— Ты придумала схему… — начал Восьмерка неуверенно.

— Не схему — тему! Для «Феникса», для Темпл Бар и «Гуляки Луи», даже для города-призрака Глори Хоул. А связь между ними — Джерси Джо Джексон!

— Ага, тот парень, которого даже помоечной крысой назвать мало!

— Но он уже мертв. Мы можем его использовать спокойно. Как он использовал вас, как он заставил вашу несчастную банду сорок лет скитаться по пустыне, пока сам проживал деньги в… как тогда назывался «Хрустальный феникс»? В старые времена, когда Ники и Вэн еще не восстановили его?

— «Дерево Джошуа», — сказал старик мрачно. — Так называется большой кактус, здоровенный, с кучей колючек.

— «Дерево Джошуа», — Темпл покачала головой с неодобрением. — Если это он придумал название, то особенным вкусом он не отличался.

— Джерси Джо не отличался вкусом, он отличался наглостью. Вот что больше всего ценилось в те времена. Типа Багси Сигела и Фламинго. Наглость. А мы — мы все, Мотыга, Дикий Синяк, Энциклопедия и остальные — мы были просто дети. Мы были шму.

— Шму?.. — растерялась Темпл.

— Это такие дураки, чучела, сделанные для того, чтобы их сшибали. Фигурки в тире. Неваляшки. Но шму всегда поднимаются обратно, и мы поднялись. Встали в последнем раунде, а Джерси Джо остался лежать. Последний раунд — вот что главное.

— Почему Джерси Джо был таким успешным бандитом? Что у него было такое?

— Кроме наглости? Половина всех серебряных долларов. Какую-то часть он вложил в землю и постройку «Дерева Джошуа», остальное схоронил в матраце. Прикинь? У парня собственный отель на Стрипе. У него в этом отеле собственный номер, как у бедняги Ховарда, и он засовывает мешок ворованных серебряных долларов в матрац!.. Потом он там живет, и все теряет, и отель превращается в дерьмо, в руины, постояльцев нет, и вот он подыхает. А годы спустя кто-то кувыркается на его старом матраце и находит хорошенький куш!

— Нет, — искренне сказала Темпл. — Это просто невероятно. Почему он оставался в этом номере, когда отель превратился в руины?

— Он чокнулся, вот почему. Чокнутый король в сердце своей рухнувшей империи. И еще, — Восьмерка достал из пепельницы окурок сигары и оглядел его с сожалением, как умершего старого друга, который, между прочим, очень натурально вонял. — Еще ходили слухи.

— Слухи?..

— Парни вроде Джерси Джо всегда круче выглядят по слухам, чем на самом деле. Говорили, что он сидит на золотой шахте. Что «Дерево Джошуа» было построено на земле, через которую проходит скрытая золотая жила, такая длинная, чистая и крупная, что ее хватит на путешествие в рай и обратно. Говорили, что земля и песок под отелем прорыты насквозь. Туннели. Секретные коридоры. Золото прямо под ногами — бери не хочу. Если сумеешь найти. Ну, что, годится? Умещается в твою схему-тему, мисси?

— О, да-а!.. — сказала Темпл. — Все умещается. Все рифмуется. Все отлично сходится. О, да, спасибо вам огромное!

Темпл закинула свою сумку на плечо и встала.

— Кстати, кто это в «Серкл Ритц» не дает вам спать по ночам в последнее время?

Восьмерка снова взял дохлую сигару, щелкнул зажигалкой и долго пыхтел, прежде чем окурок затлел.

— Ты знаешь, что такое конфиденциальная информация? — он выдохнул большой клуб вонючего дыма.

Темпл отскочила, но и не подумала уходить.

— Для пиарщиков не существует ничего конфиденциального, кроме дел клиента. Я думаю, для сыщиков тоже?

Восьмерка кивнул, продолжая ужасно дымить. Комнату заволокло облаками отравленного смога.

— Тогда просто скажите мне вот что, — настаивала Темпл. — Вы все еще работаете на кого-то в «Серкл Ритц»?

— Может, уже и нет.

— Я думаю, вы бы не отказались вытащить, например, Электру из неприятностей?

— Наверное, не отказался бы. А может, и нет.

Темпл нахмурилась. Восьмерка никак не отреагировал на упоминание имени ее квартирной хозяйки. Это что — признак железной выдержки, или Электра ни при чем? Но кто, кроме нее, мог его нанять?

Она вспомнила фантом, мелькнувший перед ней в зимнем саду «Хрустального феникса». Аура Макса была всегда такой загадочной, и связь между ним и «Серкл Ритц»…

— Но это же не может быть… Макс, — подумала она вслух.

Упоминание этого имени заставило Восьмерку подскочить на месте.

— Нет! — сказал он поспешно. — Не он. Другой. Этого я в глаза никогда не видел.

Ага! Восьмерка сказал «другой»!

Итак, его нанял не Макс, а какой-то «другой» мужчина, связанный с «Серкл Ритц».

Темпл медленно кивнула.

— До свидания, и спасибо за информацию.

Восьмерка подозрительно уставился на нее, не уверенный, что за информацию она имела в виду. Темпл этого и хотела. Пусть немножко поволнуется.

Она выбралась из дома самостоятельно, слегка, правда, натыкаясь на стены в полумраке. Перед ней, кроме выхода из дома Восьмерки, начал маячить выход из мысленного лабиринта. Другой, но тоже мужчина.

Неужели это Мэтт, который был в последнее время постоянно занят и постоянно расстроен? Мэтт, который, как она боялась, старательно отстраняется от нее по причине ее излишней настойчивости? Может, он сам настойчиво пробивается в другом направлении?

А может, и нет.

Возможно, они оба идут к одной и той же цели, но с разных сторон. И, возможно, место их будущей встречи — «Хрустальный феникс».

Глава 27

Какой еще Луи?

Несмотря на привычку работать под прикрытием, все-таки есть нечто весьма неправильное в том, что я вынужден передвигаться по моим собственным бывшим владениям крадучись, точно какой-то криминальный элемент.

Но вот именно этот, мой личный участок территории отеля и казино «Хрустальный феникс» теперь полностью оккупирован Икоркой, известной также под кличкой Полуночница Луиза. В нормальных обстоятельствах я бы не стал сидеть под ближайшим кустом, нервно грызя ногти, пока наглый захватчик узурпирует мою территорию.

К сожалению, сейчас я связан по рукам… в смысле, по лапам и хвосту.

Потому что выяснение отношений сейчас может помешать выполнению ответственного задания: выслеживанию разбойничьей шайки, которая рыщет в окрестностях, подвергая опасности мою беспечную компаньонку, мисс Темпл Барр, и ее проект шоу «Гридирона».

Мисс Икорка, меж тем, совершенно бесстыдно шляется по всему отелю и прилегающей местности, собирая комплименты своему сходству с вашим покорным слугой, в более, так сказать, худом и юном варианте.

Чем чаще ничего не подозревающие двуногие упоминают при ней мое имя, тем больше шансов, что непреклонная Икорка будет продолжать оставаться в окрестностях «Хрустального феникса» в беспощадной надежде отыскать своего беглого предка, то есть меня. Я даже заметил ее беседующей с одним бродячим псом, который шлялся вокруг в надежде поживиться чем-нибудь на помойке у ресторана.

Прежде всего, ее общение с таким проходимцем заставило меня прикрыть от стыда глаза лапами, в то время как я сам скрывался в очень удобных зарослях олеандра на клумбе у служебного входа. Бродячий пес был помесью овчарки с питбулем — а это не то сочетание, с которым следует иметь дело, вы уж мне поверьте. Но мое злополучное дитя, по всей видимости, имело склонность переоценивать свои возможности, поскольку без промедлений приблизилось к этой ужасной дикой собаке.

— Прошу прощения, сэр, — услышал я из кустов, когда пес как раз был занят умелым раздиранием на части черного пластикового мешка, весьма напоминающего мешок для трупов.

Он поднял голову. Один глаз у него косил, а противоположное ухо было наполовину откушено.

— Исчезни, пироженка, а то я скоро перейду к десерту, и ты реально сойдешь на сладкое.

— Странно, что вы употребили именно это слово, приятель, — заметила она, не дрогнув ни единым волоском. — Я как раз ищу кое-кого, кто, натурально, исчез.

— Мы все, типа, постепенно исчезаем, бэби, — ответствовал он философски, стараясь выдрать своими жуткими челюстями то, что осталось от свиной отбивной на косточке, из целлофана. — Жизнь — это чисто путь к смерти.