словно у него зубы болели.

— Садитесь, — сказал он.

Стул в кабинете генерала был куда мягче и анатомически удобнее, нежели его собрат в комнате для допросов.

— Где мой адвокат? — спросил Гусев.

— Пьет кровь из моих подчиненных, — сказал генерал.

— А где остальные мои люди?

— Ага, — сказал генерал. — Значит, теперь вы признаете, что это были ваши люди? Правильно делаете. Потому что в сказку «я просто сидел на скамейке и беседовал со старым знакомым, а потом внезапно началась стрельба» я бы все равно не поверил.

Гусев пожал плечами. Сейчас он уже не видел смысла лгать.

— Так что с ними?

— Восемь задержаны, как и вы, для выяснения обстоятельств. Трое мертвы.

Теперь уже скривился сам Гусев.

— Также четыре человека попали в категорию «попутный урон», если вас это волнует.

Гусева это волновало. Он даже не мог передать словами, как его это волновало.

И как его это все достало.

Поэтому он промолчал.

— А теперь рассказывайте, — попросил генерал. Не приказал, а именно попросил. Его, видимо, тоже все это достало. — Мне очень хочется знать, что именно не поделила ваша охрана со спецназом корпорации «Вторая жизнь», и почему этот вопрос обязательно надо было улаживать в черте города.

— Вообще-то, стрельба не планировалась, — сказал Гусев.

— А что планировалось?

— Небольшой деловой разговор.

— Вы всегда приходите на деловые разговоры в бронежилетах и под прикрытием десятка бойцов?

— Но согласитесь, идея-то была хорошая, — невесело ухмыльнулся Гусев. — И потом, не я такой. Жизнь такая. У вас тут так много оружия и вполне законных поводов пустить его в дело, что пальцы прямо чешутся на курках.

В глубине души, впрочем, не слишком глубоко, Гусев понимал привлекательность силового способа решения проблем. Можно было годами давить корпорацию ненасильственными методами, насылая на них проверки, таская по судам, ставя под сомнение ее методы и цели. А можно было просто всадить ее основателю пулю в голову.

Да, немного по-варварски, зато дешево, эффективно и здорово экономит время.

Впрочем, сам тон из беседы, вся эта экспрессия, все эти «вы никто и никакой» наводили Гусева на подозрения, что и Кац со своей стороны к цивилизованному способу ведения дел не особенно стремился. Или же его просто бесило, что полная посредственность и подопытный кролик вдруг стал угрожать его интересам и доставлять неприятности с той стороны, откуда их никогда не ждали.

Теперь-то уж и не спросишь…

— Я вот чего не понимаю, — сказал Шапошников. — Сначала корпоративный спецназ прикрывает вас, рискуя жизнями и неся потери, до кучи разнеся на куски половину двора и часть здания, причинив городу значительный материальный ущерб. А потом этот же самый спецназ и ваша охрана крошит друг друга на куски. В чем логика?

— Люди меняются, их точки зрения тоже.

— Стесняюсь спросить, и на что же у вас точки зрения не совпали?

— Боюсь, что на вопросы морально-нравственного характера, — сказал Гусев. — Это вообще довольно длинная история.

— В городе ЧП, — сказал генерал. — Два десятка убитых. Моя семья привыкла меня в такие дни к ужину не ждать, так что я никуда и не тороплюсь.

— А мне точно адвокат не положен?

— Вы не арестованы, а задержаны для выяснения обстоятельств, — сказал генерал. — И сейчас у нас не допрос, а простая беседа, по итогам которой я должен решить, что делать дальше, и сколько дальше будет допросов и прочих следственно-розыскных мероприятий. Так что адвокат вам пока не нужен.

— А потом?

— А потом разберемся.

Гусев замолчал, прикидывая, что и как ему следует рассказать. Генерал истолковал его молчание правильно.

— Я понимаю, что вам тяжело, и вы боитесь подставить кого-то из своих, поэтому облегчу вам задачу, — сказал он. — С той стороны никто не выжил, это для вас очень удачно получилось, хотя и не совсем случайно — раненых добивал контрольным в голову ваш снайпер. Отличный, к слову, снайпер, и за него уже целая команда корпоративных адвокатов вписалась… В общем, вторую точку зрения мы уже не услышим, а ваши все говорят, что начали стрелять только в ответ, а значит, пределы необходимой самообороны превышены не были. Единственное, что им может угрожать — если кому-то из них припишут нанесения «попутного ущерба» по результатам баллистической экспертизы. Но на этот случай у вас есть другой отличный криминальный адвокат, так?

— Так, — сказал Гусев.

— В целом, дела ваши не так плохи, учитывая произошедшее, — сказал генерал. — Я же просто хочу понять, чего мне ждать дальше и будет ли у этой истории продолжение.

— Не знаю, — сказал Гусев. — Наверное, не будет.

— Хорошо, если так, — сказал Шапошников. — А то я уже устал от ваших городских боев, Антон Михайлович.

— Моих? — возмутился Гусев.

— Две крупные перестрелки за последние полгода без вашего участия не обошлись.

— Я бы с огромным удовольствием в них не участвовал, — сказал Гусев. — Но так уж получилось, простите.

— Кстати об этом, — сказал Шапошников. — Я вам очень благодарен за инициативу, которую вы внесли на голосование. Свой голос отдал в первый же день.

— Спасибо, — сказал Гусев.

— Жаль, что у вас не получается.

— Я все же не теряю надежды, — сказал Гусев, и сам не понял, соврал он сейчас или нет.

— А теперь вернемся к нашим делам, — сказал генерал. — Рассказывайте.

Гусев собрался с духом и рассказал ему все.

Ну, или почти все. Кое о чем он предпочитал не распространяться. В качестве главной причины для заморозки и последовавшего за ней клонирования Гусев назвал мелкую генетическую особенность, которая показалась ученым из корпорации настолько любопытной, что они пошли на нарушение закона, соврав, что в подробности Кац не вдавался. Если генерал потом сам чего-то и накопает, пусть сам думает, что с этим дальше делать.

Когда Гусев закончил говорить, на улице уже стемнело.

— Итак, если я правильно понял, вы выяснили, что они убили вас в прошлом и предъявили им претензии, и так, слово за слово, все кончилось стрельбой, — заключил Шапошников.

— Огонь открыли не мы.

— Это я уже понял, — сказал генерал. — Да и мне, откровенно говоря, проще повесить все на мертвых, чем разбираться с вашими юристами. Но относительно попутного ущерба… тут я вам ничего обещать не могу. Если выяснится, что пули, убившие прохожих, вылетели из ваших стволов, виновный должен будет ответить.