Нора прижалась губами ко впадинке его горла.

- Хорошо. Мы можем это сделать. Если ты ждал этого два года, теперь…

- Два года? Я ждал двадцать.

Уесли застенчиво улыбнулся ей.

Уже в третий раз за ночь глаза Норы широко раскрылись от шока, и ее рот приоткрылся от удивления. Она оттолкнулась от кровати и приняла сидячее положение.

- Что такое, Нора?

- Уесли? Ты все еще девственник?

*«Корни» (англ. Roots) — американский телесериал, основанный на книге Алекса Хейли «Корни», транслировался на канале ABC в 1977 году. История о юноше Кунте Кинте из народа Мандинка (Гамбия, Западня Африка), которого продают в рабство и переправляют в Америку, где плантатор Джон Рейнолдс приобретает и даёт ему рабское имя «Тоби». Только после длительной порки розгами, он принимает новое рабское имя.

Глава 10

Север

Прошлое

Мэн. Кингсли ненавидел Мэн. Погоду, людей, абсолютное отсутствие чего-либо. Чего-либо, ради чего стоит жить. Ненавидел. Презирал. Не мог найти ничего, что компенсировало бы его пребывание в этом месте.

Почему же он тогда не мог перестать улыбаться в последнее время?

В этом году весна пришла рано. Снег начал таять и коричневые и зеленые ростки лесной почвы снова доказали свою жизнестойкость. Через неделю после окончания зимы, весенняя лихорадка поразила школу и весь студенческий состав, все сорок семь воспитанников высыпали на один плоский пятачок земли, взяв с собой бейсбольные и футбольные мячи. Футбольные мячи?

Кингсли закатил глаза. Он покажет этим глупым американским мальчишкам настоящий футбол. Из-под своей кровати в общей спальне, он достал футбольный мяч и взял с собой на газон. Другие мальчишки бросали Фрисби и мячи для американского футбола друг другу, а Кингсли стоял в одиночестве в стороне и начал набивать мяч коленями. Ради забавы он поменял ноги, перекидывая его с колена на лодыжку, слева направо, а затем обратно. Когда прошло несколько минут, и мяч не остановился, не упал на землю, вокруг начали собираться зрители. Аудитория сокурсников начала дразнить его, бранить, пытаясь помешать его концентрации. Но Кингсли не замечал этого, однажды он проделывал этот трюк больше часа. По какой-то причине ему думалось лучше, когда он набивал ногами футбольный мяч. Его разум очищался, и все, о чем он беспокоился, исчезало: его родители исчезли сейчас, его стареющие и беспокоящиеся о нем дедушка и бабушка, его сестра, Мари-Лаура, пробивающаяся балерина в Париже. Она постоянно писала ему письма, залитые слезами письма, которые он едва мог читать. Ее горе, ее отчаяние… она клялась, что сойдет с ума, если не сможет увидеть его в ближайшее время. Он почти верил ей.

Но когда он был наедине с футбольным мячом, она и все остальные исчезали. Почти все. 

Одно лицо отказывалось исчезать из сознания Кингсли. Одно невыносимо красивое лицо, которое, он заметил краешком глаза среди лиц других воспитанников школы. В отличие от них, Стернс не освистывал его или не делал ничего, чтобы повредить его концентрации. Но одни только его глаза, которые просто пристально глядели на юного француза, чуть не заставили Кингсли допустить ошибку.

Левое колено. Правое колено. Правое колено. Левое колено. Кингсли продолжал подбрасывать, продолжал дышать. Просто, чтобы вызвать восторг у публики и, возможно, слегка впечатлить Стернса, Кинг подбросил мяч в воздух и отбил его головой обратно на колено. Он принял удар снова и дал мячу «отдохнуть» секунду на затылке, перед тем как отправить его в полет и снова и снова отбивать коленями.

Правое колено. Правое колено. Левое колено. Левая лодыжка. Правое колено.

- Ты вообще умеешь играть в футбол, Кинг? – спросил Кристиан. - Или ты только свои шары гоняешь изо дня в день?

- Я умею играть, - сказал Кингсли, не вдаваясь в подробности. Он мог больше, чем играть. В Париже, он был лучшим в своей школе. Ему уже предложили выступать за футбольный клуб Пари Сен-Жермен и он имел твердое намерение присоединиться к ним, как только достигнет совершеннолетия. Но это было до несчастного случая, до Мэна. - Проблема в том, что здесь нет никого, кто смог бы сыграть против меня.

- Сожалею. Мы все американцы, - подтрунивал Кристиан. - Мы играем в настоящий футбол.

Кингсли рассмеялся.

Левая лодыжка. Правая лодыжка.

- А вам и нужно сожалеть. Однажды против меня выступила вся команда, пытаясь помешать мне забить гол. Тем не менее, я сделал это.

- В самом деле? - вопрошал Дерек. - Целая команда?

- Было такое ощущение, что так, - сказал Кингсли, усмехаясь. - Но какое это имеет значение? Никто из вас не знает, как играть. Так что я просто буду играть с самим собой.

Он подмигнул Кристиану и в течение нескольких минут разговор велся только вокруг шуток о мастурбации. 

Правое колено. Правое колено. Правое колено. Левое. Охи. Ахи. Подколки. Смех.

- Я знаю, как играть.

В шоке от наступившей тишины, Кингсли упустил мяч. В одночасье все двадцать учеников повернули головы в сторону Стернса.

- Ты умеешь играть в футбол?

Кингсли поднял футбольный мяч с земли. Слова Стернса ошеломили всех настолько, что ни один человек не подтрунивал над Кингсли за то, что тот уронил мяч после почти десяти минут набивания.

- Я ходил в школу в Англии.

Стернс сбросил пиджак и начал засучивать рукава. Кингсли мог только таращиться на него, на его запястья, которые он медленно открывал с каждым отворотом манжеты.

- Но… ты играешь на фортепиано.

Кингсли понятия не имел, что хотел этим сказать, но, по его мнению, музыкант не может быть спортсменом. Стернс не ответил. Он скрестил руки на груди и ждал. Все сохраняли молчание. Кингсли физически ощущал в воздухе атмосферу напряженного ожидания. Он не знал, что сказать, что сделать. Стернс поднял бровь, а в его серо-стальных глазах Кинг заметил то, чего раньше не видел - веселье. 

Мало того, что Стернс ясно осознавал, какое неудобство причинял Кингсли, он также и наслаждался этим. Это веселье раздражало Кинга. Хуже, чем раздражало, оно его просто бесило. Кем был этот парень, который получал удовольствие, заставляя людей чувствовать себя неудобно? Что же он за садист такой? Стернс поднял светлую бровь на миллиметр выше. В уголках его идеальных губ притаилась улыбка.

- Школу в Англии, oui? - спросил Кингсли.

- Oui, - отозвался Стернс.

Бровь медленно двинулась еще выше. Весь его рот растянулся в улыбке.

- Это объясняет твой пафосный акцент.

По толпе пронесся всеобщий вздох. Кингсли понял, что он, наверняка, самый первый ученик, который когда-либо возразил Стернсу. Хотя бы только потому, что, скорее всего, Стернс никогда ни с кем не разговаривал. 

- И кто мы такие, чтобы говорить с пафосными акцентами? - спросил Стернс, используя преувеличенно псевдо-французский акцент. Акцент прозвучал как естественная манера речи Кингсли. Он мог говорить по-английски без своего французского произношения, но это так изматывало его, что он редко заморачивался. Тем более, девушки млели от его французского говора. Жаль, Стернс казался невосприимчивым к его чарам.

- Très Bien, - сказал Кингсли. – Так ли ты хорошо играешь, как говоришь?

- Мы можем это выяснить. Бросай мяч. - Стернс сделал шаг вперед.

- У нас нет поля.

- Придумай что-нибудь.

Кингсли огляделся по сторонам. Им действительно не нужно поле, так как у них не было даже команд.  Все, что действительно было нужно двум игрокам, это забить гол в ворота.

- Деревья… - Кингсли кивнул в сторону деревьев в конце поля. – Это наши ворота. Я постараюсь забить. Ты попытаешься меня остановить.

- Ты сказал, что против тебя выступала целая команда и ты все равно забил. Конечно, ты можешь выстоять против меня одного.

- Bien sûr.