Вопросов опять слишком много.

Чтобы пальцы согрелись, я растираю ладонями плечи. Я нашел это место, и на сегодня с охотой можно заканчивать. Где бы ни жил Кукольник на самом деле, он сейчас здесь, и, так или иначе, это зацепка. Теперь надо записать все в блокнот – все до последней детали, пока я еще помню.

Решить, что делать дальше, я смогу, когда вернусь в бассейн и свернусь у себя в гнезде.

Я пытаюсь убедить себя, что сегодняшней ночью сдвинулся с мертвой точки. Это хорошо. Уже что-то. Но удовлетворение не длится и десяти секунд. Закрыв глаза, я вижу лицо Дашиэля. Я не позволю себе забыть.

Исписав полторы страницы, я выползаю из-под лестницы и ухожу той же дорогой, которой пришел. Вжимаю голову в плечи, защищаясь от натиска ветра, который свищет вокруг меня, пока я иду через парк, и засовываю руки поглубже в карманы, отогревая онемевшие пальцы.

Это странно, но хотя я просто иду, какая-то частичка меня с визгом и хохотом несется сквозь темноту.

Глава 11

Девочки, вываливающиеся из машин

Некоторое время спустя, когда я стою в тени через дорогу от места, где недавно наткнулся на Дитера, метрах в двадцати от меня внезапно притормаживает автомобиль. Дверца распахивается, и кто-то мешком вываливается из нее на дорогу, после чего машина срывается с места и мимо меня уносится вдаль. Все происходит так быстро, что я не успеваю рассмотреть регистрационный номер. Стекла тонированные, кто за рулем – тоже не видно.

Мое сердце гулко стучит – и не в хорошем смысле. Кем бы ни был тот, кто упал на дорогу, он еще там, но я вижу, что фигура теперь садится, шевелится. Из темноты выбегает вторая фигура и опускается на корточки рядом с первой. Я с изумлением понимаю, что это Донна. Не выпуская из рук своих шпилек, она обнимает девочку, которая сидит на земле. Я, в общем, уверен, что это девочка, но ведь я уже ошибался. Я ускоряю шаг.

Выходя из тени, я поднимаю руку в своего рода приветственном жесте, чтоб они не подумали, будто к ним подкрадывается какой-то очередной извращенец. Но они не замечают меня. Девочка плачет – ее туфли валяются на дороге, сверкающий топ разорван, – а Донна занята тем, что шепчет ей на ухо какие-то успокаивающие слова и пытается увести ее на тротуар. Когда Донна наклоняется, у нее становится виден лифчик. Платье на ней мерцает, словно сотканное из паутины и капель дождя.

– Донна? – Я думаю, может, мне вообще не стоило заговаривать? Наверное, было бы лучше еще ненадолго остаться в тени. Я не собираюсь бросать их одних, просто иногда людям не хочется, чтобы в таком состоянии их видели чужие глаза.

Они оборачиваются ко мне. И пусть девочка плачет, и на щеках у нее разводы мейкапа, мне видно, как ярко она блестит.

– Привет! – говорит Донна с улыбкой, которая выглядит так, словно причиняет ей боль. – Можешь помочь?

Я делаю шаг вперед и, пока нет машин, наклоняюсь, чтобы подобрать с середины дороги слетевшие с девочки туфли. Они серебристые и почти невесомые. Очень красивые.

– В смысле, ты можешь подойти сюда и помочь мне поднять ее? – Улыбка Донны с каждой секундой становится все напряженной.

Я нагибаюсь и, чувствуя себя неловко, как никогда, обнимаю девочку за спину. Вместе с Донной, которая поддерживает ее с другой стороны, мы поднимаем ее на ноги. Она, вся обмякшая, ничем нам не помогает. Мы проходим немного до автобусной остановки. Пытаемся усадить девочку на сиденье, но она соскальзывает на землю.

– Ты же видел, что случилось, ведь так? – спрашивает меня Донна.

Я киваю. Девочка держится за голову. Волосы у нее, как у Мики – очень светлые и мягкие с виду. Я сажусь возле нее на холодную землю.

– Не запомнил, какая была машина?

Я пожимаю плечами. Достаю блокнот и, подумав с минуту, записываю все, что получается вспомнить. Донна нажимает на телефоне три кнопки и подносит его к лицу.

– Алло, полиция?

– Что ты делаешь? – негромко спрашивает девочка рядом со мной.

При упоминании полиции моя грудь привычно сжимается. В голове начинают мелькать картинки-воспоминания – вспышки мигалок, полицейские с их сдержанными улыбками и блокнотами, более опрятными и размером меньше, чем мой, Дашиэль и то, как он танцевал под дождем, закрыв глаза, запрокинув голову, в тот последний раз, когда я его видел.

– Да, это срочно, – говорит в трубку Донна. – Я хочу заявить о нападении.

Со скоростью молнии девочка вскакивает на ноги и выхватывает у нее телефон.

– Нет, – говорит она, тяжело дыша, и трясет головой. Большим пальцем прерывает звонок. – Нет-нет-нет-нет. – У нее дрожат руки.

– Ты рехнулась, блин? – Донна, кажется, в ярости. – Тебя на ходу выкидывают из машины со связанными руками и порванным топом, ты плачешь, а еще здесь завелся какой-то больной урод, убивающий проституток… и при этом ты не хочешь, чтобы я звонила в полицию?

До этого момента я предполагал, что они знакомы. Теперь же, когда они стоят и оглядывают друг дружку, я понимаю, что это не так.

– Дай сюда телефон, – цедит Донна сквозь зубы.

Я убираю блокнот и встаю. Мне не нравится, когда люди спорят. Атмосфера полна теней, и я ощущаю себя так, словно потерялся в открытом море.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я через силу девочку, от которой исходит блеск. Из-за нее мое сердце не начинает биться быстрее, но она хорошенькая – даже несмотря на потекший мейкап, – и одного этого оказывается достаточно, чтобы я оробел.

Она отворачивается от Донны и перед ответом поднимает взгляд на меня.

– Давина, но все зовут меня Винни.

Она кладет телефон Донне в руку.

– Спасибо, – бормочет Донна вполголоса.

– А тебя как зовут? – спрашивает меня Винни. Ее еще немного подтрясывает, но мне видно: она рада, что мы больше не говорим о полиции. Убийственного взгляда Донны она старательно избегает.

– Локи, – отвечаю я.

У меня начинает пощипывать кожу под пристальным взглядом Донны. Она знает, что я никакой не Локи, однако не вмешивается.

– Как в том кино? Где у одного героя был молот?

– Типа того, – отвечаю я тихо.

– Он же был плохим парнем, разве нет? – Винни, разглядывая меня, обнимает себя за плечи, и у меня сразу возникает чувство, будто мы играем в игру.

– Просто непонятым.

– О, я знаю кучу непонятых типов. В основном они оказываются плохими парнями. – Винни рассеянно потирает свои запястья. Они красные и воспалившиеся на вид. Потом делает долгий, дрожащий вдох и заправляет волосы за уши.

– Если они сами внушают тебе, что непонятые, то скорее всего они и правда плохие парни. – Я изо всех сил сосредотачиваюсь, чтобы верно сформулировать свою мысль. – Люди, которых на самом деле не понимают, вряд ли хотят, чтобы другие заостряли на этом внимание.

Винни приподнимает бровь. Я наблюдаю за нею сквозь волосы.

– Ты тоже непонятый? А то мне не кажется, что ты плохой парень. – Она склоняет голову набок.

– Я охочусь на них. На плохих парней. На акул.

Я понятия не имею, что делаю. Я не знаю правил этой игры. Впрочем, мы, вроде, оба выигрываем.

– По-настоящему? Да ты сумасшедший. – Винни улыбается – широко, ослепительно.

Краем глаза я вижу, что и Донна заулыбалась. Их улыбки – как гелий, и я становлюсь легче воздуха.

Винни заглядывает под мои волосы.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать. – Обычно я не бываю таким откровенным, но меня переполняет такая легкость, что я почти воспаряю ввысь.

– Что случилось с твоим лицом?

И я моментально возвращаюсь на землю. Ощущение счастья проходит. Игра проиграна.

Я пожимаю плечом.

– Я не помню.

Другого ответа я никогда не даю.

***

Мы провожаем Винни до пансиона, где она снимает жилье. Это внушительных размеров здание из красного кирпича. Винни говорит, раньше оно было корпусом психбольницы. Здание находится на противоположной стороне того самого парка, где сегодня я преследовал Кукольника.