Мезенцев мельком взглянул на протянутое пиво, взял, протирая пальцем конденсат с горлышка.
- Господа не пьют "Клинское"? - усмехнулся он, сделав один глоток средней величины.
Пиво нежным, густым потоком омыло горло, слегка ударив в нос.
- Когда это наш генерал опускался до простых смертных, - ответил Михаил, разом осушив половину бутылки аналогичного.
- Много не пей, - заметил Мезенцев. - Нам еще работать.
- Мне похмелье не грозит, - махнул рукой Кондратьев. - Сам же знаешь, что меня эта напасть не берет.
Псионик лишь качнул головой. Кондратьев вовсе не хвастался, а говорил правду. Суперсолдат мог разом выпить бутылку водки, а потом всадить весь магазин АК в десятку со ста метров, причем сделать это как стоя, так и лежа, и без специальных оптических приспособлений, облегчающих жизнь стрелку.
- Никак в толк не возьму, как тем, кто с тобой работал, удалось создать такой крепкий организм. - Мезенцев решил, что пришла пора перевернуть шампуры, и сейчас активно этим занимался, не забывая поливать мясо вином. Для этого дела Петр Григорьевич не пожалел эксклюзивную бутылку французского сухого, урожая бог знает какого года. Эксклюзив, конечно, эксклюзивом, но на вкус Григория вино было кислым и совсем не вкусным. Впрочем, парень никогда не считал себя великим знатоком вина. Невеликим, впрочем, тоже. - Ты уверен, что тебя почивали исключительно военной фармакологией?
- Ты на что намекаешь? - насторожился Кондратьев. Когда речь заходила о его прошлом, это всегда вызывало некоторое напряжение у молодого суперсолдата.
Мезенцев, впрочем, никогда не позволял себе переходить рамки приличия, поэтому любые разговоры на запретные темы, а таковых в последнее время набралось великое множество, вел предельно корректно.
- Ты уверен, что в твоей подготовке не имелись секретные пункты, о которых тебе не рассказали? Как по мне, так сложно объяснить твои фокусы с алкоголем.
- А как по мне, так все очень просто объясняется, - ответил ему Михаил. - Если долго тренировать организм, то он способен на поистине невероятные вещи. Ты же знаешь, что я легко переношу смертельный для человека холод, при этом будучи без одежды и на ветру. Тоже скажешь, ученые во всем виноваты?
- Не, там же другое, - запротестовал парень.
- Там та же тренировка организма, только ее цель состоит в ином. Медитативные практики, растирания, горячие и холодные ванны - все это существовало лишь для того, чтобы научить мое тело, точнее физиологию моего тела, правильно реагировать на окружающую среду и ничего больше. С расщеплением алкоголя, да и вообще с управлением своим собственным метаболизмом, та же история. Это тренировки, медитативные практики, комплексы различных упражнений. И никакой, заметь, генетической терапии, на которую ты так прозрачно намекаешь.
Мезенцев тяжело вздохнул, почувствовав себя не в своей тарелке.
- Извини, - буркнул парень, с головой уходя в мангальные дела. - Я не должен был такое спрашивать.
- Отчего же?- хитро улыбнулся Кондратьев.
- Ну...
- Мы с тобой - команда, а члены команды должны знать друг о друге все. Это ты своей Оксане можешь рассказывать необходимый для отношений минимум, но мне ты обязан докладывать обо всем, потому что от того, насколько хорошо мы друг друга чувствуем, ощущаем, как мы друг другу доверяем, зависят наши жизни.
- Понимаю, - согласно кивнул Мезенцев. - Вот только с Ломановой так не получается.
- Отчего это? - поинтересовался Кондратьеве не без доли ехидства.
Григорий долго не отвечал, словно боясь признаться другу в чем-то запретном.
Наконец он молвил:
- Она все из меня вытащила, и я ничего не смог с собой поделать.
Плечи парня опустились. Вся его фигура как-то сразу осунулась, сделалась более приземистой, словно ее чем-то придавило сверху.
- Значит мне придется ее ликвидировать, - буднично, абсолютно спокойно заявил Михаил.
Мезенцев, не веря своим ушам, обернулся на боевого товарища. Тот продолжал поглощать пиво и глядел на псионика ничего не выражающим взглядом.
У Мезенцева перехватило в груди.
- Ты... Ты сейчас... серьезно сказал?
- Я по-твоему когда-нибудь шутил насчет работы? - ледяным тоном спросил суперсолдат.
- Н-нет, но...
Все еще не веря своим ушам, Григорий попытался "прочесть" спецназовца, и в это время Михаил заражал, что есть мочи.
- Ох, Гриша, ну и рожа у тебя была, - давясь слезами, воскликнул Михаил. - Словно ты кило лимонов употребил, причем за раз.
Григорий насупился и стал похож на нахохлившегося птенца.
- Нельзя же быть таким доверчивым, - продолжал заливаться Кондратьев. - При всех твоих способностях, обвести тебя вокруг пальца - легче легкого.
- Вовсе не смешно, - пробурчал в ответ Мезенцев, досадуя больше на себя, чем на суперсолдата.
- Кому как, - сказал Михаил, утирая лицо от слез. - Я так давно не ржал, знаешь ли. Не в первый раз, кстати.
- Ой, не начинай, - махнул рукой Григорий. - Сейчас заведешь свою песню.
- Какую?
- А то ты не знаешь какую? Станешь раздувать из мухи слона.
- Вовсе не стану, - возразил Михаил. - Если серьезно, что твоя благоверная о тебе знает?
Григорий вздохнул, собираясь с мыслями. За последние два года он хорошо (так ему казалось) изучил своего напарника, но, несмотря на все, Мезенцев не знал, как отреагирует Кондратьев на его слова.
- Не надо считать Ломанову дурой, - начал парень немного издалека.
- А я и не считаю, - парировал Михаил.
- Она видела нечто такое, чему не могла дать логического объяснения, - продолжил, тем временем, Григорий. - Кроме того, после теракта она нуждалась в психологической помощи. Я очень за нее переживал и решил ей все рассказать. Она спросила меня, кто я, чем занимаюсь, что умею, и я все ей выложил. Теперь она в курсе, что я псионик и частенько работаю на правительство.
Мезенцев запнулся, не зная, что можно еще рассказать. Он не любил оправдываться, особенно в тех случаях, когда не считал себя виноватым. Ситуация же с Оксаной выглядела неоднозначно тем, что, с одной стороны, он старался помочь девушке всем, чем мог, с другой - он, волей-неволей, нарушил гриф секретности. Что могло за этим последовать? Он хотел, как лучше, действовал исключительно из самых гуманных побуждений. Неужели теперь...
- Скажи ей, пусть держит язык за зубами, - произнес Кондратьев фразу, которую Григорий не ожидал от него услышать. - Да и сам в следующий раз не болтай почем зря. Шпионы - они скользкие. Они везде и принимают такие личины, о которых ты, даже ты, никогда не догадаешься. Женщина - это вообще одно из главных средств выведывания различных тайн. Теперь придется проверять ее на благонадежность.
- Эээ..., - только и выдавил из себя Мезенцев.
- На сей раз я не шучу, - устало вздохнул Кондратьев. - Оксана, конечно, никакая не шпионка, однако ты являешься особо ценным сотрудником Конторы и, посовместительству, артефактом, за которым наверняка ведется охота. Ломанова - прекрасный способ к тебе подобраться и, будь уверен, ею воспользуются, как только представится возможность. Вот почему я не стремлюсь к романтическим отношениям. Чем больше людей, не способных самостоятельно и на должном уровне обеспечить свою защиту меня окружают, тем больше я уязвим.
Слова друга ударили по ушам, разорвались близким взрывом гранаты, оглушив и контузив. Чистый разум подвергся удару жесткого, безжалостного кнута. Он-то наивно полагал, что два года службы сделали из него если и не профессионала оперативной работы, то хотя бы мастера-любителя. Сейчас, как следует осознав то, что ему поведал Михаил, Григорий понял, как сильно он ошибался. Он обладал навыками, которые считались истинной редкостью, у него было мастерство, и у него был великолепный напарник, такой же уникальный, как и он сам, однако не все в жизни решала сила, точнее, сила-то как раз решала все и всегда, вопрос был лишь в том, какой облик принимала она в тот или иной момент. Одни действовали топорно, но умели это делать. Они имели право так поступать, потому что в этом крылась их сила, их мастерство и умение. Другие предпочитали бить исподтишка, и не считали это зазорным. Третьи пользовались тем, что другим по разным причинам не было доступно. Григорий как раз относился к их числу. Но были и четвертые: те, кто использовал свой мозг не так, как использовал его Мезенцев. Они обладали мастерством создавать удивительно сложные оперативные комбинации и претворяли в жизнь планы с двойным, а то и тройным дном. Они это делали лучше всех. В этом была их сила, точнее форма силы.