Энлиль ускорил восстановление друга, но не сумел закончить его полностью. Отброшенная армия взбешённых существ, огрызаясь, не обращая внимания на полученные травмы, с безрассудным накалом обернулась в новой атаке.
Глава 8
Эн-уру-гал потянулся онемевшими худыми конечностями. Левая рука, покоящаяся до того под ним, затекла настолько, что валялась теперь безвольной деревянной палкой вдоль туловища. Наверное, обморок после приступа продлился дольше обычного, и последний наследник Империи только-только начинал стряхивать с себя его оставленные подарки. Ноги и руки тихонько покалывали, но шевелить ими было неприятно, немного гудела голова, и, чего уже давно не случалось с парнем, требовательно ныл желудок. Эн-уру-галу мучительно хотелось есть. Впервые ему требовалась не энергия в чистом виде, коей его поддерживал Хранитель, а именно простая пища, способная дать эту энергию.
Двигаясь наподобие механического, давно заржавевшего робота, парень немного приподнялся. В глазах ещё рябило, и Эн-уру-гал плохо различал очертания предметов в их со стариком прохладном убежище. Полузанесённая снегом башня приседала, незначительно клонясь на одну сторону и неохотно вжимаясь в острые края скрытого под полутораметровым настилом снега ледника. Пол в ней подчинялся наклону, но в остальном помещение можно было назвать удобным.
Из-за наклона Эн-уру-гал нередко падал. Он плохо контролировал свои тело и ум, а в апогее приступов и после них и подавно лишался основных навыков, превращаясь в недоразвитого, ползающего младенца. И в этот раз, очнувшись, последний наследник силился удержать равновесие, но промозглый каменный пол намеренно подкашивал трясущиеся, истончившиеся конечности.
Шаркая по каменной клади, Эн-уру-гал хрипло позвал Хранителя. Перенеся вес на ещё онемевшую руку, парень неловко повалился, увлекаемый наклоном башни. Как на скользкой горке, его медленно снесло к противоположной стене. Удар смягчило что-то мягкое и большое. Эн-уру-гал облокотился на спасший его от столкновения с камнем тюфяк и лишь сейчас нащупал на нём знакомой грубости ткань.
Онемелыми пальцами потерев глаза и зажмурившись пару раз, бывший телохранитель мутным взором оглядывал комнату.
– Хранитель! – наследник узнал в скрюченном тюфяке старика.
Рядом с ним, в нелепой позе, прислонившись к покрытой налётом инея стене, лежал Дильмун, и сам он казался таким же окоченевшим и каменным, как и интерьер морозной башни.
Эн-уру-гал аккуратно потряс того за плечи, но старик не реагировал. От него веяло холодом и болью. Хранитель практически не использовал свои способности для поддержания собственной жизни и жизни наследника, вот отчего Эн-уру-галу так хотелось есть, а его слабое и измотанное приступами тело ныло, сильно мёрзло и немело больше обычного.
Превозмогая усталость и судороги, парень потащил старика на себя. Не поднимаясь, он медленно отволок Дильмуна к его кровати – сухому настилу из найденных в башне тряпок. Свет в башню попадал из маленькой, размером с кирпич, бойницы. Окон в трапециевидном помещении не было, и Эн-уру-гал щурился, стараясь определить состояние старика. Дышал Дильмун надрывно, с хрипловатым свистом в лёгких, его кожа покрылась трещинками и серостью, сам он прибавил в своём облике ещё одно тысячелетие, но кроме неестественной приобретённой старости и дряхлости Эн-уру-гал так и не нащупал никаких повреждений.
Помня запрет Хранителя на использование своих способностей, последний наследник терзался сомнением. Остатки энергии его Владыки коренились в самых глубинах разума парня и ещё могли щедро взбаламутить ему голову, но они же могли и исцелить старика. Впрочем, что таить от себя, Эн-уру-гал это чувствовал, он хотел этой силы, тянулся к ней мыслями в припадке, во сне и наяву, и даже в коротких мгновениях, кажущимися ему свободными от чужого влияния, он думал об изгоняемой из себя власти. Но теперь случай давал ему возможность вновь ощутить эту власть. Бывшего телохранителя изводила его совесть: Дильмун умирал, что Эн-уру-гал понимал и без чужой энергии, но не желание помочь старику разрывало парня, а желание испробовать остатки своей власти во время этой помощи.
Его пальцы непроизвольно тянулись к забившемуся в мрачном сне Хранителю. Эн-уру-гал одёргивал себя от своей же силы, но искушение находило новые пути к его несговорчивой до сего момента воле. Теперь искушение становилось игриво мягким и нетребовательным, удобным, как лёгкая прохлада в жаркий день, как незаметный ветерок, такой желанный и при этом незначительный. Назойливость, боль и угрозы, коими его травила ускользающая в никуда энергия темноты, он уже приспособился отметать, но власть умела принимать и другие обличия. Мысли наследника становились тёплыми и уютными, в них всё меньше уделялось места для сомнений и совести. Бархат спокойствия, шёлк нежности, тонкие кружева коротких обманчивых фраз звучали в мыслях парня. Лживые убеждения и торги велись на этом старом, как сама жизнь, языке искушения, сдобренного умело прикрытыми словами, теряющими свой первоначальный смысл. И Эн-уру-гал не ощущал, как последние рычаги Владыки натягиваются в его сознании, как сам он словно пёс, чью пасть крепче сжимают намордником, готов следовать невесть откуда взявшимся лжепричинам, понятным причинам, не требующим долгих размышлений. Такая причина находилась всего на расстоянии вытянутой руки от него.
Ещё не понимая дальнейших действий, Эн-уру-гал с жадностью придвинулся к Хранителю, обхватывая его голову ладонями. Мизерные остатки той власти, что была дана ему в темноте пустынной ночи Цесны, сейчас просыпались в нём с гневом затихшего смерча. Последний наследник крепко сцепил трясущиеся губы. Его заполонила дрожь и упоение от всколыхнувшихся вихрей внутри. Гниющая власть, въевшаяся в сердцевину генетического кода, гадюкой выползала из своего укрытия, вилась по тонким венам, впрыскивала в каждую клетку свой пагубный яд энергии, пока не обросла уютным клубком вокруг сердца и души парня.
Эн-уру-гал отёр горящий лоб. В движениях возрождалась уверенность и юношеская ловкость. Без усилия парень перевернул старика лицом вверх. Его пальцы поспешно вернулись на голову Хранителя и окружающие краски померкли. Голодный, ослабленный, но ещё действенный ум наследника кольцами дыма спускался в сознании старика. Эн-уру-гал рыскал в теле и сущности Хранителя и кругом натыкался на невидимые внутренние травмы. Дильмун исчезал изнутри, разъедался в гниении этих обширных увечий. Язвы покрывали его покромсанную душу и убивали теряющее жизнь тело. Их было так много, что вонь от них, призрачная вонь, начинала действовать и на самого наследника, отупляя, щекоча нервы, вызывая тошноту. Но долгая тоска по власти стёрла с Эн-уру-гала любую брезгливость и заторможенность. Отбросив все второстепенные позывы и мысли, бывший телохранитель принялся за исцеление. Короткая пауза отделяла его от действия. До всего происходящего Эн-уру-гал лишь поверхностно окунался в прежнего себя, но теперь ему требовалась вся оставшаяся в нём сила. И в этом случае его совесть быстро урегулировала договоренность с умом. Спровадив последние сомнения, Эн-уру-гал подчинился плачевным залежам чужой энергии в себе.
Сила служила ему. Она струилась с его одеревенелой души, управляемая разумом в его хаотичном беспорядке. Энергия внедрялась в Хранителя и тонкой тканью покрывала его боль. Огромные широкие язвы скрывались под толщами целительной материи. Эн-уру-гал видел, как постепенно восстанавливается плоть старика, а его душа латает глубокие раны. Оставалась самая малость. Парень не прекращал ни на секунду, всё больше погружаясь в процесс. Но его мысли коснулись очередной язвы, и всё оборвалось.
Эн-уру-гал взвыл от неожиданного болезненного удара. Вся его энергия устремилась в одно место, и он опять попытался прикрыть распухшую язву души. Его обдало убийственной силы жаром, словно превращая в средоточие боли Хранителя, вгоняя в самую глубь гноящейся раны и выталкивая обратно. Наследник вжался в каменную кладь позади себя. Разум парня стыдливо убегал от застонавшего старика, опасаясь оглядываться. Краем глаза Эн-уру-гал разглядел, как необычная язва увеличивается в размере, перекидываясь на непоражённые участки, как недавно зажившие раны вновь обнажаются и прорастают сухими корнями глубже в тело и душу старика.