— Ну?! — нетерпеливо окликнул Матвей. — Узрил шпиона?

— Не пойму кто, — отозвался Фома. — Со спины не угадать. Шибает на Бакутина.

— Очки тебе надо, — беззлобно пошутил Матвей, подходя. — Бакутин крадучись не ходит…

— И не пятится, — договорил Павел, тоже поднимаясь и берясь за молоток. — Мимо бы не прошел. Не обмолвясь, не откланялся. Давай за дело, мужики. Потрепались сверх всякого…

Никогда не подслушивал, не подглядывал Бакутин: терпеть не мог наушников и соглядатаев. Случалось поначалу: явится самодеятельный наушник-доброволец с ябедой, Бакутин его выслушивает и тут же пригласит того, на кого насплетничал. Усадит обоих нос к носу и наушнику: «Будь друг, повтори еще раз», Такой методой живенько вывел всех охотников наушничать да сплетничать начальству.

Никогда доселе не выслеживал, не подслушивал, не подглядывал Бакутин, но сегодня…

С утра поехали с Лисицыным на ДНС. Лисицын не вдруг согласился на эту поездку, вывалил целый короб наиважнейших, неотложных дел, показал расписанный по часам день, но Бакутин оборвал недовольно — «хватит!» — и главный инженер сдался, поехал.

Давно подкинул Бакутин своему главному идею объединения на одной площадке кустовых и дожимных насосных станций. Расчеты доказывали: разумно, экономично, выгодно. Вдвое дешевле строительство, вдвое меньше обслуги, проще управление, словом — «все тридцать четыре удовольствия», как выразился Лисицын, закончив первичные расчеты. Но, кроме поддакивания, подхваливания и обещаний, ничего не делал, выжидая официального заключения головного научно-исследовательского института, куда давным-давно отправили предложение. Бакутин и сам понимал, что верней, надежней было бы эту идею пропустить через институтские ЭВМ, заручиться одобрением НИИ, разрешением главка, а уж потом экспериментировать. Но… ждать да догонять — не умел, не хотел, не мог. И объяснялось это не только характером. Турмаган рос с непостижимой, может быть, с недопустимой быстротой: в текущем, заканчивающемся четвертом году своего существования Турмаган одолеет уже четверть пути к заветному рубежу. В будущем году выйдет почти на середину. Все гуще становятся ряды промысловых и нагнетательных скважин. По одним выкачивают нефть из пластов, по другим гонят туда воду. Трубопроводы гигантскими тысячекилометровыми стальными сосудами вкривь и вкось прошили турмаганские болота. Добытую нефть предстояло отбить от подземных вод, обессолить, загнать в трубу, протянутую к перерабатывающему заводу. Одолеть этот великий путь сибирской нефти помогали тысячи сложных и мощных машин: насосные станции, установки для замера и поддержания пластового давления, и… все это росло, множилось в геометрической прогрессии, становясь трудноуправляемым, мешало дальнейшему стремительному взлету к фантастической высоте. Потому-то, не ожидая санкций и типовых проектов, надо было немедленно многочисленные разрозненные узлы этого неохватного хозяйства укрупнять, совмещать, автоматизировать, а стало быть — экспериментировать и рисковать.

Собственно, предложение о создании КСП (кустовых сборных пунктов), где были бы сосредоточены все механизмы и измерительные приборы, нужные для того, чтобы добыть и перекачать нефть на товарный парк, принадлежало Лисицыну. Бакутин лишь высказал идею, Лисицын ее материализовал, превратив в схемы и планы кубометры грунта и бетона, в тонны металла и в рубли. Выгода была и бесспорной, и огромной, но реализовывать собственный план на свой страх и риск Лисицын не хотел. «Потерпи ты, Константиныч, — увещевал он. — По синяку соскучился? Рассчитают, выдадут документацию, профинансируют, тогда…» — «Мне надо не тогда, а сейчас», — злился Бакутин. «На всякое хотение есть терпение», — не уступал Лисицын. Но когда Бакутин, освирепев, швырял без разбору убойные слова, угрожал и неистовствовал, Лисицын умолкал, прятал проницательные, всевидящие зрачки в глубокие глазницы, вешал замок на уста и лишь унылым безнадежным лицом да надломленной фигурой и судил, и страдал, и противился. «Ну хорошо, — норовил зайти с подветренной стороны Бакутин. — Давай пока выберем площадку будущего КСП, подтянем дорогу, связь, станем накапливать материалы, чтоб потом рывок и…» — «Рывок, рывок… Опоздал ты на свет проклюнуться. Тебе бы партизанскую бригаду под начало…» — «Тьфу! — негодовал Бакутин. — В конце концов, вот тебе неделя сроку и чтоб площадка была…» И, наверное, дожал бы Лисицына, если б время, силы и нервы не пожирало целиком строительство нового магистрального нефтепровода и реконструкция товарного парка. Трубопровод и товарный парк разверзлись пропастью под ногами Турмагана. Хилый и карликовый товарный парк с непомерной натугой кое-как «переваривал» двадцать пять миллионов тонн нынешнего года, но, получив в будущем сорок, он непременно захлебнется и промысел замрет, окостенеет. Если произойдет чудо и парк все же «пережует» и сорок миллионов тонн, без нового трубопровода их нельзя будет перекачать на нефтеперерабатывающий завод. Бакутин отправил записку о парке и трубопроводе в главк, выждал, позвонил. «Изучаем», — ответил главк. Надвигалась зима — лучшее время для строительства нефтепровода, — и Бакутин снова потревожил главк. «Одобрили. Вошли в министерство».

— Потом будет выбор трассы. Проектносметная документация. Генподрядчик. Техника и стройматериалы. Дай бог к будущей зиме развернуться. И снова аврал. Втридорога и кое-как! До каких пор задним умом?.. — наседал Бакутин на Черкасова.

Черкасов не ответил. Самозабвенно пускал колечки табачного дыма и следил, как они расползались и таяли. Проследив за взглядом секретаря горкома, Бакутин неожиданно улыбнулся и добыл сигареты.

— Покури. Остынь, — одобрил Черкасов. — Сложился новый промышленный комплекс. По масштабам и разносторонности — целое государство. Ему, чтобы жить, нужны свой Госплан и совнархоз…

— По мне что угодно, лишь бы дело двигалось с нужной скоростью и в нужном направлении.

— Вот-вот, — обрадовался чему-то Черкасов. — Двигать комплекс может только региональный орган управления экономикой.

— За чем же дело? Вноси свою идею. Отстаивай!

— Не по горкомовским зубам. Мы ведь дважды перешагнули совнархозы. А как одолеть межведомственные барьеры? Поставить во главу интересы комплекса?..

— Ты прав, но тебе и делу от твоей правоты не легче, — сипло и понуро заговорил Бакутин. — Горит попутный газ… Ладно! Новое дело, нет оборудования, специалистов и тэдэ. Но ведь тот, кто подписывал план нефтедобычи, знает, что нефть течет по трубам и, значит, нужна такая труба. Для этого не надо масштабно мыслить, знать законы комплексного развития…

— Погоди, Гурий Константинович! — придержал Черкасов собеседника. — В одной, даже гениальной голове не удержать такую громадину, как наше государство. Надо дробить управление по отраслям и по регионам, а на каждый узел — мудрого, честного, знающего деятеля. Деятеля, а не делягу! Не дельца! Не чиновника!

— Деятеля, говоришь? Он с неба не свалится. Его надо вырастить. — Снова закипел поутихший было Бакутин. — Окрылить и поддержать!..

Черкасов понял: сейчас Бакутин врубится в такую чащу, наворочает столько ненужного, что сам потом не возрадуется, но сдерживать, обрывать — секретарь горкома не стал: это была первая вспышка Бакутина после жестокого пинка Судьбы, и Черкасов искренне радовался пробуждению и мысленно подбадривал Бакутина. «Черт с ним, пусть ломает, перехлестывает. Не страшно. Поправимо…» — и непроизвольно улыбнулся. Приметив эту улыбку, Бакутин умолк на полуслове, насупился.

— Ты чего? — обеспокоился Черкасов.

— Надоело воздух сотрясать, — горько выговорил Бакутин. — Все понимаю. И бит. И учен. А не могу… Бывай… — вскочил и вылетел из кабинета.

«Как его кидает! От края к краю. Но — шевельнулся. Стронулся!.. Выпрямится! И трубу, и парк вытянет и снова вцепится в факела. Держись, Румарчук…»

Но Бакутин «вцепился» пока в строительство нефтепровода, основные заботы по промыслу переложив на Лисицына. Тот не отнекивался, распоряжался, писал, звонил, просил, но ни с кем и ни за что не дрался, не подсовывал головы под удар, оставаясь все тем же, делая лишь то, что положено и возможно. Бакутин не раз попытался сбить главного инженера с излюбленной позиции, но у того всегда оказывались в заначке неоспоримые аргументы.