Вскоре отряд лейтенанта вернулся несолоно хлебавши. Однако Уильямсон принес и добрую весть: он видел за полосой пляжа, неподалеку от деревни, большое озеро с очень прозрачной водой. Кук тотчас же послал лейтенанта обратно, чтобы тот обследовал берег, промерил глубину прибрежных вод и выяснил, можно ли здесь стать на якорь, так как место для стоянки казалось весьма подходящим.

Вопреки всем ожиданиям, туземцы встретили Уильямсона и его отряд очень плохо, а ведь совсем недавно они были такими приветливыми и гостеприимными! Они окружили приставшую к берегу шлюпку плотной стеной и попытались отнять у матросов весла и ружья, да и вообще хватали все, что попадалось под руку. Туземцы так яростно атаковали англичан, что те были вынуждены открыть огонь, чтобы вырваться из плена. Один из туземцев упал, сраженный пулей.

Этот кровавый урок оказался полезным, и на следующий день, когда Кук сам лично направился осматривать озеро, все жители деревни простерлись перед ним ниц и преподнесли ему в знак уважения бананы и маленьких поросят. Матросы притащили к озеру большие бочки, и туземцы, охваченные священным ужасом, помогли их наполнить и прикатить на берег. Одним словом, островитяне добровольно оказывали англичанам всяческие услуги.

Так как наполнение бочек пресной водой происходило вполне благополучно и личное присутствие Кука больше не требовалось, он передал бразды правления господину Уильямсону, а сам вместе с господином Андерсоном и господином Веббером отправился в расположенную рядом чудесную долину. Встречавшиеся на пути туземцы при виде англичан падали ниц и оказывали им почести, которые было принято оказывать великим вождям.

Идя вдоль берега, Кук и его спутники подошли к каким-то странным белым сооружениям, напоминавшим своей формой обелиски, высотой примерно в 40 футов. Они увидели их еще издалека, но никак не могли угадать, что это такое. Как оказалось, то действительно были своеобразные обелиски, возведенные на кладбище, которое туземцы именовали «мораэ»[86]. Это были четырехугольные сооружения из переплетенных ветвей. Находились они в весьма плачевном состоянии, и было видно, что островитяне совершенно за ними не следят.

Вид одного из погребальных сооружений, достаточно хорошо сохранившегося, позволял сделать вывод, что первоначально грубый деревянный каркас был обтянут тонкой легкой сероватой тканью. Вообще, казалось, что островитяне используют эту ткань для своих религиозных отправлений, так как в мораэ там и сям виднелись изодранные в клочья куски. Кроме того, в знак почтения островитяне набросили на плечи капитана Кука несколько больших серых полотнищ. С такими же полотнищами на плечах расхаживали и местные вожди.

Странные надгробные памятники на местном наречии назывались «хенану» и возводились на месте захоронения влиятельных лиц. Внимательно осмотрев несколько погребений, Кук сказал, что останки людей явно свидетельствуют о том, что среди гавайцев распространен обычай человеческих жертвоприношений.

Из всего огромного количества островов, относящихся к Гавайскому архипелагу, Кук исследовал только большой остров, Оаху, и еще четыре малых. Следует сказать, что во время своей первой стоянки у Гавайских островов Кук, наверное, не осознал всю важность своего открытия.

Затем экспедиция открыла остров Атоуи (сегодня называемый Кауаи) и соседствующие с ним острова Ниихау и Тахора. Кук не заметил ни довольно большую группу островов Мауаи, ни главный остров архипелага — Гаваи, своими размерами в три раза превосходящий Оаху.

Кук отметил, что климат там очень здоровый и нет удушающей жары, а также то, что земли этих островов очень плодородны: везде в изобилии росли бананы, сладкий батат, кокосы, таро, ямс, тыквы, но вот хлебное дерево встречалось здесь гораздо реже, чем на Таити. Правда, на Гавайских островах встречались и растения, которых на Таити англичане не видели, например ароматные гардении, достигающие просто гигантских размеров. Островитяне показали Куку и еще одно полезное дерево, называемое на местном наречии «дуидуи», на котором растут содержащие много жиров орехи. Аборигены накалывали эти плоды на пики и поджигали, так что получалось нечто вроде подсвечников со свечой или факела.

Единственными животными, которых заметил на Гавайях Кук, оказались свиньи и собаки, причем, как выяснилось, туземцы явно отдавали предпочтение при приготовлении пищи собакам. Бродила около жалких хижин и кое-какая птица.

В подавляющем большинстве местные жители были среднего роста, крепкие и мускулистые, но вот стройными их, пожалуй, назвать было нельзя. Круглолицые, добродушные и честные с виду, они производили очень приятное впечатление. Кожа у них в основном темно-коричневого цвета. У обитателей Гавайских островов не в моде натираться прогорклым жиром, как это делают туземцы островов, лежащих южнее. Зубы у них белые и очень хорошие, волосы густые, прямые или слегка вьющиеся, но никак не курчавые. Они прекрасно плавают и чувствуют себя в воде как рыбы. Вода для них столь же привычная стихия, как и воздух. Нередко морякам доводилось видеть, как женщины, кормящие младенцев грудью, бросались в волны, если прибой был слишком сильным и пироги не могли подойти к берегу. Эти смуглые русалки преспокойно преодолевали бурное море и добирались до суши, не причинив своим детишкам ни малейшего вреда.

Кук писал в своем докладе:

«Характер у туземцев очень хороший. Они честны, добродушны и жизнерадостны. Мы пришли к выводу, что они прекрасно ладят между собой и живут очень мирно. Нас они встретили очень радушно, однако мы имели возможность заметить, что обитатели этих островов столь же склонны к воровству, как и большинство жителей Океании. У нас создалось впечатление, что аборигены очень умны, доказательством чему является тот факт, что, когда они увидели различные предметы, созданные на европейских фабриках, они выразили свое неподдельное восхищение и удивление, а также стали жалобно сетовать на несовершенство собственных изделий.

В любой ситуации местные жители давали нам понять, как высоко ставят нас и как низко — самих себя, признавая наше превосходство во всем. Такое поведение и такая самооценка тем более заслуживают похвалы и уважения, что всем известна гордость, граничащая с чванством, столь свойственная как цивилизованным японцам, так и обитающим в Гренландии дикарям.

С превеликим удовольствием мы наблюдали, как заботливо и ласково обращаются женщины со своими малышами и с каким усердием мужчины помогают им. В этом отношении они гораздо выше тех племен, где мужчина взирает на женщину и ребенка скорее как на нечто необходимое, а не желанное и достойное внимания и любви.

Излюбленным оружием местных жителей являются копья, палицы, луки и кинжалы, заточенные с двух сторон, которые они прикрепляют к рукам с помощью веревок и применяют во время рукопашных схваток. Они используют также нечто вроде пращей, при помощи которых обстреливают врагов большими кусками красного железняка, имеющими по бокам специальные выемки, чтобы лучше держалась веревка».

Второго февраля Кук покинул острова, названные им Сандвичевыми в честь первого лорда Адмиралтейства (это название, к счастью, не сохранилось и его заменило гораздо более благозвучное — Гавайи). На земном шаре существует множество других английских названий, и не стоит украшать карту Океании именем этого лорда, навечно связанного в сознании современных людей с двумя ломтиками намазанного маслом хлеба с кусочком ветчины посредине.

Утром 10 марта Кук оказался в виду берегов Америки. Он нашел довольно удобную и хорошо защищенную бухту, соединенную с морем узким проходом, и стал там на якорь, чтобы дать отдых команде и провести необходимые ремонтные работы на судах. Тотчас же показались три пироги.

В докладе Кука написано следующее:

«Один из дикарей встал во весь рост и произнес длинную речь, сопровождая ее бурной жестикуляцией. Мы приняли сие действо за приглашение сойти на берег. Туземец стал бросать в нашу сторону какие-то перья, его же собратья принялись швырять в нашу сторону пригоршни красноватой пыли. Странный оратор носил на плечах шкуру какого-то крупного зверя, а в каждой руке держал нечто непонятное и извлекал из этих предметов звуки, похожие на те, что издают детские погремушки. Когда он устал произносить свою длиннейшую торжественную речь, из коей мы не поняли ни слова, он умолк. Но тотчас же два других туземца взяли слово, правда, их речи не были столь долгими, да и говорили они не столь напыщенно.