— На казнь, — мрачно ответила Дафна.

— На чью казнь?

— На в-вашу, сэр, — Дафна зашмыгала носом. — А я отделаюсь двадцатью годами тюрьмы.

— Ну нет! Они не посмеют! Король Горубл хотел, чтобы я убил дракона, и…

— Ну, ладно, — перебил охранник хриплым голосом, — ты посмотрела на него, детка. С тебя поцелуй.

Окошко с шумом захлопнулось. О'Лири застонал и снова уселся на прежнее место. Он не только свел на нет свои шансы на спасение, но еще и втянул в это ни в чем не повинную девушку. Дело оборачивалось так, что конец уже близок — второй раз в течение нескольких часов он оказался лицом к лицу с неминуемой смертью. Ну и сны, однако!.. А что, если он вовремя не проснется и приговор приведут в исполнение? Он, например, слышал, что бывали случаи, когда людям снилось, что они падают и при этом ударяются, — и они в самом деле умирали во сне от сердечного приступа. Проверить это трудно, да он и не мог позволить себе такой эксперимент. Делать нечего. Он должен проснуться!

Опершись о стену, Лафайет сидел расслабившись, его глаза были закрыты. Он думал о пансионе миссис Макглинт, представляя себе его крыльцо в сером предрассветном полумраке, темный зал, скрипучие лестницы, покоробленную, покрашенную черной краской дверь в его комнату, железную ручку на двери, покрытую коричневой эмалью, которая местами потрескалась и отвалилась, затем саму комнату, спертый запах кухни, старинное дерево, пыль…

Лафайет открыл глаза. Свечка оплыла, ее неровное пламя отбрасывало на каменную стену пляшущие тени. Ничего не изменилось. О'Лири почувствовал, как в нем поднимается беспокойство, словно вода, которую пытаются сдержать дырявой посудой.

Он решил еще раз попытаться, рисуя в воображении шуршащую гравием дорожку около пансиона, прямо над головой — запыленные листья деревьев, почтовый ящик на углу, множество магазинов на главной площади, здание почты из потускневшего кирпича…

Все это существовало на самом деле. Это тебе не какие-то там непонятные сны с принцессами и драконами. А он — Лафайет О'Лири, двадцати шести лет от роду, имеющий работу, которая хоть и не вызывала у него большого воодушевления, но вполне была надежной, буквально через несколько часов он должен на ней появиться. Старик Байтворс просто сойдет с ума, если О'Лири опоздает, да еще если придет с затуманенными от недосыпа глазами. Нельзя было терять время, попусту блуждая в каком-то фантастическом мире, в то время как его ждет реальная работа в реальной жизни с ее предельными сроками, перенапряжением глаз и битвой за следующее повышение в два доллара.

Лафайет почувствовал слабый толчок. Лица коснулась волна теплого воздуха. Он резко открыл глаза. Прямо перед ним поднимались клубы пара. Воздух был горячий и влажный. В следующее мгновение он понял, откуда это неуютное ощущение, словно он сидел на мокром месте и брюки успели промокнуть. Лафайет вскочил на ноги и увидел неясные очертания бледных фигур, движущихся в тумане. Фигуры приблизились настолько, что он разглядел розовые, наспех прикрытые тела молодых девушек с мокрыми волосами, обмотанными влажными полотенцами. О'Лири застыл от удивления. Итак, ему удалось вырваться, но, как оказалось, он попал не в пансион миссис Макглинт, а в какой-то арабский рай, наполненный обнаженными гуриями.

Послышались испуганные крики: приближающиеся к Лафайету девушки с визгом кинулись прочь. Идущие за ними натолкнулись на О'Лири, поспешно прикрываясь полотенцами, и, присоединяя свои крики к общему хору, стремительно побежали за первыми.

— О, нет, — пробормотал О'Лири, — снова не то…

Он быстро пошел по левой стороне, дошел до угла и услышал шум текущей воды. Лафайет попробовал пойти в другую сторону — впереди виднелась темная арка без двери. Едва он успел дойти до этого места, как из соседней комнаты на него налетело нечто огромных размеров, облаченное в какие-то немыслимые одежды. Раздался крик, который можно было сравнить разве что с ревом рассвирепевшей самки гиппопотама, кинувшейся на защиту своего детеныша. Мимо уха О'Лири просвистел сложенный зонтик. Он едва успел увернуться. Без всякого промедления ужасная великанша, издавая дикие вопли, перекрывающие своей мощью более слабый хор криков, предприняла новую атаку. Лафайет отступал, отражая град ударов, наносимых с неистовством молотилки.

— Мадам, вы не поняли! — закричал он, пытаясь перекрыть грохот. — Я забрел сюда просто по ошибке и… — В этот момент О'Лири поскользнулся. Мелькнуло квадратное красное лицо, изношенное, как подкладной лист у машинистки, с раскрытым ртом и сверкающими глазами. Последовал удар, как взрыв бомбы, — и Лафайет провалился в бездонную темноту.

— Я думаю, это было так, шеф, — произнес жирный голос. — Вчера вечером этот тип спрятался на мужской половине, так? После того как помещение закрыли, он поднялся вверх по веревке, пролез через слуховое окно, прошел по крыше, влез в другое слуховое окно, спустился по другой веревке и прятался в душевой до тех пор, пока не начались утренние занятия по современным танцам миссис Грудлок.

— Да? — спросил другой голос, липкий, как глина. — А куда он, по-твоему, дел веревки? Съел, что-ли?

— Да ну! Как он мог съесть сорок футов веревки, шеф?

— А так же, как он сделал все остальное, что ты тут наплел, недоумок!

— Как?

— Послушайте, я, кажется, понял, шеф, — раздался взволнованный голос. — Он переоделся сторожем!

— Это здание охраняет всего один сторож. Ему девяносто лет. Есть отметка о его уходе после работы. Кстати, в прошлом году он жаловался, что видел голую женщину. Да, парни, вы точно проверяли боковую дверь?

— Она была закрыта надежней, чем пояс с деньгами у шулера, шеф.

— Ну, а у меня такая версия, — начал еще один голос, — он вошел, переодевшись женщиной. А очутившись внутри…

— Он надел узкие бриджи и плащ и напал на старую леди Грудлок. Ха!

Дискуссия продолжалась. О'Лири сел, поморщившись от боли в затылке и в других частях тела, которое представляло, казалось, коллекцию болезненных точек — от удара меча Алана, от уколов гвардейцев пиками, ну и от всевозможных других пинков, ударов и падений. Лафайет огляделся. Он находился в маленькой комнатке с бетонным полом и цементными стенами, побеленными известкой. Тут же стоял унитаз без какой-либо крышки («Совсем даже не лишняя вещь», — отметил про себя О'Лири), раковина с одним краном и зеркалом наверху. К стене были привинчены две лавки. На нижней он как раз и сидел. Через широкую дверь с железной решеткой была видна часть коридора, выкрашенного в коричневый цвет двух оттенков, и другая дверь, тоже с решеткой. За ней располагалась группа мужчин в широких темно-синих костюмах и брюках, вытертых на заду до блеска. Поверх широких бедер на ремнях болтались кобуры из толстой кожи.

Лафайет встал и подошел к маленькому зарешеченному окошку. Первые лучи солнца едва коснулись лужайки перед окном — все вокруг еще было наполнено дремотой. Он увидел парк с пушкой времен гражданской войны и улицу с второсортными магазинами города Колби Конерз. О'Лири попятился и снова сел на лавку. Он был дома — по крайней мере это уж можно было утверждать точно. Но как, во имя всех святых, каким образом он попал в окружную тюрьму? После того как он побывал в подвалах дворца, Лафайет мог с уверенностью сказать, что его нынешние апартаменты значительно совершеннее аналогичных артезианских заведений, и потом…

— Ах, да, гурии, этот пар и огромная женщина с зонтом…

— Слушай, шеф, — заговорил полицейский с неприятным, как наждак, голосом, — а какую статью мы повесим на этого шутника?

— Что ты имеешь в виду — какую статью? Подсматривание, нарушение права владения, взлом, кража?

— Мы не обнаружили сломанных замков, шеф. Может, незаконное проникновение, но вход в баню никому не запрещен.

— Но не в женскую же половину! Да кроме того, он еще, небось, и стянул что-нибудь!

— Нет, не успел. — Оценив реплику, полицейские грубо заржали.

Тут прорезался снова тот, с нетерпеливым голосом: