— Что, скучали по папке? — наутро я вошел в редакционный кабинет, открыв дверь с ноги — А?

Для усиления эффекта я вытаращил глаза и обвел взглядом присутствующих.

— Харитон Юрьевич! — пискнула Соловьева, изображая радость.

— Напугал, черт такой — проворчал Петрович, погрозив мне кулаком.

— Мофет, еще надо было отлефаться? — спросила Таша, у которой рот был набит чипсами.

Остальные тревожно заулыбались, помалкивая и пытаясь понять — это я шутки шучу или как?

Шелестова же на секунду застыла недвижимо, после раскинула руки как чайка и пала мне на грудь с воплем:

— Бааааатюшка! Жиииивой!

— Балаган — осудила ее Вика, входя в кабинет вслед за мной — Один тут нормальный человек, который правильные вещи говорит, и тот… Таша, сколько раз тебя предупреждать можно — не трескай ты на рабочем месте то, что крошится, пахнет и оставляет масляные следы! Мало того, что потом с туфель это не отскребешь, так неровен час еще тараканы заведутся!

— Она и их сожрет — успокоил Вику Самошников — Не хотел бы я в голодный год с ней на необитаемом острове оказаться.

— Дурак — Таша отставила объемный пакет с чипсами в сторону, напоследок запустив в него свою жменьку — Харитон Юрьевич, так как вы себя чувствуете?

— Живой — тем временем рыдала Шелестова, обнимая меня за шею, причем выглядело это ну очень естественно — Сам ходит! А я‑то уж решила, после того, как в больнице вас увидела, что все! А он — живой! Я же как вспомню, как вспомню… Как упал, как это… Желудок‑то… Нет, нет сил, пойду…

— Приму триста капель эфирной валерьянки — закончил я ее фразу — Елена, дурака не включай, а? Я хоть и выгляжу дегенератом, но классику читал.

— Не сомневалась — Шелестова отпустила меня и, конечно же, глаза у нее были сухие и на губах у нее была улыбка — Но проверить было необходимо. А вдруг — нет?

— Одна ты у нас умная — язвительно сказала ей Соловьева — Харитон Юрьевич, а я где вчера была! В игре, в смысле!

— И где же ты вчера была? — с интересом спросил ее я, стягивая пуховик.

— В Пограничье — с гордостью ответила она — Там вчера большое собрание вождей кланов было. Война!

— Войнааааа! — дружно заорали гамадрилы и примкнувшая к ним Шелестова.

Судя по всему, эту фразу за сегодняшнее утро они слышали не впервые.

— Бездельники! — сжала кулачки Мариэтта — Сами ничего не делаете, вот и завидуете!

— Кстати — она молодец — ткнул пальцем в сторону Соловьевой я — Насколько я понял, она в свой выходной по игре шастает, материал собирает. Не то, что некоторые. Мэри, потом покажешь, что наработала.

— Согласна с нашим шефом — подала голос Вика — Пока кое‑кто на катке глинтвейн пьет, Мариэтта дело делает.

— Какая осведомленность о моей личной жизни — изобразила изящный поклон в сторону Вики Шелестова — Надеюсь, и о том, насколько прекрасно я стою на коньках, вам тоже доложили? Как и о том, какой фурор я произвела вчера на Чистых Прудах?

— Фурор — от слова 'фура'? — неожиданно и для меня, и для всех остальных, подала голос Ксюша, видимо решившая встать на сторону своего принципала.

— Кривенькая шутка, прямо скажем — так себе шутка — Елена села на свое место, уперла локти в стол, сложила ладони 'мостиком' и опустила на них подбородок — Жаль, жаль, любезный Харитон Юрьевич, что вам противопоказаны физические упражнения. Лед в этом сезоне чудо как хорош. Жалею я тех, кто не ходит на каток.

— А пошли все вместе — неожиданно сказала Таша — Почему нет? Я бы тоже покаталась. Самошников, ты как?

— Можно — Дмитрий пожал плечами — Генаша?

Как выяснилось — у нас все стояли на коньках. Кроме Вики, и еще Петровича, который был идейным противником спорта. И у всех была свободна эта суббота.

— Харитон Юрьевич? — в один голос спросили Шелестова, Таша и Самошников — Может — с нами?

— Человеку живот недавно резали — возмутилась Вика — У вас совесть есть?

В этот момент у меня зазвонил коммуникатор. Номер не определился

— Да? — по возможности беззаботно ответил я.

— Соглашайся — негромко пробубнил мне в ухо голос Азова — Ты тоже идешь на каток, пан спортсмен, на Чистые Пруды. Так и скажи — мол, даже если не покатаюсь, то так постою, на вас посмотрю, порадуюсь. Кофе выпью, с булочкой. Но — с утра, чтобы засветло. Часов на одиннадцать договаривайтесь, не позже.

— Хорошо — даже не стал ничего выяснять я. А что тут выяснять? — Так и сделаем. А потом — в тираж

Азов отключился, и я убрал коммуникатор в карман, озабоченно почесав ухо.

— Кругом бардак — вздохнул я и посмотрел на Вику — О чем мы говорили? А, да, каток. Почему бы и нет? Зима уходит, а мы все в помещениях сидим, света белого не видим.

— Киф — нахмурилась моя избранница, но я, не слушая ее, уже повернулся к Шелестовой

— Лен, где ты каталась? На Чистых? Дело. И добираться удобно, и центр. И красиво там. Народ, я с вами. Вика, не жужжи, если что — я кататься не буду. Вон, глинтвейна вы… Кхм. Хотя нет, глинтвейна я отчего‑то больше не хочу, даже не знаю почему. Кофею выпью, он на морозе даже лучше идет.

— Мне тоже каток на Чистых Прудах нравится — Жилин встал со стула и потянулся своим мощным телом — Там иллюминация красивая.

— Да, там вечером супер — подтвердила Таша — Может — часиков в пять?

— Вечером не могу — расстроенно ответил ей я — У нас с Викторией Евгеньевной субботний вечер занят. Учредители, знаете ли, пригласили нас для обсуждения кое — каких вопросов организационного характера. У всех выходной — у нас работа. Вот так и живем.

Сказав это, я замер — занесло меня, она как сейчас удивится этой новости, как вытаращит глаза! Мне даже показалось, что где‑то на грани сознания я услышал голос Азова, рявкнувшего:

— Вот засранец!

Но — нет. Вика погрозила мне пальцем и произнесла:

— Про то и речь, господин главный редактор. Вот и стоит ли тащиться в центр Москвы, а потом гадать — опоздаем мы на встречу, не опоздаем?

— Не опоздаем — заверил ее я — Народ, как насчет одиннадцати утра? Думаю, все успеют выспаться?

— Да ради такого дела можно и не ложиться — переглянулись Стройников с Самошниковым — И вправду — уходит зима, а мы так ничего и не замутили.

— Один раз куда‑то выбрались — и то — добавил из своего угла Петрович — Нет, Киф, к тебе претензий нет, но факт остается фактом — ты мне должен шашлычок. Или даже два. И 'соточку' коньяку. Опять же — даже две.

— Вот уж нет — возмутилась Шелестова — Он‑то тут при чем? Будем считать, что там мы все‑таки отпразднуем мой день рождения, пусть и запоздало. Все. В одиннадцать у Грибоедова. Черт, опять почти цитата!

— Скорее — каламбур — поправил ее я — Применительно к ситуации.

— В субботу? — произнесла страдальческим голосом Ксюша — Я не знаю… У меня и коньков‑то нет.

— Ксю, заканчивай — потребовала Шелестова — Будут тебе коньки. А если не придешь — обижусь, затаю зло, а после устрою тебе все по Гоголю.

— В смысле — 'Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем'? — заинтересовался Петрович.

— В смысле — страшную месть — объяснила ему Шелестова — Буду ей звонить каждое утро в шесть часов, будить и петь тоненьким голоском в трубку какую‑нибудь песню про каток. Там — 'Догони, догони' или 'Веселые коньки'. Подберу подходящую, не сомневайтесь. А если телефон отключит — приезжать к ней на квартиру буду и под дверью ее орать. Я такая, я заморочусь.

— Лучше соглашайся — на полном серьезе посоветовал Ксюше я — Она так и поступит.

— Да — да — подтвердила Шелехова и, встав со стула крутанулась на месте — Как же я люблю большими компаниями куда‑то выбираться! Это так весело — коллективное бессознательное.

- 'Коллективное бессознательное' — это про нас — согласилась Вика.

— Молодец — сказал я ей — Народ, закончили про отдых, поговорим о деле. Вот какая штука — я тут узнал от Виктории Евгеньевны, что у нас упала посещаемость страницы в сети. Незначительно, на шесть процентов, — но упала.

— Ерунда — отмахнулась Шелестова — Сессия же, студенты перестали лодыря гонять и за учебники засели. Скоро вернутся.