– Судя по имени, вы итальянец?

– Не совсем: все мои предки греческого происхождения, хотя я родился и вырос в Неаполе.

– Понимаю: сицилийцы тоже очень не любят, когда их называют итальянцами. И ещё припоминаю, что Неаполь когда-то был целым королевством. Мне часто приходилось общаться с потомками Юлия Цезаря, и я даже пробовал изучать их язык. Но сами итальянцы весьма неохотно изучают чужую словесность, даже английскую, а вы говорите по-русски просто великолепно!

– Это совсем несложно: здесь много русских.

В нашем городе действительно немало моих соплеменников, но их диалект сильно отличается от того, что я сейчас слышал. Мой новый знакомый говорил на том языке, который преподают в литературных институтах, и на котором читают свои тексты все дикторы центральных каналов.

Эрудиции этот Дамиано оказался необычайной.

Он поведал мне много нового: и о христианизации Руси, и о тевтонских рыцарях, и о вчерашних событиях в Палестине. Излагал он иногда и довольно парадоксальные теории, но при этом ничего и никогда не утверждал категорически.

Если я «плавал» в его теме, то просто слушал. Но если «что-то» и «где-то» читал или слышал, и пытался вставить свои «пять копеек», тут же получал от него чёткие разъяснения и поправки:

– Это не совсем так: тот пожар произошёл случайно, и он был для Нерона совершенно некстати. Император как раз тогда потратил огромные средства на строительство инженерных сооружений, начатых ещё при Тиберии. Наступил «дефолт», в результате которого он резко потерял прежнюю популярность. Да, он писал стихи, и даже на смертном одре пытался сочинить себе эпитафию, но у него ничего из этого не получилось. Но Нерон не искал вдохновения в созерцании пылающего Рима, и у него есть алиби: в день возникновения пожара он находился в 50 километрах от столицы.

Вдруг Дамиано прервал своё повествование, и пристально посмотрел мне в глаза.

Кажется, он что-то там увидел, потому что сказал чуть ли не приказным тоном:

– Давайте перейдём на веранду: там тише, и курить там разрешено. Возьмите бутылочку навынос, потом не пожалеете!

Я с удовольствием принял оба его предложения.

На новом месте Дамиано продолжил излагать мне историю своей Италии.

Он так увлечённо говорил о Диоклетиане и Каракалле, Папах Римских и семейках Борджиа и Медичи, что я готов был просидеть здесь до утра. Но, дойдя до Торквато Тассо, он вдруг опять прервал свою речь, посмотрев на часы:

– Ну, мне пора, да и вам то же самое советую. Я тут приметил не совсем приятную компанию.

За соседним столом пятеро гопников всем своим внешним видом и поведением могли бы убедить самого Папу Римскому в необходимости использования презервативов.

Молодой хлыщ угощал своих «корешей» водкой, и, сплёвывая прямо на пол, громко хвастался им, что его бабушка завещала дом именно ему, а не его матери. Поэтому он полный хозяин всего семейного имущества, и если мать робко пыталась отказать ему в деньгах на очередную выпивку, он грубо брал её за шиворот: «Ты, сука, живёшь в моём доме! Захочу – и выкину тебя на улицу, скотина!»

И та покорно доставала кошелёк.

Но почему лет двадцать назад здесь не появился царь Ирод со своими всадниками?

Клянусь: за убийство подобного младенца я поставил бы на могилу этого изверга свечку!

* * * * *

Дамиано тихо исчез за поворотом, и я не слышал даже звука его шагов.

Допив пиво, я направился к лавочке на остановке, и присел там покурить.

Вдруг послышался душераздирающий вой мощного мотора, и чёрный BMW, мчавшийся на огромной скорости, не вписался в крутой поворот.

Перескочив на полном ходу через невысокий бордюр, он влетел прямо в стеклянную стенку «Аквариума».[4] Она моментально рассыпалась, и эта тяжелая машина влетела туда, пропихнув своим бампером столик метра два вперёд, до самой стойки.

«Бумер» въехал именно в то место, где мы до этого сидели вместе с Дамиано, и если бы этот «неаполитанец» не предложил нам пересесть, мне бы уже «намазывали лоб зелёнкой».

Подойти поглазеть поближе, или пытаться спасти этого козла?

Нет, лучше уносить ноги!

Сейчас появится полиция, они будут задавать много вопросов, да и потом не раз вызовут в комиссариат как свидетеля.

Ситуация всем ясна до безобразия, и я услышал, что скорую уже вызвали.

Очевидцев вам и без меня хватает, а мне уже смертельно хотелось спать.

Водитель остался на месте, уронив голову на руль.

Первой приехала полиция, а сразу же за ней – и «скорая».

Санитары сначала засуетились, но дежурный врач потрогал пульс того лихача, раскрыл его веки пальцами, махнул рукой – и неторопливо закрыл квадратный чемоданчик.

Началась «протокольная церемония».

Сердце бешено колотилось, и я хлебнул водки прямо из горла.

Встречу ли я когда-нибудь своего спасителя?

И мне стало стыдно, что я не дал ему ответной визитки.

«Кстати, где же она?»

Я пошарил по всем своим карманам, но так и нашёл её.

«Наверное, обронил, когда расплачивался за пиво. А может, и потерял в туалете».

Глава 2. Тайна железной двери

Английское слово «hostel» обозначает «недорогую гостиницу с ограниченным количеством удобств». Примерно так же переводят на него и наше слово «общежитие».

Но на самом деле это понятие невозможно перевести или объяснить тем, кто там не жил.

Общежития бывали двух типов: «семейными», где санузел и душ приходились на две смежные комнаты, и «коридорными», где этими прелестями пользовались обитатели двадцати или более комнат.

Так проживали одинокие холостяки или малочисленные семьи, хотя в некоторых апартаментах площадью 18 квадратных метров могли жить взрослый мужчина и супруги за шкафом.

Сюда попадали по-разному.

Кто-то, приехав из провинции, посчитал это место временным трамплином для скорого карьерного взлёта, но так и остался «в затяжном прыжке».

Кого-то «милые дети» выкинули из собственной квартиры, чтобы «эти надоедливые родители» не путались у них под ногами.

Одной девочке папа купил комнату, потому что смертельно устал от её шумных ночных похождений и громких криков пьяных мальчиков за стеной.

Словом, здесь собрались те «леди и джентльмены, которым не повезло».

Йен был старше меня.

Он не был «русофобом», и почти все его бывшие «пассии» носили славянские имена. Он не был и «нетрадиционалом», калекой или импотентом, но так уж вышло: в своё время на него никто не «клюнул», и он «уже» не женился!

Его комната имела свою особенность: у неё был балкон, по которому можно было пройти и залезть через окно к соседям, не выходя для этого в коридор.

Если к сорока годам дом мужчины не заполняется детским смехом, он заполняется пустыми бутылками.

Заскакивая к нему на гулянки, я любил незаметно поставить в холодильник или другое потайное место бутылку, отвлекая внимание всех гостей какими-нибудь дешёвыми показушными трюками.

Когда допивался последний стаканчик, все безнадёжно выворачивали пустые карманы и недовольно смотрели на того, на ком она закончилась: по неписаному закону, именно он должен бежать за продолжением.

Я терпеливо выжидал, пока всеобщее уныние не достигнет апогея, и, вдоволь насладившись муками несчастных жертв, громко восклицал:

– А так ли нам надо сегодня нажраться?

– Надо! – дружно отвечал хор.

Тогда я подходил к своему «тайничку» и делал несколько магических пассов:

– Заклинаю тебя, Мефистофель! Пришли нам водки с твоего света!

Потом я изображал смятение на лице, показывая жестами, что я смертельно утомился от этих связей с «астральной энергией».

Хозяин открывал свой холодильник – и с изумлением доставал оттуда «подарок из Ада».

Не всегда это сопровождалось овациями: один раз мне набили морду за вызов скорой помощи для особо впечатлительной зрительницы.