— Как отдавать честь? Ведь это же запрещено приказом по военному ведомству.

По военному ведомству запрещают, а по дивизии приказывают. Вот посмотрите, у меня с собой выписка из приказа.

Приказ гласил:

Открыто насчет отдания чести не сказано, но содержание приказа, даже его форма говорят о том, что солдат обязывается отдавать честь.

— На комитеты нажим пошел, — говорили другие, — отправлены в строй все члены комитета частей, находящихся при штабе дивизии.

Один из солдат пожаловался в комитет на нетактичные действия начальника штаба, генерала Сундушникова. Сундушников назвал солдата на «ты», ругал его площадной бранью, и вот солдат пожаловался в комитет, прося рассмотреть вопрос об оскорблении генералом солдата. Комитет заслушал объяснения солдата и постановил довести до сведения начальника дивизии генерала Музеуса о незаконных действиях со стороны начальника штаба; ответом на такое постановление комитета был приказ по штабу дивизии за подписью того же Сундушникова о направлении Широкова, Свиридова и Корнеева, членов комитета; в строй, в 9-й полк, якобы «для пользы службы», а на самом деле это просто разгон комитета.

— В 10-м полку, — рассказывал один солдат, — командир полка Синельников откровенно стал на защиту помещиков. Во время уборки хлеба он попытался послать целый батальон солдат в помощь помещику на полевые работы; понятное дело, батальон работать отказался. Местное население хотело свезти хлеб на свои гумна, но Синельников приказал выставить караул и не давать производить уборку хлеба крестьянам. Под прикрытием солдат помещик быстро собрал хлеб, обмолотил и запродал интенданту. Крестьяне возмущены, говорят, что революционная армия защищает помещика.

— Волынский губ. комиссар, — рассказывал другой, — обращается к командирам полков с просьбой защитить, в районе расположения полков, помещиков от анархических действий со стороны крестьян, прикрываясь тем, что землю нельзя брать до обсуждения вопроса о разделе земли Учредительным собранием; когда будет Учредительное собрание? Все маринуют, обещали собрать чуть ли не весной, а теперь, говорят, на сентябрь отложили. Невыгодно, очевидно, им собирать.

— Верно, невыгодно.

Появилось на фронте много женщин, поступающих в полки добровольно. В районе штаба корпуса разместилась специальная женская часть, женский батальон, «ударники», как они себя называют, под командой тоже женщины, произведенной даже в прапорщики. В батальоне до тысячи бойцов-женщин, причем командные должности заняты ими, ни одного мужчины в этом батальоне нет.

— Их бы по ротам распределить для солдатского удовольствия, — сумрачно предложил. Ларкин, — всякие шлюхи набрались в армию, хлеб только на них изводить. Подумаешь, вояки какие!

В Бердичеве создаются новые ударные части, формируемые исключительно из добровольцев, по преимуществу из прапорщиков. Части эти носят название «батальонов смерти»; у них на руках повязки с нарисованным черепом.

Панков говорит, что командный состав собирает для себя силы в противовес нам.

Газеты полны сообщениями о происходящем в Москве совещании представителей государственных, военных и общественных организаций. На этом совещании с большими речами выступали министр-председатель Керенский, затем верховный главнокомандующий Корнилов и ряд других. Между буржуазными партиями и меньшевиками состоялось как бы примирение; Церетели, лидер партии меньшевиков, расцеловался с представителем буржуазии Рябушинским. Говорят о необходимости крепко держать фронт, о полном единении с союзниками, о твердой власти, о поддержке командного состава, о доверии верховному командованию в лице Корнилова и т. д. и т. п.

Рябушинский, Коновалов и др. выступают с речами, говоря, что надо положить на алтарь отечества все силы и средства. Но не видно, чтобы жертвовала буржуазия, пока что льется лишь солдатская кровь, а буржуазия снимает барыши с подрядов.

Противно читать все это, особенно нападки по адресу солдатских комитетов.

Ко мне зашли с просьбой дать книг по политическим вопросам два офицера, один нашего 11-го полка — Трехсвятский, и другой из 12-го полка — Медведев. Я предложил к их услугам библиотеку, говоря: «Выбирайте все, что вам нравится».

Разговорились о происходящем московском совещании и о тех нападках, которые сейчас сыплются на действующую армию, якобы вышедшую из повиновения начальству.

— Знаете, что, — конфиденциально заговорил Медведев, — я размышлял над Тарнопольским отступлением и пришел к выводу, что это отступление произведено не по вине солдат, не потому, что солдатские комитеты мешали командному составу. Тарнопольский прорыв лежит исключительно на совести высшего командного состава. Командный состав нарочно производит провокационные выходки, чтобы вызвать большое возмущение со стороны солдат, которым можно было бы потом козырять перед начальством, перед правительством, перед центральным Советом и тем самым вырвать постепенно одну уступку за другой и, в конце концов, прибрать все дело к своим рукам.

23 августа прочли в газетах о взятии немцами Риги и паническом отступлении 12-й армии. Ну, теперь пойдет еще больший шум!

Носятся слухи, что с фронта по распоряжению генерала Корнилова лучшие боеспособные дивизии направляются к Петрограду, где сосредоточиваются крупные резервы на случай, если бы немцы стали подходить к Питеру. Просачиваются слухи, что создание резерва под Петроградом производится не столько для того, чтобы защищать город от немцев, сколько для того, чтобы заставить Временное правительство отправить на фронт революционный петроградский гарнизон. Питерский Совет вынес постановление, что войска петроградского гарнизона не могут быть выведены из революционной столицы. На этой почве ходит много разговоров, будто бы питерский гарнизон из шкурнических интересов не хочет выезжать на фронт, что приятнее сидеть в столице, болтаться по митингам, чем быть в окопах.

Где тут истина?

29 августа ранним утром я был разбужен прибежавшим ко мне членом дивизионного комитета писарем Орловым.

— Что такое стряслось? Или отступление?

— Хуже. Получено извещение о предательстве генерала Корнилова. Генерал Корнилов издал приказ о неподчинении распоряжениям Временного правительства, о ликвидации комитетов, и что всю верховную власть он переносит в ставку.

— Вот так на! А я только вечером вернулся из штаба армии и ничего не слышал.

— Я сегодня такой приказ получил: предлагается офицерам крепко взять в свои руки управление частями и всякое выступление солдат пресекать, не брезгая никакими средствами.

Я быстро оделся и вместе с Орловым пошел в хату председателя дивизионного комитета Спуд ре. Однако его уже не было, он ушел к генералу Музеусу. Поручив Орлову срочно собрать дивизионный комитет, я сам побежал на телефонную станцию, где попросил телефонистов немедленно передать телефонограмму в полки и полковые части о немедленном созыве членов крестьянского совета на дивизионное собрание.

Пришел Спудре.

— Вам известно о контр-революции Корнилова? Как вы оцениваете положение? — обратился я к нему.

— Наше дело маленькое, — ответил Спудре, — раз верховный главнокомандующий приказывает, — мы должны подчиняться.

— Как подчиняться? Он объявляет контр-революцию, хочет свергнуть Временное правительство, отдает официальный приказ о неподчинении Временному правительству, — а вы говорите «наше дело маленькое»!

— Я прежде всего военный.

— А по-моему, вы прежде всего мерзавец!

Стали подходить члены комитета. Спудре, стараясь быть, спокойным, сообщил, что им получено распоряжение от генерала Музеуса: на основании приказа верховного главнокомандующего немедленно должны быть распущены дивизионный и полковые комитеты.