Если так, то он мог пару-другую дней потыркаться на пустых местах. Причем разыскивать и выслеживать Клыка надо доверять опять-таки не каждому. Вот тут ему, пожалуй, мог бы подмогнуть Черный…

Опять почудилось что-то вроде озноба. Если прокурор и Черный вместе возьмутся за дело, то уйти будет туго. Во всяком случае вырваться из этой родной области. Да и в других достать смогут.

В это время вошла Вера. Пока Клык спал, ей пришлось отразить нашествие Надежды, убеждавшей ее пойти с ней на танцы. Слава Богу, сегодня Надежда с похмелья встала позже, повкалывала до двух часов на своем огороде и к Вере заявилась только после трех, когда Клык уже спокойно спал. Вера боялась, что он во сне храпит, а потому на всякий случай навесила изнутри на дверной проем маленькой комнаты старое ватное одеяло. С внешней стороны она заперла комнату на висячий замок, как это было раньше, и потому надеялась, что соседка если и сунется туда, то внутрь не попадет.

Предосторожности были напрасны. Надежда и не собиралась в маленькую комнату. Но вот попить чайку и произвести, хоть и с опозданием, «разбор вчерашних полетов» она была настроена всерьез. Это могло затянуться и на три, и на четыре часа, а сколько времени проспит Клык, Вера не знала. То, что он мог обнаружить, что заперт, и попробовать вылезти в окно, начать ругаться или даже открыть стрельбу, ее очень беспокоило. Кроме того, она еще не знала, подействует ли бабушкино снадобье и насколько эффективно.

Разумеется, хватать «дипломат» с иконой и мчаться на вокзал, чтобы отвезти его на Лубянку, Вера побоялась. Марфутки казались ей самым безопасным местом на земле. Как-то не верилось ей, что сюда, в глухомань, кто-нибудь сунется. Хотя по логике вещей доводы «капитана» были вроде бы убедительны.

Так или иначе, но уехать ни в Москву, ни в родной город она так и не смогла. Пожалуй, решающую роль в этом сыграла Надежда и ее горячее желание перемыть кости всем участникам вчерашнего бала, особенно тем гадским подружкам из числа вербованно-расконвоированных, которые вчера так по-хамски расхватали более-менее приличных мужиков и оставили ей с Верой одного никудышного. Вера усердно поддерживала разговор, стараясь, чтобы Надежда не перевела его на другие, более неприятные темы. Например, почему у Веры до четырех часов утра свет горел. Ответ, правда, был уже заготовлен, по-женски вполне удовлетворительный: чтоб страшно не было. Но все-таки самым сложным оказалось отбрехаться от повторного похода на танцы. Надежда явно жаждала взять реванш над своими подругами-соперница-ми, но при этом нуждалась в моральной поддержке. Вера скромно заметила, что, по ее мнению, Надежде с этими тварями связываться небезопасно, а она, Вера, в случае драки ничем помочь не сможет. Уговорить Надежду не ходить на танцы не получилось, но зато удалось от этого похода отвертеться. Для этого пришлось упрашивать ее посидеть и попить чайку. Если бы Вера так не сделала, Надежда бы обиделась и решила, что подруга стала много о себе воображать. Мол, вижу, что моя компания тебе надоела. А так получилось, что Вере Надино общество нравится, но на танцы она не идет просто потому, что боится топать по ночному лесу пять километров от Лутохина до Марфуток. Очень кстати для Надежды нашелся попутчик. Тот самый, вчерашний невменяемый. Сегодня он был только слегка поддат и, кроме того, оказывается, починил свой старый «Иж». Учитывая, что этот самый товарищ — только сегодня стало известно, что его зовут Коля, — может добавить на центральной усадьбе, Вера ни под каким видом не села бы на этот мотоцикл. Уж лучше пешком волочь этого Колю по ночной дороге лесом, чем доверять ему как водителю жизнь и здоровье. Но Надежде было море по колено, и она отважно уселась за спину этого кандидата в Айртоны Сенны.

Так или иначе, но Надежда убралась, и теперь можно было надеяться, что раньше полуночи она не объявится, а если повезет в ее сокровенных чаяниях, то и до утра.

Вот после этого-то Вера и решила справиться о самочувствии «капитана Гладышева».

— Говоришь, заперла? — спросил Клык, полулежа на кровати с пистолетом.

— Соседка приходила. Слышали?

— Слышал, как мотоцикл поехал и как говорили во дворе. А о чем в комнате говорили — не слышал. Если ты этих двоих за милицией послала, то считай, что тебе конец. Я в тебя стрелять не буду — менты убьют. Сколько времени?

— Семь пятнадцать… — Вера глянула на свои часики.

— Почему в Москву не поехала? Я тебе что приказывал?

— Потому что не знала, как на вас снадобье подействует.

— Хорошо оно подействовало. Температуры нет, и жрать хочу.

— Сейчас я вам приготовлю. Кашу с тушенкой хотите?

— Ладно, — сказал Клык. — Готовь. Потом подумаем, что дальше делать.

Пока Вера возилась на кухне, «капитан Гладышев» размышлял над тем, что в связи с переменой обстоятельств возникают новые проблемы. Если утром и днем, как ему казалось, хана неизбежна и в связи с этим никаких иных планов на будущее строить не приходилось, то теперь все менялось. Конечно, пока Клыку не удастся научиться ходить, а самое главное — бегать, линять отсюда рано. Но вот с отправкой нычки в Москву исключительно для того, чтоб устроить заподлянку прокурору Иванцову, товарищ «капитан» явно поторопился. Похоже, появлялись шансы, хоть и не шибко пока большие, оприходовать эту нычку самостоятельно. Точнее, для начала унести ноги вместе с ней. Но для того чтоб ноги унести, надо бы иметь их в полном комплекте. Сколько для этого понадобится времени? Неделя, месяц? Дадут ли их тут прожить?

Вот в этом вопросе у Клыка были самые серьезные сомнения. Уже то, что Иванцов дал ему почти сутки прожить в Марфутках, удивляло. Объяснений этому было мало. Первое, то есть связанное с тем, что прокурор перемудрил, выглядело уж слишком простым. Второе, которое неожиданно пришло в голову Клыку, казалось абсурдным, но и его исключать не хотелось.

А мог прокурор, никого не обнаружив на болоте, посчитать, что все четверо вместе с нычкой ушли в топь? В принципе мог. Ведь там машина на просеке осталась. Допустим, решит прокурор, что Клык приложил всех троих конвойных и хапнул нычку. Насчет раны он может и не догадаться.

Значит, если б хапнул Клык нычку, не получив этой чертовой раны, то куда побежал бы? А побежал бы он к «уазику», потому что на этой машинке, пока суд да дело, можно укатить далеко-далеко, хотя бы в соседнюю область, там раздобыть чистую ксиву и поплыть куда-нибудь дальше. Так должен был бы рассуждать прокурор, если бы не нашел на просеке машину. Но ведь Клык машину не трогал и при всем желании тронуть не мог. Ему сейчас этой самой левой ногой только на газ-тормоз и давить… Значит, машина на просеке. И прокурорские ребята могли ее там найти еще вчера вечером. Даже раньше, потому что вроде бы где-то над болотом вчера стрекотал вертолет. Клык его только слышал, но не видел, потому что, выбившись из сил, лежал под кустами метрах в ста от края топи. Должно быть, его с вертолета тоже не заметили. Потому что если б заметили, то сразу бы просекли, что он в Марфутки ползет. А раз так, могли подумать, будто он и все остальные в болоте утонули.

Что прокурору при таком раскладе останется? Болото перекапывать? Не будет он этого делать, не дурак ведь. Если он в этом убеждении, культурно говоря, утвердится, то ему самый резон умыться, сидеть тихо и не рыпаться. Нычку, если она утонула, уже не найдешь, Клык так и так должен был находиться в болоте, а на место Трепла энд компани можно других мордоворотов подыскать. Не дефицит. А вот если Иванцов начнет на болоте ковыряться, то внимание привлечет и наживет лишних приключений на свою задницу.

Эх, эти бы мысли да Богу в уши или хотя бы прокурору в голову! Тогда Клыку можно торчать в Марфутках и месяц, и даже два. Главное — чтоб участковому не показываться. Но он сюда из Лутохина вряд ли пожалует. Народу тут немного, дачники-огородники, которым дебоширить некогда. Это вот в самом Лутохине участковому работы навалом. Драки, пьянки, хулиганки там не переводятся. В Марфутках же тишина и спокойствие, как на кладбище. Шум может быть только в том случае, если сюда какая-нибудь шобла заявится с дури, но и это вряд ли.