Изабелла. И это все?

Пьер. Да, сударыня.

Изабелла. Глупая история! Кто ее сочинил?

Пьер (в смущении). Не знаю.

Изабелла. Правда, от фаблио особого глубокомыслия ожидать не приходится, но все же есть границы, которых не следовало бы переступать. У кого хватит дерзости сказать, что знатная дама может полюбить мужика? Это все равно, что утверждать, будто орел может полюбить сову.

Пьер. Так вы полагаете, что это невозможно?

Изабелла. Конечно, всякий может отвечать только за себя, но я думаю, что даже самому красивому мужчине во Франции, самому сильному бойцу, убей он даже целых десять тысяч турок, вырви он меня из рук сарацин или из когтей Люцифера, если только он мужик, не дождаться от меня другого чувства, кроме признательности.

Пьер (со вздохом). Я боюсь надоесть вам, сударыня, я лучше уйду.

Изабелла. Постой, дай мне книгу с этими чудными фаблио.

Пьер (в замешательстве). Книгу?

Изабелла. Да.

Пьер. Сударыня... но...

Изабелла. Дай мне ее. Я требую. Отчего ты смутился?

Пьер (протягивая ей книгу). Сударыня... в моей книге этого нет. Я только делал вид, что читаю, я рассказал вам одну старинную хронику, которая пришла мне на память.

Изабелла (перелистывая книгу). Однако у вас отличная память... Что это? «Тридцать мер овса... солома на подстилку...»

Пьер. В эту книгу я записываю расходы по конюшне.

Изабелла. А вот, кажется, стихи...

Пьер. Ах, сударыня! Не читайте их!

Изабелла (читает, улыбаясь). «Красавице из красавиц, знатной и могущественной даме...» (Внезапно умолкает.)

Пьер (в сторону). Я погиб!

Изабелла (прочитав, ледяным тоном). Вы и стихи сочиняете? Теперь мне понятны ваши фаблио... Пьер! Вы не знаете, что произошло с конюшим графини Бланш де Рамель?

Пьер. Нет, сударыня...

Изабелла. Сходите в Лан... и вы увидите его голову в клетке, над воротами святого Иакова. Марион! Принеси мою шкатулку. (Открывает шкатулку и вынимает из нее деньги.) Пьер! Вот вам двадцать флоринов, снимите вашу ливрею. Я отпускаю вас на волю. Уходите отсюда!

Пьер (на коленях). Сударыня... ради бога... велите лучше убить меня!

Изабелла. Без всяких разговоров! Повиновение — долг вассала! Уходите!

Марион. Что это значит, сударыня?

Изабелла. Оставьте меня в покое!.. Какая неслыханная дерзость!.. Должно быть, я вела себя очень легкомысленно, если презренный... Какое унижение!.. Я готова заплакать от бешенства!

Марион. Сударыня!.. Неужели Пьер... влюбился в вас?

Изабелла. Замолчите, дерзкая девчонка! Вы меня окончательно выведете из себя. Ступайте и, если вы дорожите своей шкурой, никогда не заговаривайте о том, что сейчас слышали.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Брат Жан (один). Назначенный час миновал. На это отродье нельзя полагаться. Боюсь, не зря ли я в это дело впутался. Уж не ослепила ли меня жажда мести? Чу! Шаги... Кто идет?

Оборотень. Дьявол, который молится по четкам.

Брат Жан. Это Франк.

Оборотень (замогильным голосом). Франка уже нет на свете.

Брат Жан. Ну, полно, атаман! Прибереги свои россказни для других. Ты думаешь напугать меня волчьей шкурой? Не больно-то ты храбр, как я вижу, раз вооружился до зубов, идя на свидание с монахом.

Оборотень. Если мое оружие пугает вас, отец, я его брошу. Но я не причиню вам никакого зла.

Брат Жан. Нет, оставайся при нем. Давай поговорим о деле. Что тебя заставило избрать тот образ жизни, который ты ведешь?

Оборотень. Черт возьми! Почему вы спрашиваете о том, что знаете не хуже меня?

Брат Жан. Говорят, ты ушел в лес, чтобы мстить.

Оборотень. Да, я поклялся в смертельной ненависти к сеньорам.

Брат Жан. Значит, враги сеньоров должны быть твоими друзьями?

Оборотень. Ну да, клянусь дьяволом! Но к чему вы клоните речь?

Брат Жан. Значит, если б нашлись молодцы и вздумали сыграть с господами шутку, ты бы охотно стал на их сторону?

Оборотень. Стоит ли об этом спрашивать!

Брат Жан. Так вот, сын мой, здешнему люду опротивело, что сеньоры угнетают и грабят его, и он решил восстать и отделаться от них раз и навсегда.

Оборотень. И это говорите мне вы?

Брат Жан. Да, я! Я тоже хочу отомстить.

Оборотень. Хорошо, отец. Но только не доверяйтесь здешнему народу. Это трусы — они бледнеют при виде золоченых шпор. Идите лучше к нам в леса, там вы найдете храбрецов.

Брат Жан. Ты же знаешь: трус, доведенный до отчаяния, становится героем. Запри кошку в комнате и бей ее плетью — три удара она еще снесет, а на четвертом вцепится тебе в глаза.

Оборотень. Хорошо. Но кто они, эти молодцы?

Брат Жан. Моран, Симон, Гайон...

Оборотень. Да, это коты, которых надо стегать плетью, чтобы заставить драться, и сильно стегать.

Брат Жан. Бартельми...

Оборотень. У этого хватит смелости.

Брат Жан. Тома из Жене и много других. Я готов поручиться за всех мужиков на две мили в округе. Я рассчитываю также на Пьера, конюшего Изабеллы д'Апремон.

Оборотень. Бездельник, который гордится тем, что обучен грамоте, и тем, что Жильбер подарил ему новую ливрею с гербами! Не ждите ничего путного от раба.

Брат Жан. Он славный малый, поверь мне. Он может быть нам полезен. В его руках все ключи замка.

Оборотень. Вы ничего не сказали о Рено.

Брат Жан. Рено пока не хочет примкнуть к нам. Со дня смерти сестры он ни во что не вмешивается. Он целыми днями, закрыв руками лицо, о чем-то думает. Боюсь, не сошел бы он с ума.

Оборотень. Надо бы залучить его.

Брат Жан. Чуть только свистнет первая стрела, Рено будет с нами. Много ль у тебя народу?

Оборотень. Семьдесят два человека всего-навсего, но каждый стоит десятка ваших. Это сущие дьяволы.

Брат Жан. Я полагаюсь на твой выбор. Значит, Франк, друг мой, ты теперь наш. Но для большей верности присягни на этом распятии.

Оборотень (пятясь). Ну, ну, отец! Я больше не клянусь распятием. Какой я к черту христианин?

Брат Жан. Как! Что ты сказал, негодяй?

Оборотень. Да пусть сожжет меня антонов огонь, я больше не верю в то, во что верят сеньоры. Только пресвятой деве я еще поклоняюсь[52].

Брат Жан. Хоть этим утешил. Мне теперь некогда наставлять тебя на путь истины. Дай мне слово и поклянись чем хочешь.

Оборотень. Вот вам моя рука, дайте вашу. Эта клятва стоит всякой другой, не правда ли?

Брат Жан. Я тебе верю. Ты скоро обо мне услышишь, а потом я приду с моими друзьями к вам в лес держать совет.

Оборотень. Всегда к вашим услугам. Прощайте!

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Пьер (один, в крестьянском платье). Мне хочется еще раз взглянуть на эти старые башни!.. Я мужик, она знатная дама! Безумец! Как я мог вообразить?.. Как смел поднять глаза на ту, чьей руки добиваются самые могущественные бароны?.. А ее слова — они еще звучат в моих ушах... я принимал их за слова любви... Она говорила со мной, как могла бы говорить со своей собачонкой... А кошелек... она дала мне его только потому, что в нем было золото... И если мое присутствие не стесняло ее, хотя она покраснела бы, оказавшись наедине с дворянином[53], то лишь потому, что в ее глазах я что-то вроде животного... Я для нее меньше, чем собака... я мужик... Ах, это слово жжет мне сердце!.. Я хотел бы стереть с лица земли всех, кто носит золоченые шпоры. А барон де Монтрёйль! Проклятие! Счастливец! Небо осыпало его своими милостями! Он знатен... Он будет ее мужем... Он дворянин, рыцарь, у него родовое знамя, а я — я мужик... Он дворянин... Но я покрепче его держусь в седле, и если бы мы устремились друг на друга с копьями наперевес, то я сумел бы всадить ему копье под забрало[54]. На турнире он имеет право сражаться, чтобы быть вышибленным из седла, а мне — мне отказано даже в праве побеждать[55]. Он — Монтрёйль! Вот так рыцарь! Не умеет ни читать, ни писать, знает толк в лошадях и больше ни в чем... А я владею искусством трубадуров, но я — мужик! Силы небесные! Почему он не стоит сейчас передо мной?