— Сию минуту, О'Лири. Не будьте так нетерпеливы! — крикнул он.

Лафайет прокашлялся и запел:

— Что это? — Старик удивленно оглянулся. — Вокальные выступления перед лицом вечности? Замечательное проявление мужества. Жаль, ваша жена никогда не узнает. Я собираюсь ей сказать, что вы дергались и визжали и предлагали ее в обмен на свою жизнь, обещали, что сами отрежете ей уши и тому подобное. Весьма забавно смотреть на нее, когда она пытается держать неподвижно верхнюю губу.

— Заразительная мелодия, — заметил Квелиус, — интересный ритм. Похоже на естественную вариацию гармонических волн. Любопытно. Где вы ее выучили?

— Вы меня раздражаете, О'Лири, — занервничал Квелиус. Он прервал работу и свирепо взглянул на своего пленника. — Немедленно прекратите кошачий визг!

— Немедленно прекратите, слышите? — взвизгнул Квелиус, закрыв уши. — У меня от вас голова кружится. — Неожиданно он выхватил нож из кучи инструментов, что была у его ног, наклонился пониже и полоснул по веревке, на которой висела сеть.

Раздался резкий хлопок. Неожиданно прекратилось трение ножа о веревку. Во внезапно наступившей тишине О'Лири показалось, что он слышит слабый отдаленный крик, растворившийся в тишине.

Кто-то зашаркал по ступенькам. О'Лири приоткрыл глаза, увидел, что Джорлемагн наклонился, чтобы вытащить сеть на площадку.

— …нашел вход… несколько мнут, чтобы понять трюк… но… где он?..

— Голос ученого то возникал, то пропадал.

— Дафна наверху… — выдавил Лафайет, затем нахлынула тьма, словно убаюкивая.

Лафайет проснулся. Он лежал на спине на узкой белой кровати. Над ним в тревоге склонился старик, в котором он узнал королевского врача.

— О, проснулись наконец, да, сэр? Так, теперь отдыхайте спокойно.

— Где Дафна? — О'Лири сел, отбросил одеяла.

— Сэр Лафайет! Я должен настаивать! Вы два дня были без сознания…

— Чепуха! Я никогда не чувствовал себя лучше. Где она?

— Как, а… что касается этого… — графиня Дафна у себя в покоях… в уединении, э… не хочет, чтобы ее беспокоили…

— Не дурите, я не собираюсь ее беспокоить. — Лафайет подскочил, лишь слегка пошатнувшись, и схватил одежду со стула.

— Но, сэр Лафайет, вы не можете…

— Вы просто караулите меня!

Через две минуты О'Лири тихо постучал к Дафне в дверь. — Это я, Лафайет! — позвал он. — Открой, Дафна!

— Уходите! — донесся приглушенный ответ.

— Лафайет, в чем дело? — обратился Джорлемагн, поспешно приближаясь. — Доктор Гинз доложил мне, что вы вскочили и в неистовстве бросились сюда.

— Что стряслось с Дафной? Она не хочет открыть мне дверь!

Старый джентльмен развел руками:

— Бедное дитя, она столько пережила! Предлагаю вам дать ей несколько недель, чтобы оправиться от шока…

— Несколько недель! Вы что, спятили? Я ее хочу видеть сейчас! — Он снова заколотил в дверь. — Дафна! Открой дверь!

— Уходите, вы — самозванец!

— Самозванец… — Лафайет обернулся к насторожившимся постовым у двери.

— Ладно, ребята, выбейте дверь!

Пока они колебались, переминаясь с ноги на ногу, и обменивались встревоженными взглядами, дверь распахнулась. Дафна стояла, вытирая платочком красные от слез глаза. Она отскочила, когда Лафайет рванулся к ней.

— Оставьте меня в покое, вы… вы загримированный артист, — заскулила она. — Я поняла, что вы не Лафайет, когда вы кинули супницу в помощника повара!

— Дафна… это все было ошибкой! Я не был тогда собой на самом деле, а теперь это я!

— Нет, это не ты, ты чужой! И Лафайет — ужасный человек с золотой серьгой в ухе и самыми белыми зубами и самыми громадными черными глазами и…

— Это Зорро, плут! — вопил О'Лири. — Я был им немного, пока Квелиус был мной, но теперь я опять я, а он — он!

— Я узнала его, когда он поцеловал меня…

— Почти поцеловал тебя, — поправил Лафайет. — Я вовремя остановился, помнишь?

— Я имею в виду следующий раз. А потом… он… а потом он ушел с этим темноглазым созданием с ножом… и он… он украл мой золотой браслет перед уходом!

— Дафна! Что здесь произошло? Не говори мне! Зорро — это Зорро, а я — я! Лафайет! Посмотри на меня! Ты что, не узнаешь меня, Дафна?

— Моя дорогая графиня, — начал Джорлемагн, — уверяю вас…

— Оставьте это! — вопил О'Лири. — Дафна! Помнишь фонтан в саду, где мы часто сидели и кормили золотых рыбок? Помнишь, как ты уронила ночной горшок на голову Алану? Помнишь платье, розовое, шелковое? Помнишь, как ты меня спасла, когда я падал с крыши?

— Если… если вы правда Лафайет, — сказала Дафна, оборачиваясь к нему, — когда день рождения моей мамы?

— День рождения твоей мамы? Ох… дай вспомнить… у-у — в октябре?

— Неправильно! В какой вечер мы должны играть в бридж с герцогиней?

— Э… в среду?

— Неправильно! Когда наша годовщина?

— Это я знаю! — с облегчением крикнул Лафайет. — Третьего в следующем месяце!

— Он самозванец, — скулила Дафна. — Лафайет никогда не помнил нашей годовщины! — Она повернулась и побежала в комнату, бросилась на кровать вниз лицом, заливаясь слезами. Лафайет поспешил за ней.

— Не трогайте меня! — крикнула она, когда он нагнулся к ней.

— О, прекрасно! Зачем я только убеждал тебя в своей идентичности, когда был Зорро?!

— Не так уж важно, что он говорил, — плакала Дафна, — то, как он любил, убедило меня… а теперь он ушел…

— Дафна! Я тебе повторяю… тебе, что… — Голос О'Лири сорвался. — Мне не хватает воздуха! — завопил он и вылетел в балконную дверь. Он упал с высоты двадцати футов в куст рододендрона.

Дафна сидела на земле, положив его голову себе на колено.

— Лафайет… это правда ты…

— Я… я же тебе говорил…

— Но так должно быть. Фальшивый Лафайет был тот, который приказал снять балкон, когда пытался запереть меня в моих собственных покоях. Он бы знал, что балкона нет. И, кроме того… никто, кроме моего собственного Лафайета, не падает так, как ты!

— Дафна, — прошептал О'Лири и притянул ее к себе.

— Мне только подумалось, — сказала Дафна чуть позже. — Если ты был Зорро, то какие отношения у тебя были с той маленькой брюнеткой по имени Гизель?

— А я думал о том, как ты спала, пока это подобие ассенизатора не развернуло свои истинные знамена.

— Но тогда, — Дафна продолжала, будто он ничего не говорил, — я решила, что есть вопросы, которые лучше не задавать…