На дорогах катастрофа, и я не помню, выглядел ли наш город когда-нибудь так ужасно.

— Это очень плохо, — говорит Джегз.

— Да, — вздыхаю я. — Согласна.

— Ты не возражаешь, если мы заскочим в мастерскую ненадолго? Нужно бросить эту машину там и пересесть в мою. Потом я отвезу тебя обратно к Кэли и Танго, — говорит он.

Я снова осматриваю себя. Честно говоря, мой внешний вид оставляет желать лучшего, но Джегз только что спас мне жизнь, поэтому не стоит спорить.

— Конечно. Делай, что считаешь нужным, — говорю я, расчесывая пальцами свои волосы, покрытые грязью.

— Потом мы позвоним в страховую компанию и потребуем компенсацию ущерба за твою машину, хорошо? — я даже не знаю, о чем он говорит. Мне никогда прежде не приходилось требовать компенсацию от кого-либо. Полагаю, что мне очень везло до этого случая. — Ты знаешь, какая у тебя страховая компания?

— Да, это «Тоун Мьютел».

Я не могу сосредоточиться сейчас на страховке. Этот ураган похож на глазурь на торте: последний слой, который я уже не могу переварить. Моя жизнь официально перевернута с ног на голову и вывернута наизнанку, и от этого грудь сдавливает с каждой минутой все сильнее. Я ощущала это чувство удушающей боли много раз в течение моей жизни. Мне всегда говорили, что я должна выйти из своей зоны комфорта, подсказывали, что и когда делать. Мне постоянно твердили, что я должна делать то, что должна, а не то, что хочу. Я чувствую этот поводок, затянутый вокруг моей шеи, в течение слишком долгого времени, и сейчас мне хочется разорвать его.

Мы подъезжаем к автомастерской в центре города, и Джегз паркуется позади здания. Я опускаю вниз козырек и смотрю в зеркало на то, чего не хочу видеть. Макияж расплылся вниз по моим щекам, а волосы превратились в один гигантский узел. Вытираю косметику с лица и поднимаю козырек обратно вверх, чтобы больше не наблюдать в нем свое страшное отражение.

Джегз выходит из машины, обходит ее вокруг, чтобы открыть мою дверь, когда я уже отстегнула ремень безопасности.

— Ты и двери открываешь? — шучу я.

— Только для хорошеньких девушек, ну, и для Танго, — он предлагает мне руку, и я, не колеблясь, принимаю ее. — Не похоже, что эта часть города пострадала так же сильно, как и то место, где ты умудрилась сломаться.

Я как всегда удачлива.

Моя рука инстинктивно напрягается в его руке, когда мы направляемся в магазин при мастерской. Это небольшое здание, и внутри никого нет. Джегз осматривает мастерскую, потом тянет меня вперед, где мы и находим женщину, лежащую под одной из находящихся здесь машин. По крайней мере, я думаю, что это женщина. Ее ноги слишком стройные, чтобы быть мужскими.

— Бэмби, — зовет Джегз.

О, это она. Бэмби. Кто назвал свою дочь Бэмби? Похоже, ее родители хотели, чтобы она стала стриптизершей.

Она выскальзывает из-под автомобиля, и я вижу идеальный стройный силуэт и темные взъерошенные волосы, собранные в неряшливый узел на макушке. Она великолепна, и она залезла под машину. Разве это не мечта любого мужчины?

— Все в порядке с твоим другом... — начинает она, но потом замечает меня.

— Ее машина разбита в хлам, — говорит он ей. — Есть еще побитые машины здесь?

— Пара кузовных проблем, но ничего серьезного. Нам еще повезло. А что случилось с вашей машиной? — спрашивает она меня.

— Я угодила в кювет, — говорю я ей. Мои слова звучат немного кротко в присутствии этих двух доминирующих личностей.

Вытерев руки об тряпку, Бэмби шагает по направлению к нам и выходит на солнце, которое вдруг решило обрадовать нас своим появлением после того, как все это время пряталось за тучами. Взглянув на нее при свете, я внезапно испытываю шок. Ого. Что могло случиться с ней? Я стараюсь изо всех сил отвести взгляд от этих шрамов, но это очень трудно сделать — не смотреть на человека, который с тобой разговаривает. Это так глупо — пялиться на чьи-то недостатки. Она кажется довольно уверенной, хотя, как бы ей ни было наплевать на свои шрамы, я в любом случае чувствую себя дурой, думая о ней плохо.

— Где? — спрашивает она.

— На 37 шоссе, рядом с поворотом на Кэндлвуд.

— Почему бы вам не отбуксировать ее сюда, чтобы мы могли проверить? — так мило с ее стороны предложить свою помощь. Я замечаю, что она улыбается, спрашивая меня, но только одной половиной лица. Похоже, что другая сторона лица не функционирует из-за полученных увечий. Бедняга.

— Вы уверены? — спрашиваю я.

— Конечно, — она протягивает мне руку для приветствия. Ее руки покрыты засохшим маслом, но я не в состоянии думать об этом, потому что мои руки, возможно, еще грязнее.

— Я — Саша, — говорю я, пожимая ее руку.

— Грета, — говорит она. — Приятно познакомиться с вами.

Грета? То есть не Бэмби?

— Грета, — говорит Джегз сквозь смех.

— О, — говорит Грета. — Джегз немного запутался, не обращай на него внимания. Когда выбирает случайных женщин в барах, он предпочитает давать им такое имя, которое хотел бы выкрикивать в постели в ту же ночь. Когда он потерпел неудачу, у него уже не было шанса узнать мое настоящее имя.

Я анализирую ее слова в течение минуты и решаю уйти отсюда, но почему-то не могу этого сделать. Однозначно, для меня эта новость о его похождениях по барам не стала сюрпризом. Он не скрывал свою репутацию, когда мы разговаривали, и я даже знаю, что он пытался подцепить Грету в баре. Но почему же он пытался подцепить ее, если они были знакомы раньше, и почему он не знал ее имени. Мне ничего не понятно.

— Джегз говорил, что вы, ребята, были знакомы в прошлом, прежде чем столкнулись друг с другом в баре в ту ночь, — говорю я, будучи немного более дерзкой, чем обычно, но мое любопытство опережает слова и мысли.

Грета смотрит на Джегза. Она сверлит его прищуренными глазами в течение нескольких секунд.

— Мы встречались и раньше, но я не уверена, что это можно назвать нашим прошлым. Он даже не знал моего имени.

Это заставляет меня задаться вопросом, спали ли они раньше. Если Джегз придумывает имена женщинам, с которыми он, по-видимому, спит, тогда все сходится.

— Так, — говорит Джегз, прерывая наш разговор. — У меня есть номер твоей страховой компании. Почему бы тебе не рассказать им, что случилось, а я пока вызову эвакуатор?

Я беру телефон из рук Джегза и иду обратно внутрь мастерской, чтобы быть подальше от шума. Почему я ничего не могу с собой поделать и со своего места наблюдаю за ними двумя — как они общаются, и эта ухмылка на лице Джегза, когда она что-то говорит ему с гримасой на лице? Я не должна была связываться с кем-то, вроде него, вот почему. Сколько причин мне нужно придумать, чтобы держаться подальше от таких? Знаю, что я выше этого. А сегодня поцеловала его. И он действительно хорошо целуется. Это никуда не годится. Мои губы не позволят мне забыть об этом еще очень долго.

На линии играет музыка, похожая на саундтрек к происходящему на улице. Они оба улыбаются друг другу, и это отдается у меня болью где-то в районе желудка, но я не знаю, почему. Я определенно не страдаю ревностью. Мы с Джегзом не вместе, и у меня нет никакого права чувствовать что-либо вообще, наблюдая, как он общается с другой женщиной — красивой женщиной, которая вызывает доверие и, вероятно, ругается плохими словами. Она, совершенно точно, очень красива, и это мне не нравится.

Женщина на другом конце линии, наконец, отвечает на мой вызов и задает мне миллион вопросов, но я не слышу ни одного из них. Когда Грета игриво бьет Джегза по груди, я заставляю себя отвернуться и сосредоточиться на разговоре и многочисленных вопросах, которые сыплются на меня. Стараюсь отвечать на все, но даже не знаю, какой пробег у моей машины, или в каком году я купила ее. Сейчас мой мозг отказывается думать.

— Они пришлют эвакуатор прямо сейчас, — говорит Джегз, проходя через переднюю дверь. Я поднимаю палец вверх, прося его подождать минуту, пока страховой агент объясняет очень сложный для меня процесс их работы.