Для меня это лето не просто приятное времяпрепровождение, а необходимая отлучка. Я застряла в жизни нормального подростка в старшей школе, проводя время с людьми, которые мне не совсем нравились, на вечеринках, которые были не особо весёлыми. Поэтому я затеяла собственное веселье, и всё прошло не слишком хорошо. В то же время Ди выступала на награждениях, снималась для обложек и записывала альбом «Посреди глуши».

Пич появляется из спальной зоны позади автобуса. Когда Ди в прошлом году выступала на разогреве у группы «Блю Скай Дэй»[2], ей нужен был сопровождающий для тура. Родители Ди не смогли поехать из-за её братьев, поэтому вызвалась Пич. Она как раз начала встречаться с Грегом, он играет на банджо в группе Ди, поэтому я и не удивилась её желанию поехать в этот тур с нами. Ди не требуется слишком много контроля, поэтому Пич проводит большую часть своего времени с Грегом, а также отвечает на телефонные звонки менеджеров Ди.

По правде говоря, у Пич есть свой журнал. Она следит за всеми сплетнями, проверяя все статьи о Ди. Я всегда пытаюсь прочитать то, что люди пишут о Ди, но не всегда мне хватает на это терпения.

— Я подумала, что ты захочешь это прочитать, — говорит она, протягивая мне открытый журнал. — Он не выйдет до следующего месяца, но нам прислали пару экземпляров для одобрения.

— Спасибо, — отвечаю я, прежде чем она уходит к себе в комнату. Я смотрю на обложку, понимая, что это мой любимый журнал. Я никогда бы не подумала, что Ди попадёт на обложку «Айдиосинк»: она первый исполнитель в стиле кантри, кого удостоили этой чести. Журнал выходит в стиле провокационный-городской, что соответствует мне, но не Ди. На фото она обута в красные балетки, одета в тёмно-синий блейзер поверх белой рубашки с воротничком и джинсы… Верхом на механическом быке в салоне Нэшвилла. Вместо того, чтобы пытаться выглядеть сексуальной девушкой на родео, Ди держится обеими руками за шею быка, а её голова откинута назад, и она смеётся. Она выглядит выше обычного, хотя подруга только на два сантиметра выше меня, и мне становится интересно, правда ли все люди на обложках журналов в жизни ниже. «Покоряя мужчин», — гласит название. — «Южная милашка Лайла Монтгомери рассказывает о своём стиле, провинциальном происхождении и покорении поп-музыки».

Ди улыбается мне, указывая на жирный шрифт заголовка.

— Лиссе это не понравится, она меня убьёт. И заставит их сменить название.

Внешний вид Ди — это камень преткновения с её пресс-атташе. Гардеробная война разгоралась месяцами. У Ди специфический стиль, основанный на старых фильмах, которые она смотрела с мамой в детстве: сморщенные блейзеры, девчачьи юбочки и разноцветные платья, милые балетки. Когда Ди только начинала карьеру, Лисса говорила, что её стиль «слишком студенческий для нашей целевой аудитории». Лейбл хотел видеть её в ковбойских сапогах, но Ди отказалась. После выпуска первого альбома, Ди предложили сняться в рекламе одежды для новой подростковой коллекции «Джей.Крю»[3]. Глаза Лиссы расширились, почувствовав прибыль, и она никогда больше не говорила о стиле Ди.

Я бегло просматриваю статью, надеясь, что репортёр был вежливым. «Айдиосинк» высмеивают клише, и именно поэтому они мне нравятся, но, если бы они начали высмеивать Ди, я бы отменила свою подписку и отправила анонимное жалобное письмо.

Исполнительница кантри Лайла Монтгомери несёт в себе всё то, что вы ожидаете, и много того, чего вы не ожидаете. Она озорная блондинка-хохотушка, умалчивающая о своей личной жизни и не стесняющаяся есть чизбургер в моём присутствии. В те два часа, что я провёл с ней в «Смокин Пистолс Салун» в Нэшвилле, она доказала, что мила как сладкий пирог. Но восходящая звезда может повысить голос. Просто спросите у неё, планирует ли она сменить кантри на поп-музыку.

— Никогда, — настаивает она. В её голосе звучит сила. — Нет, я, пожалуй, перефразирую. Я не изменю стиль написания своей музыки; не буду добавлять басы или переставать использовать банджо и гармонику в моей группе. Но если люди, которым нравится поп-музыка, также наслаждаются моей музыкой, то это чудесно. Я польщена. Но я не буду менять себя как исполнителя и композитора.

Критик Джон Веллейс называет её «музыкальным музыкантом» — исполнителем, сосредоточенным на инструментах, идеализировании гармонии и вырабатывании собственного звучания. Лайла ссылается на Пэтти Гриффин, Джонни Митчелла и Долли Партон как на своё музыкальное вдохновение, хотя её музыка веселее, чем у её вдохновителей. И откуда же появилась эта искра? От её матери-композитора Лоры Монтгомери.

Пока я читаю, Ди не глядя крутит в руке рабочий телефон. Её взгляд блуждает по автобусу, будто она следит за какой-то мошкарой. Её глаза всегда мечутся вместе с мыслями.

— Эй, — говорю я. — Расслабься.

— Да, да. — Она машет мне рукой. — Я расслаблена.

Это было бы ложью даже если бы она спала. Впервые увидев нервные окончания в книжке по биологии, я подумала, что они выглядят как маленькие, искажённые руки, или же как дерево без листьев в птичьем понимании; я уверена, что нервы Ди выглядят как цилиндрическая пружина.

— Терри снова написал мне смс-ку. Он не сдаётся. — Терри — её жестокий менеджер.

— Не сдаётся?

— Он хочет, чтобы я спела «В одиночестве». Но этого не будет. — Она печатает ответ.

Эта песня — радостный источник энергии с хлопками на припеве.

Ты поймешь, оставшись в одиночестве,

Что в «Отверженных» мне не сниматься.

Я безудержна, свободна и всего семнадцать мне,

Я постараюсь такой и остаться.

Я покажу, что моя жизнь прекрасна,

И что не плачу, оставшись наедине,

Ведь быть самой собою классно,

И этот мир покорится мне.

Она думала написать песню о том, как быть счастливой без Джимми, думала, это станет сбывающимся пророчеством. План не сработал, но лейблу понравилась песня, и они поставили её в запись. Ди очень переживает о том, чтобы её выступления были честными, и она не позволяет себе резвиться на сцене и петь то, что не хочет. Когда Ди отказалась включать «В одиночестве» в концертный тур, лицо Терри выглядело как буженина в духовке — красное и почти испускающее пар.

Почти стемнело, на чернильном небе расположились тучи, и окно автобуса отражает меня: острые ключицы, которые я долгое время ненавидела, волнистые волосы, которые почти невозможно уложить одной рукой. Но хуже всего то, что за моими чёрными стрелками — уставшие глаза. И я уставшая, измученная, но, по крайней мере, я здесь, прячусь в жизни Ди, пока не смогу уладить свою.

Пока мы направляемся в Южную Каролину, я бросаю последний взгляд на Теннесси, куда вернусь лишь в конце августа. Я не думаю, что буду скучать по Нэшвиллу, разве что по прекрасному ночному небу, где каждый сантиметр покрыт звёздами. Это то, что я никогда не смогу показать на фото — огромные размеры планеты и крошечность всего остального. Когда мы с Ди были маленькими, мир казался таким широким — таким необъятным, ужасно большим, что мы могли бы никогда в жизни его не покорить.

— Как широко простирается небо? — спросила меня Ди в то лето, когда мы встретились. Мы лежали на холодной траве, смотря в небо. На восьмой день рождения ей подарили книгу о созвездиях, и мы использовали её, чтобы изучать небо.