— Не знаю, — с сомнением сказал Витька.

— Сходим как-нибудь туда, может, сам увидишь ее!

Гусь недвусмысленно скосил глаза на Сережку, и тот осекся, чувствуя, что сказал лишнее.

— Можно сходить, — неопределенно отозвался Витька.

Костер развели на высоком берегу, в сосняке. Трещали сухие дрова, палило солнце, кипела уха в котелке. Ребята в одних трусах, как индейцы, сидели вокруг огня. Озеро блестело, будто разлитое в тарелке масло.

— Хорошо здесь! — удовлетворенно и радостно сказал Витька. — Вы часто сюда ходите?

— Я бывал. А Сережка тоже первый раз, — признался Гусь.

— Ну!.. — удивился Витька. — Зря… Сделать бы здесь хороший шалаш, чтобы лишнее из дому каждый раз не носить, и рыбачить тут можно!..

— На этом озере, смотри, рыба редко хорошо ловится, — сказал Гусь. — Время надо знать.

— Что время! Вот на зорьке увидишь, как на луде окуни будут брать. И главное, охотиться здесь хорошо. Вода, правда, не очень теплая. Но ничего, плавать можно!.. Знаешь что? Пока уха варится, пойдем, покажу, как с трубкой плавать.

— Пойдем! — согласился Гусь.

Прихватив снаряжение, кроме ружья, они спустились к воде. Сережка тоже пошел было за ними, но Гусь строго крикнул:

— За ухой смотри, а то убежит!

И Сережка вернулся.

— Значит, так, — приступил к инструктажу Витька. — Сначала надень ласты. Ремешки подтяни, чтобы они плотно на ногах держались. Вот. Теперь надень маску. Пока без трубки.

Гусь натянул маску.

— Не туго?

— Вроде ничего…

— Втяни носом воздух!

Гусь сделал вдох. Маска плотно вдавилась в лицо.

— Хорошо! — Витька вставил трубку в хомутик и повернул загубник ко рту Гуся. — Возьми вот эти сосочки зубами. Так! Теперь закрой рот и дыши через трубку. Ровно дыши и глубоко. Медленный вдох, быстрый выдох… Вот так и надо дышать. А теперь сними маску, поплюй на стекло — не снаружи! — и хорошенько протри пальцами… Сполосни.

— Сполоснул.

— Смочи лицо и надень маску. Возьми трубку в рот. Вот и все. Сначала попробуй лежать на воде. Лежи и дыши. А плыть просто — шевели ногами вверх-вниз, вверх-вниз. Руками грести не надо, руки должны быть свободны…

Лежать на воде вниз лицом оказалось удивительно легко. И дышалось тоже хорошо. А видимость-то какая! На дне каждый камушек, каждая песчинка видна. Вправо и влево тоже далеко видать. Вон проплыла стайка мальков…

Сам того не замечая, Гусь шевельнул ластами, и дно стало уплывать назад, а мальки все ближе и ближе. Не поймешь, то ли окуньки, то ли плотички или язёнки — какие-то серенькие рыбешки с желтыми глазками и прозрачными кисейными плавничками. С мизинец, не больше. Гусь глянул на свою руку и поразился: рука большая, пальцы толстые. Он снова перевел взгляд на мальков. Где там с мизинец! Меньше, вдвое меньше!..

«Плавать-то, оказывается, и в самом деле очень просто, — удивился Гусь. — Знай шевели ластами. А если попробовать нырнуть? Вода зальет трубку? Нет, нырять потом…»

И он тихо плыл вдоль берега, изумленно разглядывая неузнаваемый, такой необычный подводный мир. Вот густо разрослись водоросли. Какие? Гусь не знает. Листья продолговатые, курчавые и блестящие, желто-зеленого цвета. Со стороны ну точь-в-точь джунгли. Только под водой. А там что светится? Глаз?! Гусь замер. В траве стояла щука. Не очень большая, даже совсем небольшая, но в первое мгновение она показалась Гусю чуть ли не такой, какую подстрелил Витька.

«Ух ты!.. Вот бы ружье!» — мелькнула мысль.

Чем ближе подплывал он к щуке, тем она становилась меньше. Кажется, до нее уже можно дотянуться рукой… Большая желтая рука с растопыренными пальцами медленно потянулась к рыбе. Щука шевельнула плавниками и вдруг молнией сверкнула в гущу водорослей.

«Ого, как сиганула!»

Причудливо, необычно и по-своему красиво выглядели под водой коряги. Вот лежит дерево. Оно затонуло целиком, с корнями и сучьями. Извитые черные корни торчат в разные стороны, как щупальца гигантского спрута, а ствол, почти сплошь облепленный посверкивающими ракушками, напоминает туловище огромного крокодила. Крона дерева — кажется, это сосна — густо оплетена водорослями, шелковисто-тонкими и изумрудно-зелеными. Гусь двинулся вдоль ствола к корням, и тут из-за дерева неожиданно выплыл табунок полосатых окуней, и каких окуней! Нет, они были не крупные, но сколько в них красок, сколько блеска! Оранжевые брюшные плавники, золотисто-зеленоватые бока, переходящие к спине в коричнево-зеленые. А полосы — сизые, с просинью. Никогда не думал Гусь, что обыкновенный окунь так красив!

В этом мире удивительной красоты он забыл всё: и обиду на ребят, которые потянулись к Витьке, и выдуманное прозвище «лягушечник», и себялюбивое стремление устроить ничего не подозревающему Витьке пакость, и пугающий рассказ случайного старика о Пайтовом озере. Все ушло, растворилось, остался лишь этот диковинный мир тишины и игры красок, который до сих пор был неведом и недоступен и вдруг, будто по волшебству, открылся его глазам.

Гусь утратил всякое ощущение времени. Он чувствовал, как волной проходит по телу озноб; и пожалуй, зубы у него начали бы стучать, не сжимай он ими резину. Когда все тело стало вибрировать от холода и унять эту неприятную дрожь оказалось невозможно, Гусь повернул к берегу. Он плыл до тех пор, пока грудью не коснулся песка. Только тогда он смог разлучиться с открывшимся ему благолепием.

Гусь удивился, когда увидел на берегу Сережку и Витьку и высокие сосны. Нелепая мысль, что все увиденное лишь почудилось, пришла ему в голову.

— Ну как? — спросил Витька.

— Здорово! — только и мог ответить Гусь, клацая зубами.

— Так долго плавать не надо. Посинел уж весь! — Витька принял от Гуся ласты, маску, трубку. — Бежим к костру!

Лишь когда они углубились в лес, напрямик пересекая мыс, Гусь понял, что костер далеко и что он в самом деле проплыл много, очень много. Странно, что он обогнул этот мыс, — ему казалось, что плыл он все прямо и прямо.

— Видел кого-нибудь? — спросил Сережка.

— Как же! — И Гусь на бегу начал рассказывать и про мальков, и про щуку, которая, конечно, была поменьше той, что подстрелил Витька, и про коряги, и про диковинно красивых окуней…

Уха из плотиц после такого купания показалась просто изумительной. А тепло костра с одной стороны и солнца — с другой было так приятно, что, кажется, никогда в жизни Гусь не испытывал такого блаженства. И то ли поддавшись чувству признательности к Витьке, то ли считая нечестным хранить в тайне то, что он слышал о Пайтовом озере от старика, Гусь повторил у костра рассказ, который когда-то так поразил Сережку и Тольку.

— Глупости все это! — засмеялся Витька. — Дед просто пугал тебя. За лодку, наверно, боялся, вот и придумал «заветные слова» и щуку длиной с лодку. И что вода здесь полосами — тоже вранье. Да ты сам плавал, знаешь…

После обеда Витька давал урок плавания сначала Сережке, потом Гусю — учил его нырять. Затем уж плавал сам. На этот раз он подстрелил пару некрупных щук да язя.

Когда солнце повисло над лесом, ребята поплыли на луду.

— Сейчас узнаем, как будет ловиться рыба без «заветных слов»! — говорил Витька, подгребая узким самодельным веслом.

Такие же весла были теперь у Сережки и Гуся, и лодка плыла очень быстро.

Еще издали ребята заметили, что неподалеку от кола, которым была отмечена каменная гряда, вода временами рябит, хотя стоял полный штиль.

— Отчего бы это? — спросил Сережка.

— Окунь малька гоняет! — ответил Витька, которому раньше не раз приходилось рыбачить с отцом на Сорежском озере, где было несколько хороших луд.

К колу подплыли тихо-тихо, зачалились и молча, осторожно, стараясь ничем не брякнуть, взялись за удочки. И вдруг точно дождь пошел — из воды вокруг лодки веером стали выскакивать крохотные рыбешки. В следующую минуту вода разом закипела — окуни с чмоканьем и бульканьем кидались за мальками; иногда на поверхности были видны их горбатые спины и растопорщенные колючие плавники. И вот уже Сережка вытащил одного окуня, за ним почти одновременно подсекли рыб Витька и Гусь.