Увлеченные битвой Ши унеслись слишком далеко вперед, и сражение вытолкнуло Сурта прямо на позиции Интербригады. Большая часть бойцов старалась держаться на почтенном расстоянии от смертоносных ударов стальной булавы, и вокруг великана образовалось пустое пространство. Сурт яростно вращал глазами, выискивая достойного противника.

Даже Норвик доставал Сурту едва выше пояса, двенадцатифутовый великан возвышался над вампирами, как башня, а бешено вращающаяся в руке дубина делала его похожим на ветряную мельницу.

Четырехфутовые гибкие дротики просвистели одновременно. Атлатль – деревянная копьеметалка – придавал их острым наконечникам чуть не тройную пробивную силу. Один вонзился Сурту в плечо, и булава опустилась, открывая широкую грудь великана. Второй попал еще удачнее — скользнул по скошенному лбу, и кровь из глубокого пореза залила глаза. Рамо и Хоакин торопливо доставали новые дротики из широких заплечных колчанов, надеясь, что потеря крови хоть немного замедлит грозного врага. Но ослепленный на мгновение великан только пришел еще в большую ярость и кинулся на братьев, занеся булаву для смертельного удара.

Рамо отскочил вправо, Хоакин влево. В левый бок Сурта вонзился листообразный наконечник тепустопильи, длинного копья, усеянный по кромке острейшими зубцами обсидиана. Макуавитль – деревянный плоский меч с такими же обсидиановыми зубцами по краям – рубанул по правому локтю, и удар булавы, предназначавшийся Хоакину, пришелся по колену самого Сурта. Древнее оружие ацтеков, одним ударом раскраивавшее пополам лошадиный череп, оставило на толстой шкуре великана страшные рваные раны, и Сурт взвыл от дикой боли.

Братья снова отскочили, но Сурт, совершенно обезумевший, закрутился на месте вихрем, выставив булаву перед собой. Тепустопильи в руке Рамо пару раз сумел проскользнуть внутрь защитного круга, но лишь слегка оцарапал кожу, и тонкое древко треснуло, когда стальная рукоять булавы наскочила на него с разгону. Хоакин бросился вперед, подныривая под булаву, но удар огромной ноги отшвырнул его в сторону, как тряпичную куклу.

Сурт кинулся к лежащему на земле противнику, занося булаву, но его почти метровые ступни были даже опаснее для распростертого ничком Хоакина. Рамо прыгнул, развернувшись, как стальная пружина, и огромный ягуар вцепился в загривок великана длинными кривыми клыками. Хоакин вскочил на ноги, метнулся вперед, рубанул макуавитлем по коленям врага, снова отскочил.

Сурт поднял руку, пытаясь стряхнуть повисшего на спине ягуара, но тут же одернул, и кровь, хлещущая из запястья на месте откушенной кисти, забрызгала вновь подскочившего к нему Хоакина. На этот раз удар деревянного меча разрубил пополам коленную чашечку, и великан рухнул на спину, едва не придавив вцепившегося мертвой хваткой ягуара. Макуавитль разрубил широченную грудь Сурта, обнажая ребра, и Хоакин, отбросив меч, вцепился в громадное сердце великана обеими руками, рванув его на себя. Фонтан крови брызнул вверх, заливая обоих братьев, и Сурт забился в судорогах, огласив поле битвы последним воплем.

Хоакин, поднял еще трепещущее сердце к небесам, сжимая его в окровавленной руке. Рамо улыбнулся брату, и выдернул из-за пояса длинный кинжал – текпатль. Битва еще кипела, и врагов на его долю оставалось предостаточно.

Железо зазвенело у нее за спиной тяжким скрежещущим лязгом, зловонное дыхание горячо обдало затылок, и Ингрид стремительно обернулась, едва успев отпрянуть от клацнувших перед самым лицом тускло-белых клыков. Они торчали из полуоткрытой пасти, истекающей желтой пеной, на полный фут, придавая морде зверя подобие жестокой ухмылки. Колючая жесткая шерсть стояла дыбом на загривке и свалявшимися клочьями свисала с тощих боков. На шее болтались остатки тонкой цепи, разомкнутые кольца позвякивали, резонируя с утробным рычанием.

Из шума кошачьих шагов, дыхания рыб, птичьей слюны, корней гор, жил медведя и бороды женщины сковали цепь Глейпнир серые гномы в древние времена, но в час Рагнарека Фенрир разорвал ее, как шелковинку, и его пасть, достающая от земли до неба, поглотила солнце. Тяжелые лапы переступали с горы на гору, покрывая озера, круша в щепу столетние дубы, подминая под себя воинов, как мышей-полевок…

Ингрид усмехнулась. У страха глаза велики, а скальд за рог доброго пива чего только не наплетет. Уж в этом-то она убедилась на собственном опыте.

Черный волк, размерами не уступающий крупному тигру, бросился на нее, оскалив пасть, и усмешка угасла. Даже не преувеличенный до эпических размеров Фенрир оставался могучим порождением хаоса, сильным, жестоким зверем, живущим только убийством. Совсем как тот, который неустанно вел ее по тропам войны, пока тихий голос Норвика не спел ему колыбельную.

Но Гангрел не воюют со своим Зверем, они лишь позволяют ему на время уснуть, зная, что в трудный час битвы он наполнит их свирепой отвагой и первобытной силой, а не слепой яростью Бруха, или холодной жестокостью Цимисхов.

Рысь увернулась от щелкнувших у самого горла челюстей, перекатилась боком, вскочила на мягкие лапы. Оскал к оскалу встретила она Великого Волка, и острые клыки большой кошки рванули нижнюю губу противника. Ингрид отпрыгнула, выгнув спину, золотисто-пятнистая шерсть поднялась на хребте острым гребешком, круглые уши прижались к голове, и только кисточки, подрагивая, выдавали ее нетерпение.

Фенрир сократил расстояние громадным прыжком, Рысь снова увернулась и вцепилась зубами в волчью шею. Волк повалил ее на землю, но длинные клыки только бессильно щелкали в воздухе над головой лесной кошки, не разжимающей хватки, несмотря на то, что придавивший ее враг был втрое тяжелее.

Ингрид рванула когтями задних лап мягкое брюхо, передними наугад целя в мертвенно-зеленые бледные глаза волка. Фенрир упал на бок, и противники покатились по земле золотисто-черным клубком, царапая друг друга когтями.

Наконец, Фенриру удалось стряхнуть назойливую кошку, и Рысь, пролетевшая добрый десяток футов, приложилась спиной о каменистую землю. Пятен на медовой шерсти стало больше, кровь заскорузла и потемнела, но раны уже затянулись. Волк, припадая на прокушенную лапу, бросился к ней, надеясь быстро добить с трудом пытающуюся встать на ноги кошку.

Рысь снова извернулась, подпрыгнула на месте, пропуская Волка под собой. В мгновение ока оседлала его, крепко стиснув ногами толстую шею и рванув левой рукой верхнюю челюсть на себя. Челюсти лязгнули и сомкнулись, но Ингрид, ускорившаяся до предела, уже выдернула кисть из волчьей пасти, одновременно резанув сорванным с пояса длинным кинжалом задранное кверху горло.

Фенрир закружился на месте, пытаясь сбросить всадницу и щедро поливая землю бьющей из перерезанной артерии кровью. Ингрид, вцепившаяся пальцами в густую шерсть загривка, вонзила кинжал прямо в основание черепа, и волк упал, забившись в предсмертных конвульсиях. Девушка проворно соскочила на землю, и, прежде чем снова вступить в битву, бросила последний взгляд на издыхающего зверя.

— Шубку бы волчью, — мечтательно процедила она себе под нос, — в Нью-Йорке зимой холодно.

В золотом сиянии неслись по бранному полю колесницы, гривы коней и шелковые стяги летели по ветру, яркие росчерки копий пронзали тьму звездопадом, нестерпимым блеском слепили глаза мечи. Всадники рубили с седла, пики и копья, преломившиеся при первом ударе, сменились гранеными эстоками и кончарами. В пылу битвы Ваны и Ши смешались, кони били друг друга копытами, рвали оскалившимися зубами потные шеи, сталь звенела о сталь.

Кровь бурлила в жилах горячечным огнем, глаза горели яростным пламенем, боевой клич сливался со стонами раненых и умирающих под копытами коней. Высоки и прекрасны были Ваны в длинных кольчугах и конических шлемах, и благородны и рыцарственны Ши в легких кирасах и бригантинах, в увенчанных цветными плюмажами кабассетах. Кровь лилась багряной рекой, падала алым дождем на сухую жадную землю, пятнала плащи и знамена, заливала лица и крупы лошадей.