— Будь поласковее со мной, Майкл, — сказала она и подвинулась, давая ему место.
На этот раз дрожь охватила только ее одну.
Удомо поднял голову и прислушался. Что-то стукнуло у входной двери — или это ему показалось? Все было тихо, дверь никто не отпирал. Но ведь стук был ясно слышен. Он оттолкнул стул, встал и быстро вышел из комнаты. Да, он не ошибся — приходил почтальон. Лежащий на коврике зеленовато-голубой конверт был знаком ему. Письмо от Эдибхоя. Он постарался побороть охватившее его волнение. Вполне возможно, что и это письмо ничем не отличается от предыдущих. Вот уже три месяца каждый зеленовато-голубой конверт пробуждал в нем надежду и каждый раз — ничего нового. Ничего! Может, он ошибся в Эдибхое? Нет, нет и нет! Такие дела быстро не делаются. Но, господи, почему они делаются так медленно! Ладно, спокойствие прежде всего. Это письмо ничем не отличается от предыдущих. Ничем не отличается от предыдущих.
Он жадно уставился на конверт. Если бы только… Нагнулся, подобрал его и поспешно вернулся из холодной передней в гостиную. Брр, до чего холодно! Даже газ, горевший в полную силу, не мог одолеть холода. Он обошел письменный стол и выглянул в окно. Крупные снежные хлопья лениво кружились в воздухе и как бы нехотя опускались на землю. Про них нельзя было сказать, что они падают. И земля лежала, укрытая белым покрывалом, легким, как сбитые сливки.
Он вскрыл конверт.
«Дорогой земляк!
Письмо будет коротким — через полчаса у меня операция. Рад сообщить тебе, что дело сдвинулось наконец с мертвой точки. На будущей неделе я должен встретиться с тремя коммерсантами; думаю, что кое-какие результаты эта встреча даст. Свободные деньги у них есть, и я постараюсь внушить им, что в их интересах вложить эти деньги в нашу газету.
Ты, я знаю, считаешь, что нам необходимо заручиться поддержкой вождей и старейшин. Но они не желают поддерживать нас. Вот уже три месяца я стараюсь привлечь их на нашу сторону, но убедился, что их интересует только собственное положение, места в палате Ассамблеи и приемы у губернатора. Толка от них не будет, земляк, и нам придется обойтись без них. Если ждать их, мы, пожалуй, никогда не начнем. Они и не думают об освобождении народа, об освобождении Африки. Они продажны насквозь. Если я уговорю коммерсантов и они выложат деньги, ты сможешь приехать, и тогда мы начнем. Надеюсь, ты согласишься. Другого способа вытащить тебя сюда я не вижу. Напиши, что ты одобряешь…»
Дальше шли приветы Лэнвуду и остальным и несколько слов о своей жизни. «Напиши, что ты одобряешь…» Удомо перечитал письмо. «Напиши, что ты одобряешь…»
— Черт бы побрал всех этих вождей и старейшин! — вскричал он.
Он подошел к письменному столу и сел. Итак, они не хотят поддерживать нас. Даже ради освобождения собственной страны! Что ж, если они не хотят, а коммерсанты хотят, придется иметь дело с коммерсантами. Но народ, пойдет ли он за нами без вождей и старейшин? Пойдет ли?.. А если другого пути нет?.. Значит, нужно перетянуть народ на свою сторону. Это единственный путь!
Удомо вставил в машинку лист почтовой бумаги. Подумал, вынул, положил под него копирку и чистый листок и снова вставил. Он печатал:
«Дорогой Дик!
Только что получил твое письмо и спешу ответить, чтобы ты немедленно начал действовать. Ты знаешь, почему я считал, что на первых порах для нас особенно важна поддержка вождей и старейшин, но, если они не желают сотрудничать с нами, обойдемся без них. Это будет нелегко, потому что народ в их руках. Но народ мы как-нибудь на свою сторону перетянем. Уговори коммерсантов, чтобы они оплатили мой проезд домой. Скажи им, что, когда я приеду, мы сможем все обсудить и наметить план действий. Только, не обещай им по возможности ничего серьезного. Это очень важно. Ты понимаешь меня… Обещай им места в руководстве партии, когда она будет организована, — место патрона, президента, даже казначея, но ни в коем случае не давай никаких обещаний относительно нашей будущей политики. Скажи, что подобные вопросы лучше всего будет обсудить со мной, когда я приеду. Я сообщу обо всем членам группы, а ты действуй…»
Хлопнула входная дверь.
Удомо откинулся на спинку стула и ждал. «Для Лоис рановато, — подумал он. — А что, если она потеряла работу? Как тогда все сложится? Интересно, теряют ли учителя работу?»
Вошла Джо Фэрз.
— Ты что-то рано, — сказал Удомо.
Она устало опустилась на стул.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Она подняла на него глаза. В них было отчаяние. Вид измученный, лицо осунулось. Он и прежде замечал, что она похудела за эти месяцы, но только сейчас увидел, как сильно она изменилась.
— Ты должен помочь мне, Майкл, — сказала она.
Отчаяние, звучавшее в ее голосе, заставило его насторожиться.
— В чем дело?
— Мне стало плохо в конторе, — сказала она. — Прямо в конторе — раньше хоть дома. Я все испробовала. Теперь ты должен помочь мне. Я думала сделать все сама. Не хотела тебя беспокоить. Но ничего не получается. Ты должен помочь мне, Майкл.
— Да о чем ты?
— Я беременна.
Удомо долго молчал, потом резко сказал:
— Не может быть!
— Я пыталась сама…
Одним скачком он пересек комнату и очутился перед ней — огромный, яростный.
— Нет! — Он сорвался на крик. — Ты врешь!
Но, взглянув ей в глаза, понял, что это правда. Он с трудом подавил бешеное желание ударить ее.
— Почему ты не сказала мне?
— Я хотела сама…
Он пошел обратно к столу.
— Сколько времени?
— Около трех месяцев.
Ярость и страх овладели им.
— Дура! Идиотка! Ты должна была сказать мне!
— Я знала, что ты будешь ругать меня. И думала, что смогу все сделать сама.
«Спокойно, спокойно», — уговаривал он себя.
— Кто-нибудь знает?
— Никто.
— Ты была у доктора?
— Нет.
— Что ты скажешь Лоис, если она узнает?
— Она не должна знать.
— Но что ты ей скажешь, если она все-таки узнает?
— Не знаю.
— Должна знать.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Скажешь, что виноват кто-нибудь из твоих друзей…
— Но она поймет, Майкл. Ведь ребенок родится цветной… И будет похож на тебя. Она сразу поймет.
— Если ребенок родится. Но он не родится.
— Тогда зачем…
— Она может узнать, что ты принимаешь меры, чтобы избавиться от ребенка, или что ты уже сделала аборт. Тебе придется объяснить ей.
— Скажи ей правду, Майкл. Попроси ее помочь нам. Она простит тебя, если ты обо всем расскажешь и попросишь прощения. Она любит тебя, Майкл.
— Ты бы лучше подумала об этом, когда меня своими ляжками прельщала. Черт бы тебя побрал! Сама говорила, что не маленькая… Виноват один из твоих друзей. Понятно?
— Тебе не приходит в голову, Майкл, что я и так уже очень наказана?
— Виноват один из твоих друзей. Поняла?
— Да. Поняла.
— А теперь уходи. Я хочу подумать.
Джо Фэрз пошла к двери, потом обернулась и посмотрела на Удомо.
— Майкл… — и подумала: «Прежде я называла его Майк».
— Да?..
— Неужели тебе нисколько не жаль меня? Ведь для меня это кошмар.
С минуту Удомо холодно смотрел на нее. Потом лицо его смягчилось. Глаза подобрели. Он встал и подошел к ней. Сочувственная улыбка тронула уголки губ. Он обнял ее за плечи.
— Прости меня, Джо. Я не хотел обижать тебя. Просто мне стало страшно. Очень уж это неожиданно свалилось на меня. Но мы выпутаемся. Обещаю тебе, и все будет хорошо.
— Да, Лоис не должна ничего знать. Ты прав, Майкл. Она сделала нам обоим столько хорошего. И потом, она так тебя любит. Ты правда думаешь, что все обойдется? Еще не поздно?
— Обойдется, только слушайся меня. И помни, если Лоис что-то узнает, виноват один из твоих друзей. Ты потом сама поймешь, что так будет лучше для всех нас.