В ту ночь, около часа, его разбудил Нияз.

Обычно в жаркую погоду Алекс спал в помещении, а иногда в саду. В этом же году его кровать была вынесена на плоскую крышу бунгало, а Алам Дин спал на ступеньках лестницы, ведущей туда. Вообще Алекс спал очень чутко, и его мог разбудить любой шорох. Ему понадобилось всего не больше десяти секунд, чтобы проснуться от ощущения какой-то возни внизу.

— Кто там?

— Спуститесь, господин, — прошептал Алам Дин. — Это Нияз, мне кажется, он сильно ранен.

Алекс сбежал по лестнице вниз, и его босые ноги поскользнулись на чем-то мокром. Он понял, что это липкая влага. Увидев внизу у лестницы осевшую темную фигуру, он отрывисто приказал Аламу Дину: «Помоги ему».

— Не надо, — с трудом произнес Нияз. — Я могу идти. Подставь мне плечо, брат.

Алекс подтолкнул Алама Дина вперед.

— Зажги лампу в моей комнате, быстро! — приказал он и обратился к Ниязу. — Куда ты ранен?

— В спину, слева. Но они промахнулись, рана нестрашная.

Перекинув правую руку Нияза через свое плечо, Алекс помог ему дойти до спальни, где Алам Дин уже зажег лампу и опустил шторы. Одежда Нияза была пропитана теплой кровью, а руки казались ледяными, несмотря на жаркую майскую ночь. Рана была довольно неприятной, но, как и сказал Нияз, неглубокой. Нож убийцы скользнул по лопатке, и Нияз страдал, главным образом, от потери крови, так как после ранения ему пришлось пройти не менее мили.

— Это случилось в военных частях, — сказал Нияз. — Я…

— Успокойся, — резко прервал его Алекс. — Сначала мы тебя перевяжем.

Он разрезал запачканную кровью одежду, с помощью Алама Дина промыл и перевязал рану и отослал его заварить крепкого чаю.

— Я больше не могу ходить к солдатам, — устало сказал Нияз. — С этим все кончено. Они уже давно не доверяли мне, и я, зная об этом, носил с собой нож. Поймали, как птенца! Эх! — Он поморщился от боли и жадно отпил горячего сладкого чаю.

— Кто это был?

— Не знаю. Я пошел поговорить с теми, кого считал своими друзьями в 93-м полку и узнать, что они думают. Но сегодня вечером они не захотели со мной говорить, они смотрели мне в глаза, отводили взгляд, и, кроме того, в их поведении чувствовалась какая-то напряженность. Среди них был один садху, святой деревни. Я видел, что он стоял в тени дома. Он молчал и не пошевелился, когда я проходил мимо него, а я сделал вид, что его не заметил. Уходя, я посмотрел, там ли он еще, но он ушел, а я взял в руку нож и пошел неслышно, словно кошка в переулке, где полно собак.

Нияз криво улыбнулся, чтобы скрыть очередной приступ боли и снова отпил чаю; зубы его стучали о край кружки.

— На повороте, у лавки торговца, возле дерева висит лампа, — сказал он, глотая чай, — там в пыли лежало оружие… Револьвер, такой, какие носят белые. Детская уловка, на которую не клюнет и ребенок, я же попался на этом. Я слышал шаги, но не увернулся от удара. Если бы я не слышал, в дело пошел бы нож.

Алекс спросил:

— Кто это был?

— Я не видел. Падая, я повернулся, но он исчез словно тень, и я не стал ждать. Но думаю, что это был садху.

— Почему?

Нияз выразительно сморщил нос, и Алекс кивнул. Ему тоже был знаком характерный запах пепла, которым натираются индийские святые вместо мытья.

На следующий день у Нияза началась лихорадка, но рана промылась кровью и была чистой, так что страдал он от нее не очень сильно. Погода по-прежнему была необычно мягкой, и по всей Индии женщины, собиравшиеся отправляться в горы, отложили отъезд, пока ночи оставались прохладными, и комиссар Лунджора сообщил своей жене, что не может отправить ее в горы до двадцать второго числа. Оказалось, что миссис Гарденен-Смит с Делией, миссис Хоссак с четырьмя детьми, капитаном и миссис Баттерсли с маленькими детьми уезжали тоже в этот день, поэтому удобнее было, чтобы она поехала с ними, поскольку присутствие капитана Баттерсли позволяло комиссару не организовывать для нее специальное сопровождение.

Винтер согласилась неохотно. Она бы с удовольствием поехала, если бы с ней была Лотти или Софи с миссис Эбатнот, потому что она, по крайней мере, больше была бы уверена в своей безопасности, а без них чувствовала себя неспокойно. Она все еще продолжала ездить верхом по утрам, до восхода солнца и вечерами, когда было уже прохладно, но в течение нескольких дней она совсем не видела Алекса и ничего не слышала о нем до тех пор, пока полковник Маулсен однажды вечером в ее присутствии не обмолвился, что капитан Рэнделл взял отпуск на несколько дней и уехал на охоту.

— Он столько говорил о жаре, — сказал полковник Маулсен с усмешкой. — Теперь видно, как он ее боится, если предпочел охотиться за дикими индийскими петухами. Пытался всех нас поссорить и когда обнаружил, что ему не удалось испугать нас, уехал и дуется на нас где-то в предгорьях. Я удивляюсь, что вы его отпустили, Кон. Черта с два я бы так поступил! Что этому щенку надо, так это пять лет службы в полку под начальством командира, который выбил бы из него самомнение. Хотел бы я, чтобы он попал ко мне!

— Ну, вы совсем раскритиковали его, Фред, — заметила миссис Коттар добродушно. — Не понимаю, за что? Он что, увел у вас из-под носа какое-нибудь миленькое создание? Кону он нравился до тех пор, пока Северное Сияние не предпочла капитана Его превосходительству комиссару, правда, Кон? Но с тех пор он тоже его невзлюбил, так же, как и вы. Как вы, мужчины, тщеславны!

Комиссар бросил на нее неприязненный взгляд и сказал брюзгливо:

— Я не знаю, зачем я все это терплю от вас, Лу. Что касается вас, Фред, можно подумать, что я отпустил человека не на три дня, а на месяц.

— Да мне все равно, хоть на три года, — отозвался полковник Маулсен. — Без него тут лучше. Ваше дело…

Алекс досадовал из-за потерянных дней значительно больше, чем полковник Маулсен — необходимо было подготовиться, а за ночь этого нельзя было сделать. Нияз, считал он, вряд ли мог выбрать более неудачное время для случая с ножевым ранением, но ждать его выздоровления не было возможности. Сам Нияз сердито уверял, что с ним все в порядке, и умолял взять его с собой, но Алекс был непреклонен. Он возьмет Алама Дина и охотника Шикари Кашмиру, двоих, которые могли делать все необходимое, а Нияз понадобится ему позднее.

Тощий, седой, маленький человек в серой чалме и в рваной одежде с начищенными пуговицами давно забытого полка Индийской кавалерии прибыл к дому Алекса в темный час перед рассветом. Алам Дин тихо кашлянул у двери спальни и прошептал:

— Ваша честь, Шикари прибыл, и повозка у дверей.

Кашмира знал о дичи, зверях и непроходимых джунглях больше, чем кто-либо другой в этой местности, и часто сопровождал на охоте Алекса и Нияза. При свете масляной лампы Нияз и Алам Дин сложили в повозку разные пакеты, свертки и несколько ружей.

— Хватит! — резко сказал Алекс Ниязу, который услышал скрип колес и вышел, чтобы помочь. Алекс быстро взял из рук Нияза маленькую квадратную коробку:

— Твое время придет. Надо подумать о дороге, а твои услуги, когда ты еще в таком состоянии, мне не нужны. Пока меня не будет, лежи в постели.

Нияз кивнул головой в сторону Шикари и тихо спросил: — А он знает?

— Нет еще. Но он увидит, что обратно мы привезем не все, что берем, поэтому я должен кое-что сказать ему… хотя и не все. Мы пойдем вверх по реке и разобьем лагерь за Бардари, как будто мы будем охотиться за черными оленями, Алан Дин и я спустимся на лодке ночью, так будет легче. Труднее будет возвращаться, придется плыть против течения. Смотри, чтобы в мое отсутствие сюда не приходили никакие святые!

Они вернулись через три дня вечером, привезя оленьи рога и дюжину куропаток, валявшихся в повозке. Правил Кашмира, а Алекс и Алан Дин крепко спали: последние три дня им приходилось мало спать и то только днем.

— Ну, как твоя рана? — осведомился Алекс на следующее утро.

— Зажила, — ответил Нияз нетерпеливо. — Кость не задета. Сколько мне еще здесь оставаться?