Лотти была знатного происхождения, но несмотря на это, стойко перенесла второе бегство от погрома, и хотя она постоянно говорила об Эдварде, ее затуманенный мозг принимал самую простую ложь, и присутствие Винтер и Алекса убеждало ее, что все хорошо. Жизнь в Индии очень отличалась от жизни в Англии — она принимала ее такой, какая она есть, с чужими нравами и обычаями, и когда дела Эдварда будут закончены, они смогут жить в их собственном доме снова в Мируте. Она должна быть терпеливой и не выражать недовольства.
Лу Коттар также приучила себя к терпению. Сначала этого было достаточно — остаться живой и невредимой, когда многие уже были мертвы или пребывали в постоянном страхе за свою жизнь. Но прошли дни, и она настолько привыкла к новым, необычным условиям жизни, что стремление убежать из джунглей и вернуться к цивилизации исчезли. Англичане не могли все быть мертвыми! То было чепухой. Если бы только они смогли убежать, то несомненно поняли, что жизнь может продолжаться в любом другом месте почти так же, как и раньше.
Раньше Лу жила очень легко и беззаботно, и немного тосковала по обществу и людям ее круга, по яркому свету, шуму, музыке, смеху — всему тому, что делало жизнь занимательной. Джош, вероятно, был в Калькутте, и она хотела верить, что, по крайней мере, Калькутта не была еще захвачена.
Она никогда особенно не любила своего мужа, но относилась к нему скорее терпимо, чем с любовью; они шли каждый своим собственным путем и не мешали друг другу. Но Джош устраивал ее, так как мог дать ей ту жизнь, на которую она претендовала. Она не заводила дружбу с представительницами женского пола, так как считала, что от этого мало пользы, и вдруг оказалась, в силу обстоятельств, в компании двух молодых женщин, с которыми она ничего не имела общего. Но Лу обладала здравым смыслом и бодростью духа и знала, что из-за Лотти они не могут решиться ни на что серьезное. Хотя Лотти и не была на ее ответственности, но этот факт не имел значения для нее. Она почувствовала странную нежность к этой милой девушке. Чувство, которое граничило с материнским, хотя она отвергала эту мысль. Лотти обычно раздражала ее, но она понимала, что не может ее оставить, и никто из них не мог бы так поступить.
Если бы Алекс обратил на нее хоть какое-то внимание, Лу легче смирилась бы с этой ситуацией. Она всегда считала Алекса привлекательным и интересовалась им. Но Алекс не замечал ее.
Он ничего не чувствовал, кроме ответственности, которая свалилась на него из-за этих трех женщин. Он чувствовал, как они ему мешали, он устал от Хайрен Минар. Какое облегчение он испытал бы, сколько бы он отдал, чтобы они оказались в безопасности… Но было ли такое место в стране?
За пределами джунглей, которые служили прекрасным укрытием для них и давали приют, надо было многое сделать, а для этого потребуется много сил. Дели должен быть взят. Где-нибудь за пределами Лунджора Уильям будет выполнять работу за десятерых мужчин, и Джон Николсон тоже, о нем говорили, что работая без посторонней помощи, он мог усмирить целый мятежный армейский корпус. Генри Лоуренс — в Лунджоре, а Джордж Лоуренс — в Пешаваре. Херберт Эдвардс, Алекс Тейлор, Джеймс Эббет; Хиасей, Грант, Кэмбелл, Аутрэм — и сотни других. Никто из них не остановится, и им потребуется каждая пара рук и каждый ум и сердце, чтобы спасти страну от анархии. Даже он, Алекс Рэнделл, сидел здесь связанный по рукам и ногам, чтобы защитить жизни этих трех женщин.
Если бы он смог избавиться от них! Если бы он только смог доставить их в безопасное место, он смог бы добраться до Генри Лоуренса или до войск, которые к настоящему моменту, должно быть, продвигаются в сторону Дели, чтобы атаковать его. И тогда останется только его собственный район… Но он ничего не смог сделать до сих пор. В данный момент, по крайней мере, женщины были в безопасности, и он не сможет перевезти их до тех пор, пока у него не будет более достоверных данных.
Он проспал большую часть того первого дня в Хиррен Минаре, и проснулся с волчьим аппетитом, который можно было частично утолить похлебкой из сухого зерна и отчасти рыбой, которую Лу Коттар, найдя лесы и рыболовные крючки, в течение дня поймала в мутной воде.
Он рассердился, обнаружив, что Винтер готовит над костром, который разводит в углу каменной комнаты внизу, и обвинил ее в том, что она совсем не думает, что делает, и потребовал, чтобы в будущем огонь днем не разжигали. Винтер улыбнулась ему очень нежно, как мать, балующая своего выздоравливающего ребенка. Она оправдывалась с легкостью, которая приводила Алекса в бешенство, так как она, по его мнению, не думала об опасности, которая при этом возникала. Ему придется за ними присматривать — если их предоставить самим себе, то они пропадут. Он не мог оставить их умирать.
Но Алекс оставил их одних в течение прошлой ночи и весь следующий день, и не рассказал при возвращений, где он был и что делал. Винтер, знавшая его лучше, чем Лу Коттар, даже не спросила его об этом; а Лу спросила, но не получила ответа. Алекс отправился в свою резиденцию.
В разрушенном куполе Хайрен Минар находились связанные в узел чистые вещи, и Лу Коттар, вернувшись с реки, неожиданно подошла к нему в то время, как он развешивал свою одежду, она взяла его за рукав и пронзительно вскрикнула:
— О, господи, Алекс, ты напугал меня!.. Я подумала на миг…
Алекс спросил:
— Это изменило меня настолько сильно?
— Да. Я не знаю почему… Это только одежда. Ты выглядишь слишком смуглым, и те волосы сильно отличаются.
— Это ошибка — носить искусственные волосы, — сказал Алекс, надвигая сальные волосы, которые упали на его плечи ниже чалмы, — но, к сожалению, это не помогает.
— Тебе следует отрастить усы и бороду, — сказала Лу, — тогда никто не узнает тебя.
— Мне хотелось бы отрастить свои собственные волосы, так как искусственные намного светлее, но это займет уйму времени, если понадобится. Тебе какое-то время придется побыть одной. Не зажигай огонь. — Он повернулся и пошел прочь, исчезнув в джунглях в направлении Лунджора.
Резиденция была покинута, если не считать котят и ворон, да бродячих собак, в воздухе стоял тошнотворный запах от гниющих отходов и разлагающихся трупов, над которыми жужжали тысячи мух. Невозможно было опознать погибших. Алекс собрался с силами, пытаясь найти среди них хоть какие-нибудь вещественные доказательства, чтобы узнать кто эти люди, но был вынужден оставить это; его бунгало оказался разграбленным, как и остальные, подвергшиеся ограблению. Шайку воров не интересовали напильники и бумаги, они и не думали их уничтожать. Их смущало одно обстоятельство — тело комиссара Лунджора.
Конвей Бартон лежал на полу между внутренней дверью и столом, Алекс перевернул его и, осматривая, не обнаружил на теле ни одной раны. На нем почти не было одежды, кроме халата яркой расцветки и одного тапочка, было непонятно, что он мог здесь делать и как попал сюда — по своему собственному желанию или его привели сюда силой. Но одна деталь, по крайней мере, была очевидной — он умер недавно, в отличие от остальных погибших. И по испуганному выражению лица было видно, что он умер от страха.
Опасаясь потерять много времени, чтобы выкопать могилу для такого большого, грузного человека, Алекс, собрав некоторые напильники и важные записи, закрыл дверь и оставил его.
Среди развалин резиденции или его собственного бунгало почти ничто не напоминало, что когда-то здесь кипела жизнь. Спрятав документы своей конторы под крышей заброшенной конюшни, он связал в небольшой узел самые необходимые вещи, наполнил поношенный вещевой мешок фруктами и зерном из разрушенного сада и отправился в обратный путь; стараясь избегать встреч с людьми, прижимался к стенам или укрывался в зарослях кустарника тамариска при каждом подозрительном звуке или движении.
Алекс больше не приходил на территорию, где располагались войска, и избегал ходить по этим дорогам днем.
На следующую ночь после своего возвращения из резиденции он пошел, пробираясь сквозь кустарник при свете месяца, в деревню, где жил Кашмер, его знакомый охотник. Это был огромный риск, так как Алекса хорошо знали в деревне. Но это был оправданный риск, на который надо было отважиться, так как он не мог ничего предпринять, не имея никаких новостей. Старый охотник подошел к двери своей хижины, уже зная, кто был за ней, несмотря на слабый свет звезд, так как он хорошо видел в темноте. Обернувшись, он сказал что-то находящимся внутри хижины и последовал за Алексом в ночь; они осторожно шли, пригибаясь, в полумраке среди теней пшеничного поля в течение получаса, переговариваясь шепотом.