— Доброе утро, капитан Рэнделл. Вы захватили ружье, чтобы тренироваться в стрельбе?

— Возможно, — сказал Алекс. Теперь они поехали рядом вдоль берега реки, а Нияз и Юзаф двигались сзади на расстоянии, не позволявшем слышать их разговор. — Что же вы хотели мне сказать? — При этих его словах Винтер с опаской оглянулась. — Все в порядке, они нас не услышат, а если и услышат, то тоже не беда; так в чем же дело?

— Это сказала мне Амира, — ответила Винтер и рассказала ему о том жарком, спокойном полуденном времени, которое она провела у реки на террасе павлиньего домика; с маленькой закрытой лодке, которую занесло на речные пороги, и о том, что сказала ей Амира на испанском языке, так, чтобы даже Хамида не могла этого понять.

Алекс не сказал ей ничего утешающего или успокаивающего, как это сделал Джордж Лоуренс. Долгое время он вообще ничего не говорил, проезжая рядом с ней вдоль сверкающей реки.

Значит, он был прав. Назначен день и дата. Он был уверен, что это должно произойти, так как люди, подобные Кишану Прасаду и Моулви из Файзабада не успокоятся, пока не возбудят всеобщего недовольства. А это сделать легко, очень легко. Ведь маленькие разрозненные вспышки недовольства хотя и причиняют неприятности, но могут быть локализованы и подавлены. А сейчас готовится общий мятеж Бенгальской армии, объединенный с народным восстанием, и это очень страшно. Тем более, что день и дата этого события уже назначены.

Последний день мая… а сегодня уже третье. Три дня прошли. Осталось двадцать семь. Двадцать семь дней на то, чтобы повернуть вспять порывистый и горячий ветер, поднимающийся во всех районах Индии. Как же можно остановить ветер из-за слепоты, упрямства и эгоизма людей, воображающих, будто можно легко отнять у Востока его тысячелетние законы и ценности и втиснуть его в западную форму?

«Я ничего не могу сделать с войсками, — подумал Алекс, но некоторые из землевладельцев будут на моей стороне или, по крайней мере, останутся нейтральными. Я думаю, то же будет и с деревнями. Зато города очень опасны. Хибарки в городах полны всевозможными негодяями, да и на базарах и на окраинах есть много подонков. Все они могут подняться по первому же слову просто для того, чтобы иметь возможность убивать и грабить… Устоит ли полиция, если поднимется армия? Я должен снова увидеться с Майнардом… Смогу ли я добиться, чтобы Бартон командовал объединенными войсками в Лунджоре, чтобы он имел право приказать сипаям разоружиться, если их полковники откажутся это сделать? Я всегда смогу как следует напоить его, и он подпишет все, что угодно. А остальное я возьму на себя. Этих твердолобых, свиноголовых, преданных делу полковников никому не удалось бы убедить, что их любимые солдаты по ночам слушают предателей. Внушить человеку, такому, например, как Гарденен-Смит, — это то же самое, что сообщить ему о неверности его жены. Худшее, что он сделал бы в этом случае — это с удовольствием сбил меня с ног… Нигде не будет безопасно; а особенно — в войсках».

— Вы кому-нибудь еще говорили об этом? — коротко спросил Алекс.

— Я сказала Джорджу Лоуренсу, но, думаю, он мне не поверил. Он, конечно, поверил, что это сказала Амира, но подумал, что она повторяет базарные слухи. А вы тоже так думаете?

— К сожалению, нет. Это слишком хорошо совпадает с моим собственным взглядом на происходящее. — Он снова погрузился в молчание, продолжая медленно ехать вперед.

По мере того, как на востоке вставало солнце, земля, небо и река меняли свой цвет. Они уже не были серыми, а наполнялись мягким светящимся блеском. По обширной равнине пробежала едва заметная дрожь.

«Крылья утра, — подумала Винтер, — это похоже на крылья, невидимые крылья, или на бегущего человека, имеющего на ногах крылья».

Вдоль речной отмели медленно пролетела белая цапля, отражаясь в спокойной зеркально-чистой воде, а полоска пыли показывала путь, по которому гнали коз и коров на пастбище. Стая голубей, черная на фоне яркого неба, пронеслась со стороны города и, взмыв вверх, осветилась косыми лучами восходящего из-за пыльного горизонта солнца. Теперь крылья птиц были светлыми и блестящими.

Алекс быстро спешился, а Нияз потрусил без лишних слов вперед и вскинул взятое с собой ружье, как будто получив приказ. Из кучи сухой травы донесся крик куропатки, но ни Алекс, ни Нияз не повернулись в этом направлении. Они наблюдали за голубями, и Винтер, увидев это, изумленно подняла брови. Ее поразило сосредоточенное выражение их лиц. Она проследила за направлением их взгляда и увидела одного голубя, отделившегося от кружащейся стаи и летящего в их сторону, но под углом, который уводил его за реку.

— Слишком далеко, не достать, — пробормотал Нияз.

Алекс согласился. Он даже не поднимал ружья и отдал его обратно Ниязу. Тот принял его, и оба, не отрывая глаз, смотрели на одинокую птицу, пока она не превратилась в крошечную точку в бескрайнем небе.

Винтер хотела задать Алексу вопрос, но выражение его лица не располагало к этому, и она промолчала. Он вскочил обратно в седло, и они поехали галопом вниз по реке, а затем по равнине. К моменту, когда ослепительный край солнечного диска появился из-за горизонта, они достигли окраины военного лагеря.

На дорогах, проходивших через лагерь, шло оживленное движение, так как ранее утро было гораздо более приятным — а возможно, и единственно выгодным — для совершения поездок. Поскольку сегодня было воскресение, колокольный звон призывал к утренней шестичасовой службе, и по забитым дорогам в большом количестве шли паломники. Алекс наконец перестал молчать, и весьма сердечно беседовал с Винтер, как будто его ничто и не беспокоило. Он проводил Винтер до ворот ее дома, где его приветствовал Акбар Хан, и вернулся к себе в бунгало к завтраку. Он не соблюдал пост Рамадана, находясь среди своих соотечественников.

Когда он вошел на веранду, там уже сидел, скрестив ноги, Нияз, успевший позавтракать до рассвета, и теперь заправлял табаком сигареты. Он встал и стряхнул с одежды рассыпавшийся табак.

— Я поговорю с Амиром Натом, — сказал он. — Думаю, он не проболтается. Но это надо делать с того берега. Мы слишком далеко.

Алекс согласился. Все было понятно и не нуждалось в бесполезном обсуждении.

— Скажи ему — завтра в пять, — сказал он.

На следующее утро они выехали, едва только рассвело. На противоположной стороне моста, перекинутого через реку на расстоянии мили от города вверх по течению, Алекс с неудовольствием увидел Винтер. С раздражением натянув поводья, он поскакал, чтобы выяснить, что она там делает.

— Гуляю, — Винтер вскинула брови. — А почему вы спрашиваете?

Алекс пристально посмотрел на нее.

— Ну, хорошо, я признаюсь. Я хотела посмотреть, — сказала она, рассмеявшись.

— На что посмотреть? — в голосе Алекса и на лице читалось явное неодобрение.

— Возможно, вы не знаете, — весело сказала Винтер, — что Амир Нат — мой друг. Он разрешил мне запускать своего сокола. — Она увидела, как плотно сжались губы Алекса, и быстро продолжала. — Он мне ничего не говорил, уверяю вас. Вчера вечером я встретила его, когда он шел сюда, и остановилась с ним поговорить. Он только сказал, что собирается взять соколов на тот берег реки и поохотиться на куропаток. Вот я и собралась приехать сюда, чтобы посмотреть. Только когда я увидела здесь вас, вспомнила про голубя. Значит вы здесь из-за него?

— Да, — коротко ответил Алекс.

— Можно мне с вами? Если вы против, я уеду…

— Теперь уже можно, — с неудовольствием ответил Алекс. Громко поприветствовав старого рыбака, жившего в камышовой хижине под мостом, он резко пришпорил коня.

Проехав полторы мили по противоположному берегу и оказавшись за пределами видимости со стороны города, они повернули вглубь равнины и поехали прямо по траве, низкому кустарнику и песчаным холмам. Вскоре, совершенно неожиданно, перед ними с земли поднялся невысокий белобородый, тонкий, как стрела, мужчина, и Алекс, остановившись, спешился.

— Господин приехал вовремя, — сказал Амир Нат. — Будет ли господин сам запускать сокола? — Он поднял спутанного сокола, прикрепленного к его запястью; птица завертела головой, слабо звеня колокольчиком, сгибая и разгибая когтистые лапы, слегка потянулась и взъерошила перья.