Нико достал пистолет из своего рюкзака.

— Нико? – спросил я.

Он безразлично посмотрел на меня.

— Нико? – снова спросил я. Его действия пугали.

Он прицелился в воздух.

— Помогите! – заорал он. И раздался «БАМ».

— Стой! – закричал я. Он пугал меня. Он пугал всех.

— Помогите!

«БАМ».

Малыши закричали.

— Помогите!

«БАМ. БАМ. БАМ»

— Нико, не надо! – закричал я.

Но он не слышал. Он выстрелил еще раз, а затем он закинул пистолет на скользкую трава над нами.

В это время, Сахалия просто легла в промозглую грязь и зарыдала.

— Вставай, – сказал ей Нико.

— Бессмысленно. Мы умрем.

— Нет, мы не умрем. Вставай, — произнес он сквозь стиснутые зубы. – Я хочу подсадить тебя, и ты сможешь найти лестницу.

— Я не смогу, — простонала она.

Но он поднял ее.

Сначала Нико пытался проделать тот фокус, когда один человек становится на руки другого человека. Но Сахалии не хватало еще 4-5 футов до края.

Потом он пытался усадить ее к себе на спину. Еще больший недолет.

И потом они попытались проделать это снова, но в этот раз предполагалось, что я каким-то образом влезу по ним и заберусь на плечи Сахалии, но это не сработало. Я не мог залезть на Нико. Я просто ухватился за его одежду и потянул его назад, пока Сахалия не упала навзничь.

— Это бесполезно! — закричала она. — Мы умрем!

— Что на счет сигнальных ракет! – прокричал я. – Мы можем выпустить несколько сигнальных ракет, и возможно кто-нибудь придет и вызволит нас.

— Или убьет нас! – фыркнула Сахалия.

— Стоит попробовать, — через секунду произнес Нико.

Я вытащил одну сигнальную ракету из ремня. Она была заключена в пластиковую упаковку с белой свисающей веревочкой. Я потянул за веревочку, и открылось среднее отделение.

Сигнальная ракета была из картона, в верхней части которого имелся колпачок.

Я изучил ее. В общем, у нее был большой, промасленный фитиль, в комплекте с наждачной бумагой, закрепленной колпачком.

Но прежде, чем я успел зажечь ракету, Сахалия махнула мне на руку.

— Я сделаю это, — произнесла она. — Я делала это раньше. А если у тебя не получится, то она не загорится.

Я вручил девушке сигнальную ракету. Мне хотелось зажечь ее самому, но если Сахалия снова заинтересовалась нашим выживанием, я решил, что должен поддержать это.

Она пробила капсюль на конце сигнальной ракеты.

Затем вспыхнул красный огонек, и на кончике изрыгнулся ярко-красный свет. Сахалия держала сигнальную ракету так далеко от своего тела, как только могла.

Неоново-оранжевый свет осветил ее. Я никогда не забуду, как она тогда выглядела. Ее длинные волосы, выглядывающие из-под слезшей маски-чулка. Поношенный желтый дождевик поверх пяти слоев.

Улисс и Макс, съежившиеся позади Сахалии, обнимающие друг друга изо всех сил, в воздушных масках, закрывающих их лица. Они все в грязи и в гнили, и она тоже, а позади, со всех сторон ямы, торчащие корни и камни.

— Я должна вроде как подбросить ее? — спросила Сахалия.

Нико взял из рук девушки ракету и швырнул ее через край ямы, закидывая на траву.

Нико завернул Макса в брезент, чтобы уберечь от еще большего попадания воды на малыша. Теперь влага жгла Максу лодыжки и ступни, и он продолжал издавать эти низкие, животные стоны.

Улисс принялся молиться на испанском языке, а Батист — на английском.

А потом начался дождь.

Вот когда Сахалия попросила у меня мой блокнот.

Там она написала:

«Меня зовут Сахалия Веннер.

Видимо мы умрем, и я хочу написать тому, кто это найдет. Если это письмо попало к вам, пожалуйста, передайте его Партрику Веннеру, в Монументе, на трассе СО, Макшейн Плейс, 106.

Папочка, прости меня, что я не была хорошей девочкой. Если бы я могла вернуть время, я бы вставала по утрам, помогала бы тебе готовить завтрак и мыть посуду, когда бы ты меня не попросил. Я не знаю, насколько хорошо бы это у меня получалось, но это правда.

Не знаю, почему мы все время ссорились. Сейчас я не знаю, почему была так зла на тебя. Я действительно не могу вспомнить.

Хочу, чтобы ты знал, что после града, я находилась в «Гринвее». Прямо здесь, в нашем городе. Я не знаю, где ты и жив ли еще. Но я была здесь со всеми этими детьми, которых сейчас люблю, словно они мои братья и сестры.

Здесь я влюбилась в парня, и сейчас, вероятно, он мертв. Я думаю, он бы тебе понравился, хотя не уверена. Его звали Брейден Катласс, и у него были самые красивые карие глаза.

Жаль, что я не смогу стать модельером или певицей, как мне хотелось. Жаль, что я не смогу прожить жизнь где-нибудь в Лос-Анжелесе, и осуществить свои мечты. Но нет больше мира – теперь эти мечты мертвы. Больше всего, я хочу, что ты, папочка, найдя это письмо, узнал, что я очень сильно люблю тебя, и все о чем я могу думать — это чтобы ты узнал об этом. Я предполагаю, возможно, ты уже умер и уже знаешь, что в моем сердце.

Или возможно ты знал все это время. Это было бы самым лучшей вещью. Лучше, чем я заслуживаю. Если бы ты каким-то образом узнал бы все давным-давно, как я по-настоящему к тебе отношусь.

С любовью, твоя девочка,

Сахалия».

Там было то, что хотел сказать каждый:

Батист: «Мама и папа, если я умру, я проснусь на небесах и возможно там я увижу вас. С любовью, Батист».

Макс: «Мама и папа, мне жаль, что я вас не нашел. Ведите себя хорошо и не ссорьтесь!»

Уилисс: «Уилисс Домингез».

Улисс: «Улисс Домингез».

Нико ничего не просил у меня написать.

— Прекратите писать в этом блокноте! – закричал он. – Мы выберемся отсюда. Давайте запустим больше ракет. Кто-нибудь должен быть там.

Он зажег и бросил красную, еще красную, и белую ракеты.

Мы ждали, а дождь начал просачивается сквозь наши слои.

Через некоторое время, Макса стошнило.

Его вырвало внутри воздушной маски, там было много крови.

— Помогите нам! – закричала Сахалия. – Кто-нибудь помогите нам!

У нас все еще была его старая воздушная маска, так что мы зразу же попытались заменить ее.

Нико не нужно было звать меня. Я опустился на колени рядом с Максом и приготовился помогать.

Сахалия по-прежнему пронзительно кричала, ее голос звучал грубо и хрипло.

— Задержи дыхание, приятель, — сказал Нико Максу, но тот задыхался и захлебывался.

Нико снял воздушную маску. Лицо Макса было месивом. Красное, покрытое волдырями вокруг рта, носа и глаз, а кровь капала с его подбородка.

Я прижал новую воздушную маску к лицу малыша, и он с трудом задышал.

Звук был приглушенный.

Звук был ужасный.

Макс умирал.

Нико издал страдальческий, разочарованный вопль. Затем он вскочил, словно его ужалили.

И повернулся ко мне.

— Вот что мы сделаем. Я подброшу тебя, а ты ухватишься за край и заберешься наверх.

— Ладно, — пожал я плечами. Я плакал.

Макс умирал.

Нико сделал колыбель из рук, а я поставил свою ногу на них, а он попытался поднять меня. Потребовалось несколько попыток, чтобы получился правильный угол.

С пятой или шестой попытки я взобрался довольно далеко.

Схватил какую-то траву на краю, но она была такой скользкой.

Я хотел продолжать, но корень исцарапал мое лицо, и я истекал кровью.

Нико начал молиться.

Я не хотел на это смотреть.

— Господи, — сказал он. — Пожалуйста, Господи, пожалуйста, отправь нам помощь, потому что я не могу справиться сам!

Сахалия подалась вперед и обняла Нико, ее тело прижалось к его, и я тоже подошел, и образовалось две группы: первая — Сахалия, Нико, и я; и вторая — Батист, Улисс, и Макс.

А затем... затем раздалось крошечное «Эй!»

Пожилой голос. Но сердитый.

— Кто выпустил эти ракеты? Эй?

Затем мы загалдели. Я подскочил.

Мы все закричали и завопили, но Нико заорал на нас:

— Замолчите! ЗАМОЛЧИТЕ! ЕСЛИ ХОТИТЕ ЖИТЬ, ЗАТКНИТЕСЬ!

Затем Нико предупреждающе выкрикнул.