Второй вариант по сравнению с первым показался грустным, разочаровывающим, но вполне безопасным лично для Иванцова. Бог, возможно, внял до определенной степени молитвам Клыка и поселил в голову прокурора эту «утешительную версию». Имелся в виду тот несчастный случай, если бы Ворожцов, Кузьмин и Дерюгин провалились в топь Черного болота вместе с Клыком и нычкой. Поверить в него, как это ни странно, несмотря на всю невероятность такой ситуации, Иванцову очень хотелось. Подсознательно, но хотелось, хотя разумом он понимал, что подобный исход не мог иметь места в действительности. Сразу четверо, здоровые, ловкие мужики… Но ж очень соблазнительно, конечно: Клык — на том свете, где ему и положено быть по закону; те трое, — которые знают о том липовом исполнении смертного приговора и могли бы при благоприятных условиях шантажировать Иванцова, — там же. А иконка эта — черт с ней! Возни с таким предметом много, пока превратишь ее в миллионы, недолго инфаркт нажить. Конечно, жалко, если утонула, не каждый день идет в руки такой куш, но сесть и потерять все из-за какой-то старинной деревяшки, если вдруг какому-то Найденову или товарищу Рындину захочется прокатить прокурора на вороных, Иванцову не хотелось.

Но не мог прокурор поверить в такое простое разрешение всех проблем. Не любил он самоуспокаиваться. И поэтому мозг вопреки подсознательному желанию поверить в то, будто все концы ушли в топь, начал строить новые версии.

Может быть, все-таки сговор? Пожалуй, это самый опасный из всех вариантов. Иванцов почти наизусть помнил личные дела Ворожцова, Кузьмина и Дерюгина. Он точно знал, что раньше они с Клыком не встречались и уж тем более дружбы не водили. Шансов, что они каким-то образом могли сдружиться за те два дня, что Клык находился у них под охраной, было мало, но все же… Ставить на карту свое достаточно прочное положение ради сомнительной возможности разбогатеть, продав икону? К тому же почти ни у кого, кроме Сени Дерюгина, не было в этом деле опыта. Да и у того — печальный. Молдавский покупатель Домициану, судя по всему, не мог встретиться ни с кем из ныне исчезнувших. Он ехал только к Черному и ничего не знал о том, что в деле с нычкой замешаны прокурор и охранники его жены. Если Рындин со своей конторой взяли Домициану на контроль, то они непременно отследили бы его контакт с Ворожцовым или с кем-то из двух остальных. Но Рындин получил информацию об участии Иванцова только от Малыгина. Один-единственный из всех «бригадиров» Черного, который не поехал за Клыком в охотничий домик. Как и почему — непонятно. То ли узнал что-то, то ли догадывался, то ли случайно все получилось? А может, он попросту был рындинским осведомителем? С чего бы это он так запросто попался в аэропорту, хотя куда безопасней было укатить на автобусе, на поезде или на его собственной «Волге»? Может, он и не попался вовсе, а просто прибежал прятаться под крыло к шефу, чуя, что ни от милиции, ни от Курбаши ему не спастись?

Но это все догадки не по делу. Надо сосредоточиться, не отвлекаться на побочные рассуждения. До них еще дойдет. Итак, если представить себе почти невероятное, то есть то, что Клык и его конвоиры нашли общий язык, крепко подружились и решили совместно увезти икону в неизвестном направлении, сразу же возникает вопрос: зачем трем охранникам мог понадобиться живой Клык? Вся потребность в нем начисто отпадала после изъятия нычки и выхода на твердую землю с болота. И — что очень важно — отпадала необходимость делить выручку на четыре части вместо трех. Кроме того, Клык явился бы очень неудобным спутником. Слишком уж его рожа привлекательна для правоохранительных органов — это раз, и слишком он опасен — четверых замочил — это два. Доверять такому парню и честно делиться с ним, не рассчитывая на возможный подвох, мог только очень наивный мужик. Ни Ворожцов, ни остальные таковыми не были. А потому если бы они и рискнули, решив надуть своего патрона, то вряд ли взяли бы в долю Клыка. Клыка они должны были пристрелить или зарезать сразу же по выходе из болота, и то, если нм не удалось пометить обратную дорогу. Если же они хорошо запомнили дорогу через топь, то Клык сейчас гниет где-то в середине болота. Впрочем, почему Клык? А что, если не они — его, а он — их?

Подобная мысль уже приходила в голову Виктора Семеновича перед вчерашней встречей с Найденовым. Всерьез он ее принимать не стал — слишком уж невероятно. Конечно, мог этот пройдоха завести кого-то одного на гиблое место, мог и второй провалиться, бросившись на помощь первому, но уж трех сразу… Вооруженных крепких ребят голыми руками он не одолел бы. И потом, уж этот-то наверняка постарался бы воспользоваться машиной. В армии Клык имел значок водителя 1-го класса, как правило, прибывал на место преступления и уходил с него на угнанных автомобилях. После этого машину бросал.

Ни разу не попадался гаишникам. Будучи местным, отлично знал все проселки, просеки…

Зазвонил телефон. Ольга Михайловна сняла трубку.

— Алло! Валера? Да, он дома. Позвать? Пожалуйста, заходи… Ждем.

— Найденов? Мы ж только сегодня договаривались, чтоб поменьше встречаться!

— У него какие-то очень важные новости. Явно волнуется.

Найденов подъехал минут через пятнадцать, не больше. Должно быть, он звонил по радиотелефону из машины. Еще с порога на лице его были заметны озабоченность и тревога. На ногах — грязные болотные сапоги, на сером милицейском камуфляже присох мох, лысину украшало несколько волдырей от комариных укусов.

— Чем еще обрадуешь? — спросил Иванцов, чувствуя, как садится голос и сохнет во рту.

— Ну, решил я все-таки собрать небольшую группу, взять собачку и аккуратно отработать на Черном болоте. Все надежные ребята, сам лично поприсутствовал…

— Ну и?

— Нашли Ворожцова, Кузьмина и Дерюгина. В болоте. Убиты пулями 5,45. Почти в упор. В каждом по нескольку штук.

— Да… — провернув язык, выдавил Виктор Семенович нечто неопределенное.

— Ничего при них не нашлось. Ни оружия, ни денег, ни «дипломата». Вот так. Кто-то их как следует запрятал, почти на полтора метра под ил. Еле выудили. Гильзы нашли — четырнадцать автоматных и одну от «ПМ». Но ни одного ствола. Окурки нашли, следы крови…

— Не определили, сколько было нападавших? — спросил Иванцов.

— Нет. Только одно смогли установить, Семеныч. С ними четвертый был. Может, ты мне сам объяснишь, кто?

КУРБАШИ ДОБРО ПОМНИТ

Всю ночь Клык ждал, что кто-то за его душой припожалует. Либо менты от прокурора, либо мальчики от Черного. Само собой, немного волновался, держал при себе и автомат, и оба пистолета.

Дверь в кухню держал открытой, тишину слушал на всякий случай.

Тишина в деревне окончательно установилась в гас ночи, сразу после того, как приехала на мотоцикле сильно пьяная Надежда — ей самой пришлось рулить! — и привезла совсем никакого Колю. Как они там в лесу не расшиблись — неизвестно. Коля два раза падал с багажника, но куда-то на мягкое и не толькo до смерти не убился, но даже костей не поломал. Извалялся, набил синяков и шишек, ободрал морду, порвал штаны и пиджак, но пострадал не сильно. Надежда отволокла его домой, попела на улице матерные частушки, постучала в окошко к Вере и, когда та ее впустила, сумела проговорить не более получаса. После этого язык у нее стал заплетаться. Вере пришлось переводить подругу через улицу, втаскивать в дом и закатывать на кровать. Надежда благополучно заснула, а Вера вернулась к себе и тоже легла спать. Вот тогда-то и стало по-настоящему тихо. Тихо и страшно.

Металл оружия успокаивал не сильно. Те, кто мог прийти этой ночью, тоже явились бы не с палками. Вчера еще Клыку было все равно. Он думал, что помереть от пули было бы легче, чем от заражения крови. Мучиться меньше. А вот сегодня, когда сил прибыло, когда появилось убеждение, что выкарабкаться можно, помирать не хотелось. Если б знать, что дырявая нога затянулась прочно и не подведет, можно было бы и драпануть. Вера нашла для Клыка кое-какие тряпки из отцовской одежды, когда-то оставленные здесь, у бабушки; кроссовки, в которых он приполз с болота, давно просохли и вполне годились по прямому назначению. Попробовал он и ходить, то есть слез с кровати и дошел до поганого ведра. Вышло, конечно, не очень. Боль от бедра отдавалась по всему телу. Хорошо, что не зацепили кость, но пока еще нога не шибко была пригодна для дела.