За годы и жизнь примелькалась,

Остыл камелек бытия,

В дому никого не осталось,

Лишь кошка да, стало быть, я.

От войн, от политики стрессы,

То правых, то левых шерстят.

У деток свои интересы,

Хоть, ладно, порой навестят.

Всплывают забытые лица,

Пирушки, былой тарарам...

И кошка походкой царицы

Гуляет по пыльным коврам.

Замечу: «Не стыдно ли, Машка?»

Но я ей плохой командир.

Наестся, умоет мордашку

И зелено смотрит на мир.

Никто ей худого не скажет,

На стылый балкон не шугнет.

Под лампой настольною ляжет,

Под стуки машинки заснет.

И что нам «фонарь» и «аптека»,

«Ночь», «улица» – жизни венец?

Руины ушедшего века

Не так и страшны, наконец.

По курсу – Тамань! Напружинен «жигуль».

Скользят ласточата – скольжением пуль.

Прочней оплели тополей осьминоги

Горячие ножны приморской дороги.

Азовское – справа слагает катрены,

На Черном – трагический плат Мельпомены,

Гекзаметры вьет, будто скифов арканы.

Осколками амфор желтеют лиманы.

Мы едем. А небо сосудом Пандоры.

Мы мчим. Будто кровь на полях – помидоры.

По кромочке плавней – пожарищ зола.

Там чудятся мне кальтербрунеры зла.

Век горький. Исход. Мы на финише века, –

В хитонах, в сандалиях древнего грека,

В античном, суровом, божественном виде.

"В Элладе ж ты, брат!" – как сказал Сердериди.

Но кто промелькнул там? Околыша алость...

Гусарский поручик? Мишель? Показалось...

Промчали. Сравненья – опять! – фронтовые:

Арбузы, как шашки лежат дымовые,

И даль виноградников в небо воздета,

И гроздья, и листья защитного цвета.

Но – стоп! И ремни привязные – с плеча.

Базар придорожный. Торговля. Бахча.

– Погодь! – мой товарищ – на тормоз. И – нате! –

Взорлил. И несет уж два солнца в обхвате

Две сочные дыни, что брызнут вот-вот

Медовой амброзией южных щедрот.

Задаром! – товарищ в восторге, – Салют!

У нас тут поэтов в лицо узнают!..

А мне уж блазнится мой северный город,

Что злыми реформами нынче распорот,

Там тоже базар, политкухонь грома,

Но там и картох не дадут задарма!

Летим! Нашей гонкой простор ошарашен.

Пересыпь?! Давай к Лихоносову, наш он!

Каких-нибудь два поворота всего –

Поселок. С холма панорама: ого-о!

Даль моря. И синь. И штормяга жестокий.

И там где-то парус родной – одинокий...

Вор что ль ходит? Собаки лают.

Старотиторовка. Светает.

В помидорах шуршит роса.

Ядра груш не спелей осины.

Занавеска из парусины.

И с лампасами небеса.

Вот Галина встает. И разом

Расцветают горелки с газом,

Шелестят лепестки огня.

Наваждение сна, морока,

Но хозяин уж греет оком

Двор казачьего куреня.

Стайка кур. воробьи в застрехе,

Миг – и сыплются, как орехи,

На тропиночку, где бахча,

Где стрючки, как в петлицах ромбы.

Где на ржавый осколок бомбы Песик

Тимка глядит, урча.

Нас Галина к столу сажает,

Проломиться он угрожает

От пельменей и пирогов.

В дополнение – вин наличность.

Виноград, козий сыр...

Античность!

Начинается пир богов!

Песик Тимка как будто в трансе,

Он встречал тут поэта-манси,

Смотрит нынче на моряка.

Обещаю тебе, мой псяра,

Кость длиною до Краснодара,

Толщиною – до Темрюка!

Но хотел бы, коль мир возможен,

Чтоб казак свой клинок из ножен

Для сражений, атак не рвал,

Чтобы вор не водился здешний,

Чтоб Галина цвела черешней,

И хозяин преуспевал.

Жаль, что нет у солнца ставней,

Жарит-парит тыщей бань.

Будто крот, в теснинах плавней

Пробирается Кубань.

Оглушительно тоскливы

Камышинки на жаре.

Цапли шествуют брезгливо

По лягушечьей икре.

Леность, нега, захолустье,

Но вдали железный гул:

Это порт в Кубанском устье –

Груз пакует на Стамбул.

Где-то взрывы, кровь, крушенья,

Здесь порядок нерушим:

V людей – соображенье

И плевали на режим!

Жаль, к нему страна привыкла,

Жаль, пословица права:

Ведь у многих овощ-тыква,

Где должна быть голова.

Вон мужик в рыбацкой робе,

Вроде, умница с лица.

Что он, даром время гробя,

Ловит, спра-ши-ва-ет-ся?!

Воду попусту буровит,

Ну, там клюнут окуньки...

Не диверсию ль готовит

На брегах Кубань-реки?

Мы, как Пятница и Крузо,

Трапезуем на бревне.

– Эй, приятель, хошь арбуза?

С подозреньем глянул: – Не-е!..

Что ж ты трусишь, друг сердечный,

Что зауросил, чудак?

– Не шпион?

– Темрюкский, здешний! –

И мужик – за свой рюкзак.

– Мне домой... Ориентиры

Держит правильно: семья!..

Лома скажет: «Рекетиры...

Но я справился с двумя!»

У небес и солнца – спайка,

Но жара смиряет гнет.

Молодой азовской чайкой

В ближнем небе самолет.

Корабли уходят в дали.

Берег ласковый, река...

Жаль вот только – напугали

Мужика из Темрюка.