— Действительно, мистика какая то, — согласился Президент.

— А если утечка из окружения Хомейни? — спросил Бжезинский. — Скажем, обсуждали за некоторое время до этого планы возможного отъезда, и Хомейни сказал, что в случае чего поедет в Кувейт?

— Неубедительно, — ответил Тернер, — планы возможных действий всегда можно переменить. Хомейни мог решить в последний момент, не ехать в Кувейт, а скажем, лететь в Париж. В этом случае покушавшиеся — а они явно профи высокого класса — должны были подстраховаться и заминировать все возможные направления.

— Но, кажется, кто-то из окружения Хомейни остался в живых? — спросил Уэбстер

— Да, — ответил Тернер, — доктор Абольхасан Банисадр, экс-профессор Тегеранского университета, называет себя «просвещенным мусульманином-демократом», входил в ближний круг Хомейни и даже называл себя его «духовным сыном». Накануне отъезда Хомейни оказался в больнице с серьезным отравлением, благодаря чему и уцелел.

— Дешевый фокус, — усмехнулся Бжезинский. — Вот вам и подозреваемый.

— Мы тоже так думали сначала, — ответил Тернер, — но не сходится. Мои агенты беседовали с врачами той больницы. У Банисадра действительно было довольно тяжелое отравление. Правда, мои специалисты утверждают, что это можно организовать, рассчитав все так, чтобы избежать летального исхода. Но! Банисадр оказался в больнице до того, как иракское правительство решило выслать Хомейни. Хотя, после победы революции Раджави пригласил Хомейни в Тегеран, где его встретили с почетом и сделали президентом Исламской Социалистической Республики. Должность почетная, правда, власти — как у английской королевы, если не меньше. Банисадр попытался разъезжать по стране и толкать речи, но после нескольких покушений, чудом не увенчавшихся успехом, засел в бывшем шахском дворце и носа оттуда не кажет. Только пишет статьи в прессу и записывает выступления для радио и ТВ, за что местные острословы уже переделали Банисадр («сын вождя» на фарси) на Банихарф («сын болтовни»).

— Все это интересно, — сказал Картер, — но мы отвлеклись. Кто же все-таки взорвал Хомейни?

— Есть три версии, — ответил Тернер. — Возможно это русские. За это говорит профессионализм и то, что Советы явно выиграли от всего этого дела. Хомейни ведь не скрывал резко враждебного отношения к коммунизму и не только в Иране. Советский Союз он называл «малым сатаной». Напомню, джентльмены, что «большим сатаной» были мы. Так что я совсем не уверен, что приди сей почтенный старец к власти — нам удалось бы наладить отношения, — директор ЦРУ выразительно посмотрел на Бжезинского. — Хотя, так жестко русские давно не играли.

— Возможно это Израиль. Враждебное отношение Хомейни к «незаконному сионистскому образованию», как он выражался, было секретом полишинеля. Как и его призывы к правоверным отвоевать Иерусалим и Святую Землю. Наши еврейские друзья могли решить, что такой человек во главе Ирана им не нужен. А их спецслужбы в таких делах как бы не профессиональнее русских, да и нас, и обожают игры со всякими взрывчатыми штуками. К сожалению, перед нами они не отчитываются, — Тернер вздохнул. — Возможно, это соперники Хомейни по антишахскому движению в Иране, тот же Раджави с компанией. Такие вещи вполне в их духе. Хотя, для них это уж слишком профессионально.

— А иракские власти вы исключаете? — спросил Уэбстер.

— Им это незачем, — ответил Тернер, — в Ираке 60 % населения шииты. Даже высылка Хомейни вызвала волнения в Наджафе, а уж если бы иракские власти пошли на его убийство — это вызывало бы грандиозный мятеж. Зачем это Багдаду? У них пример Ирака перед глазами.

— Ну а как с убийствами других исламистов? — спросил Бжезинский

— Шах и его люди клянутся, что они тут ни при чем, — ответил Тернер, — и хотя сыны Востока соврут и недорого возьмут, но тут я им верю. Эти убийства им ничем не помогли, наоборот, еще сильнее разожгли огонь революции, да еще и расчистили дорогу Раджави и его «исламским социалистам», позволив им выйти на первый план. Однако, как и в случае с Хомейни никаких доказательств нет.

— Как говорил старина Цицерон: «Cui prodest? Cui bono?» — блеснул звучной латинской фразой считавший себя интеллектуалом Вэнс.

— К сожалению, мотив еще не доказательство, — ответил Тернер.

— Ну а убийства видных шахских военных и чиновников? — спросил Бжезинский.

— Это могли сделать и исламисты, — сказал Тернер. — В порядке мести. Эти фанатики на все способны. Впрочем, почти все их главари мертвы и правду мы вряд ли узнаем.

— Да это уже и не важно! — сказал Мондейл. — Важно, что теперь в Иране прокоммунистическое правительство!

— Ну, строго говоря, Раджави и его сторонников нельзя назвать коммунистами, — вмешался Вэнс. — их идеология — это микст из социализма, ислама и национализма. Есть там и коммунисты, например, партия Туде, но они на вторых ролях.

— Нам от этого не легче! — отрезал Мондейл, — Мы потеряли наши позиции в Иране, а русские заполучили базы в Персидском заливе и выход к Индийскому океану! Все стратегия окружения России за последние три с лишним десятилетия, летит к черту! Может быть, стоило высадить в Иране наши войска и помочь шаху подавить революцию?

Мы обсуждали этот вопрос еще в феврале, — сказал Вэнс, — это неизбежно привело бы к столкновению с русскими. Не забывайте, у Советов и Ирана есть договор еще 1921 года, позволяющий русским ввести войска в Иран в случае угрозы их южным границам. Так что они были бы в своем праве, а мы выглядели бы агрессорами, воюющими за коррумпированную, непопулярную тиранию. Вам мало Вьетнама? Особенно учитывая, что выборы не за горами.

— Провести высадку в Иране мы бы смогли, — вмешался Уоткинс. — Даже несмотря на противодействие русских кораблей с Комор и из Йемена. Хотя потери были бы серьезными. Но дальше шансы на успех были бы весьма малы. Нам пришлось бы действовать на весьма удаленном ТВД, с крайне растянутыми коммуникациями, а у русских все было бы под боком. К тому же Иран — весьма нелегкая страна для сухопутной войны.

— Наши аналитики провели подсчеты, — поддержал адмирала Мейер, — и пришли к выводу, что первые полгода войны в горной стране с многочисленным, фанатичным и враждебным населением, имеющим поддержку Советов, стоили бы нам пять тысяч убитых. Это если бы русские напрямую не послали в Иран войска. И если не учитывать риск перерастания конфликта в большую войну с Советами. Армия, конечно, выполнит любой приказ. Но как военный, я хочу сказать, что шансов на победу не было совсем. Да и нация вряд ли приняла бы новую войну за два океана от Америки.

— Однако, в 1941 британцы и русские заняли Иран быстро и без проблем! — вмешался Бжезинский

— Тогда была иная ситуация, — ответил Вэнс, с неприязнью посмотрев на Бжезинского и вспомнив строки из «Вашингтон пост»: «Кому-то может показаться, что Бжезинский стоит на полезных позициях „ястреба“. На самом деле он не „ястреб“ и не „голубь“, а сойка — тщеславная, болтливая и назойливая».

— Мало кто в Иране хотел драться за непопулярного старого шаха, а желающих драться за революционную идею нашлось бы много, — сказал Сайрус. — Да и русские тогда были вместе с британцами а не против.

— Так что же мы можем сделать для исправления иранской ситуации? — спросил Президент.

— Пока что немногое, — ответил Вэнс. — Этот Раджави то ли сам такой умный, то ли слушает хорошие советы, но он очень ловко ведет свои дела, избегая ненужного радикализма и глупостей, свойственных революционерам. Он сумел привлечь на свою сторону и крестьян, наделив землей в соответствии с законами ислама, и рабочих новыми социальными гарантиями, бизнесменов — снижением налогов и льготными кредитами, военных — планами создания современной профессиональной армии, национальные меньшинства — предоставлением автономии, средние слои — программой модернизации и демократизации. Он привлек даже часть духовенства, среди которого произошел раскол и теперь они выясняют отношения друг с другом. Он свел на нет безработицу, организовав для городской бедноты общественные работы, примерно как у нас при Рузвельте. Пострадали от него в основном экспроприированные помещики и представители шахской элиты, но их мало, и в Иране они не имеют поддержки. А еще, придя к власти, он приказал схватить и расстрелять всех уголовников. Для нас это конечно варварство, но Тегеран, по свидетельству журналистов и дипломатов стал одним из самых безопасных городов мира. Так что, его правительство весьма популярно и сил готовых выступить против него, я в Иране не вижу. Втянуть Иран в войну с соседями тоже не получится. С Пакистаном и Афганистаном у них отношения налажены, с Советами тем более. Турцию втравливать в это слишком рискованно — там многие районы похожи на бочку с порохом, да и русские явно в стороне не останутся. А мы не можем рисковать последней базой в Средиземном море. Ведь марокканские базы еще не построены, да и далеко они. Можно было бы рассчитывать на Ирак, точнее, на тамошнего вице-президента Хусейна. Этот парень имел с нами контакты еще в 50-х. Нет, нашим агентом он не был, но мы неплохо сотрудничали от случая к случаю. В последнее время он все больше прибирал власть к рукам, и если бы прибрал окончательно, то я готов поставить мой «Ролекс», что через год началась бы война Ирака с Ираном. Но вместо этого Хусейн был расстрелян, хотя я не понимаю, откуда этот старый маразматик Аль-Бакр мог обо всем узнать. Так что теперь ни на какие авантюры Ирак не пойдет.