Потому-то Бакутин и все главные специалисты, и начальники отделов НПУ, управления буровых работ, вышкомонтажной конторы вместе с членами бюро городского комитета партии вгрызались, въедались в каждую цифру, в каждый вывод, сомневаясь, взвешивая, пересчитывая, а потом собрались в кабинете Бакутина.

Витые струи дождя вызванивали по стеклам окон. От непогоды за стеной в теплом кабинете казалось особенно уютно и покойно. В удобных вольных позах расположились люди, и лица у них были доброжелательно-мягкие, а слова — уступчивые. Со стороны эта разноликая мужская компания могла показаться застольем добрых друзей, недоставало разве что пары бутылок да какой-нибудь немудрящей снеди.

Но вот Бакутин притушил папиросу, спросил автоматически:

— Начнем, что ли? — и все задвигались, зашелестели листами, отыскивая нужные записи, расчеты, чертежи.

— Послезавтра в Туровске выездная сессия Центральной комиссии по разработке. Чуете? Это Турмаган выманил ее из столицы. Нужны наши замечания. — Прихлопнул ладонью по разложенным бумагам. — Только не мельчить. Главное — генеральная линия. Договорились? — Выдержал короткую паузу. — Через две пятилетки Турмаган будет добывать сто миллионов тонн в год. Такой ему определили потолок. Но потолок ли? Да, если будем разрабатывать дедовскими методами — силой да числом. На это, как видно, и делают ставку авторы проекта. За год пробной эксплуатации я усидел с геологами положенные по статуту семь пудов соли и целиком согласен с ними: мы можем дать не сто, а сто пятьдесят миллионов в год…

— Ого! — не стерпел кто-то.

— Геологам не добывать, чем больше пообещал, тем лучше.

— Верно! — подтвердил Бакутин. — Им лучше. А нам? Пятьдесят миллионов прибавки. Стоит копья ломать… Фанфаронство? Нет, если сделаем ставку на опыт и мастерство. На применение самых прогрессивных в мире приемов. Слышите? — в мире!..

— Да ты что, Константиныч! — Лисицын вытаращил глаза, вскинул правую руку с оттопыренным указательным пальцем. — Ни кола ни двора, а переворот в нефтяной промышленности? За счет чего такая прибавка?

— За счет увеличения отдачи пласта, я ж с тобой говорил…

— То были благие намерения…

— Сперва обустроиться, а уж потом… — басовито, внушительно поддержал главного инженера Рогов.

Тут спрыгнул со стула низенький, худенький, с мальчишечьей фигурой главный геолог управления Борис Пак. Черная челка будто приклеена к невысокому лбу. Уши оттопырены. Большегубый крупный рот… И впрямь мальчишка. Вот только морщины у глаз и на лбу. Пак застрочил словами, до того старательно нажимая на согласные, что те иногда сдваивались и даже страивались, усиливая сходство речи с пулеметной трескотней.

— Этто что же получается? Каждый от деддовской ппечки начинает? Лишний процент, взятый из недр Турмагана, — семьдесят миллионов тонн минимум. Мы мможем уввеличить отдачу не на один, а на пятнадцать процентов…

— Бросьте вы! — раздраженно вклинился Лисицын. — Зачем себя-то обманывать? Это же фантастика!

— Нет! — категорично выкрикнул Пак. — И вы сами знаете. Только прикидываетесь, поттомму как ббоитесь!

— Это уже совсем ни к чему, — осадил зарвавшегося геолога Рогов.

Пак только взглядом ковырнул Рогова, но огонь на него не перенес и продолжал палить по прежней цели:

— Надо начинать с нагнетающих скважин. Сперва вводу в пласт, потом нефть оттуда. Надо применить циклическое заводнение, химрреагенты, наконец, попутный газ. В этом году мы добудем полтора миллиона тонн нефти и сто двадцать миллионов кубометров попутного газа. Куда его?

— Куда и все, — необычно увесисто и громко ответил Лисицын, — в факела.

— Пусть обогревает белый свет? — с вызовом спросил Пак.

— А ты что предлагаешь? — в голосе и в глазах Лисицына унылое раздражение.

— Нужны общие усилия, чтобы спасти от гибели отменное сырье и бесценное топливо. В том числе и твои! — наскакивал на главного инженера Пак.

— Чего ты меня агитируешь?! — загорячился было Лисицын, но тут же сник и уже нехотя, словно через силу договорил: — Каждый школьник знает, что газ — это каучук, сера, чулки, ботинки, костюмы и еще черт-те что. Но…

— У всех горит, — будто ставя точку в споре, пробасил успокоительно и неколебимо Рогов.

— Зря время тратим, — укоризненно сказал Гизятуллов и промокнул ладошкой потный лоб. — В Башкирии — горит. В Татарии — горит. А там промышленный центр рядом…

— У нас не должен гореть! — резко пресек Пак.

— Ну что ж, — усмехнулся Гизятуллов. — Будем попутным газом аэростаты надувать, возить на них трубы…

— Будем закачивать газ в пласт. Пусть туда-сюда крутится, нефть выжимает и сам сохраняется, пока не построим газоперерабатывающие заводы, — сказал Бакутин.

— Тточно! — подхватил Пак. — Избежим обводнения скважин — рраз! Увеличим темпы разработки и производительность — два! Поведем добычу только фонтанным способом…

— Смешно слушать, — Гизятуллов даже встал. — Солидные люди, а толкут воду в ступе. Сидим по брюхо в болоте. Ни базы, ни дорог, ни жилья… — Фыркнул пренебрежительно, ковырнул в широком приплюснутом носу и сел.

Подобрались, насторожились люди, запахло грозой, и Лисицын поспешил разрядить атмосферу.

— В обжитых центральных районах, — увещевательно заговорил он, — жгут газ не потому, что там кругом консерваторы да неумехи, а потому, что закачка попутного газа в пласт существует пока лишь на бумаге, а чтоб на деле — нужна новая отрасль промышленности…

— Это точно! — поддержал главного инженера начальник технической службы. — Газовые копилки — чепуха! Ни компрессоров, ни поверхностно активных веществ — ничего нет. Ну, хотя бы такие реагенты, как мыло. Обыкновенное мыло! Нефтяникам надо минимум сто тысяч тонн в год, а промышленность производит всего двадцать. А оксиэтилированное таловое масло? Вместо пяти тысяч получаем пятьсот тонн.

— Все это известно каждому студенту, — примирительно мягко выговорил Лисицын, сонно прикрывая маленькие, глубоко сидящие глаза. — Теперь скажите, разумно ли строить гараж для желаемого автомобиля, если не на что купить сменную пару белья?..

Не ожидал Бакутин такого противоборства своей идее. Особенно от Лисицына. «Не хочет лишних хлопот, целлулоидный пупсик». Потемневшими, суженными от гнева глазами Бакутин сверлил главного инженера, но тот то ли впрямь не видел этого, то ли притворялся невидящим, только не уступил. И хоть говорил мягко и уступчиво по форме, но остался на своем берегу, ни броду, ни жердочки к противоположной стороне не указал.

В рассуждениях Лисицына и его сторонников была неотразимая горькая правда, но правда Лисицына — правда равнодушных. И первый колышек в Турмагане надо забивать такой, чтобы к нему не козу — аэростат привязывать. Иначе мы — временщики, а не хозяева…

Так примерно высказался секретарь горкома Черкасов и тем только раздул спор, и тот разгорелся с новой силой и полыхал до самого вечера. Настоящее было за Лисицыным. Будущее — за Бакутиным. Но будущее могло произрастать лишь на настоящем, а сторонники Лисицына не видели точек соприкосновения между ними.

Все высказались. И не по разу. Размежевание позиций произошло окончательное, и сколько ни старался Черкасов, не смог примирить противников. В конце концов они всерьез поцапались, изрядно помяли, потрепали друг друга, но не сошлись, так и остались на разных берегах…

— И все-таки я на комиссии буду отстаивать идею закачки попутного газа в пласт, — устало сказал Бакутин в конце совещания.

— Если крепкий лоб — валяй, — отозвался вполголоса Гизятуллов…

Только Ивась за все заседание не проронил ни слова.

Поначалу Ивась с интересом вслушивался в спор и даже записал в блокноте: «Ограним трудом нефтяную жемчужину». Под таким заголовком надумал он дать отчет о сегодняшнем техсовете. Заголовок понравился. Есть, есть в нем божья искра. И он напишет о нефтяном Турмагане. Ну, не роман, так повесть, на худой конец яркую публицистику. Тема нужнейшая и архипроходная… Миг — и воображение Ивася нарисовало эту книгу. В добротном ярком переплете, толстую, весомую. Он увидел ее на прилавках книжного магазина, в руках юной читательницы. Рецензия в областной газете, читательские конференции…