Когда последняя цепь немецких солдат скрылась в лесу, Морозов решил пробраться в дзот Артамонова. Ему хотелось лично поблагодарить сержанта и заодно с фронта осмотреть позиции своего батальона. Он уже направился к дзоту, взяв с собой двух связных, как из-за леса, чуть ли не задевая за вершины деревьев, вылетели три немецких бомбардировщика. Они закружили над развилкой дорог. Послышались частые взрывы бомб. Морозов вернулся в свой окоп. «Пробомбят наши позиции, и снова атака», — понял он.

До полудня немцы беспрестанно штурмовали позиции 33-го инженерного батальона. К Морозову то и дело поступали доклады о потерях в людях. Ему становилось ясным, что оставшейся горстке бойцов развилку дорог не удержать. К тому же бомба угодила в дзот Артамонова, и головной станковый пулемет замолчал. Морозов хотел послать своего связного к сержанту, но прибежал подносчик патронов Филатов.

— Что с Артамоновым?

— Ранен в руку… Завалило дзот… Еле выбрались из-под земли… Трое нас только осталось… И патронов нету… Кончились…

Морозов показал Филатову на пять коробок с лентами, набитыми патронами.

— Возьмите. И запомните: последние.

— Запомним, товарищ капитан!

— Передайте сержанту: держаться!..

Запыхавшийся Филатов пробежал к дзоту, на развалинах которого наводчик Жуков и Артамонов устанавливали «максим», и бросил к их ногам пять коробок с патронами.

— Последние… Капитан Морозов приказал держаться… Жуков взял коробку, вынул ленту и привычным движением протянул ее в приемник.

Артамонов, морщась от боли, тер пальцами раненую руку, туго перевязанную бинтом.

— Гранат-то сколько у нас? — спросил он.

— Две. — Филатов вынул из-за пояса гранаты. — Засыпало остальные. Может, достать, товарищ сержант? — предложил он, присматриваясь, где начать раскопку.

— Попробуй, — согласился Артамонов. — Я тебе не смогу помочь, — показал он на раненую руку.

Филатов приподнял край торчащего из-под земли бревна и провалился по пояс.

— Ага, близко тут! — воскликнул он, пытаясь выбраться из ямы.

— Фашисты идут, — спокойно сказал Жуков, прилаживаясь к пулемету. — Даже остыть «максиму» не дают…

— Какая по счету атака-то будет? — поинтересовался Филатов.

— У них спроси. Они счет ведут. А нам некогда, — проговорил Жуков, ожидая команды для открытия огня.

— Давай! — подтолкнул его Артамонов, когда немцы приблизились к дзоту метров на сто. Длинная очередь рассекла наступающих гитлеровцев на две половины, и они, оставляя стрелявший пулемет в центре, обошли дзот справа и слева. Артамонов приказал Жукову бить во фланги бежавшим вперед немцам и вскоре понял, что оказался у них в тылу. Бой разгорелся в лесу, на линии окопов, которые занимал батальон. До него доносились частая стрельба, взрывы гранат и крики людей; чувствовалось, что под натиском превосходящего по силам, обозленного врага их боевые товарищи отступали в глубь полуострова. Непонятно лишь одно: почему фашисты оставили пулемет в покое? Очевидно, думают после вернуться и покончить с ним.

Жуков развернул «максим» в тыл.

— Не стрелять! И наших побьем! — предупредил Филатов.

Артамонов раздумывал: что же предпринять? Оставаться на месте нельзя: немцы прикончат их. Но куда идти? Вперед, назад, направо, налево? Везде враги.

— Что же будем делать, товарищ сержант? — спросил его Филатов.

— Пойдем на север. Будем пробиваться к маяку Тахкуна, — решился Артамонов.

Они пересекли дорогу и побежали по обочине в лес. Жуков катил за собой пулемет, Филатов нес оставшиеся две коробки с лентами. Бой гремел где-то впереди. Артамонов намеревался обойти немцев слева и присоединиться к своим. Напрямик, через заросли кустов, они пробирались по лесу. Больше всех доставалось Жукову: «максим» то и дело цеплялся за сучья и корни.

Шедший впереди Филатов неожиданно замер, прижимая палец к губам, Артамонов подошел к Филатову. Тот раздвинул ветви двух елок и показал сержанту на небольшую лесную полянку. Артамонов увидел человек пятнадцать гитлеровцев, возившихся у четырех небольших минометов. «Напоролись, — мелькнула у него мысль. — Куда же теперь? Заметят — конец…»

С полянки раздались резкие выстрелы: четыре миномета, поставленные почти вертикально, выбросили мины. Послышался новый выстрел, за ним второй, третий, четвертый. Немецкие минометчики начали беглый обстрел полуострова Тахкуна. Они так увлеклись стрельбой, что совершенно не оглядывались по сторонам.

Филатов опустил ветки, кивнул сержанту: надо обойти их слева. Артамонов упрямо замотал головой: нет. Он помахал рукой Жукову, подзывая его к себе. Ткнул пальцем в сторону поляны и знаками показал, что надо устанавливать пулемет. Жуков понял командира отделения, развернул пулемет и подкатил его под елку, Артамонов держал гранату в руке, прикрывая подход товарищей. Немцы так ни разу и не оглянулись. Велико было их изумление и страх, когда за спинами застрочил станковый пулемет! Артамонов ликовал, наблюдая, как гитлеровцы валились у своих минометов. Все фашисты до единого распластались на поляне. Здорово бьет Жуков!

— Отходить, друзья! — подал он команду, но Жуков точно прилип к рукоятке пулемета и, пока патроны в ленте не кончились, не разжал затекшие пальцы.

Больше часа пробирались по лесу на север три измученных пулеметчика, ориентируясь по звукам выстрелов и грохоту взрывов. К ним присоединились отбившиеся от своих четыре незнакомых красноармейца и три краснофлотца.

— Ого, да нас теперь целое отделение! — воскликнул Артамонов. — Прорвем любое кольцо… Пошли, товарищи.

Прошло еще минут двадцать. Отряд миновал густой лес и вышел в совершенно голую березовую рощицу. И тут неожиданно ухнул слева снаряд, выворотив три сросшиеся корнями березки. Взрывы посыпались справа, спереди и сзади. «Попали под артогонь немецкой батареи», — догадался Артамонов. Он хотел побыстрее увести свою группу из рощицы, но в этот момент почувствовал страшный удар…

Очнулся Артамонов от легкой качки: два рослых немца несли его на носилках к сараю…

Противнику удалось прорваться на полуостров и по самой восточной дороге, идущей от Кярдлы к пристани Лехтма. Гитлеровцы вклинились в оборону подразделений 36-го инженерного батальона и оттеснили бойцов метров на восемьсот от первоначального рубежа. Полковник Константинов не мог допустить захвата Лехтмы и лишиться единственной пристани на полуострове, к которой еще подходят суда для эвакуации гарнизона. По его приказу на помощь строителям был срочно переброшен с соседнего участка отряд краснофлотцев с береговых батарей под командованием старшего лейтенанта Волкова. Костяком отряда являлись артиллеристы огневого взвода 42-й береговой батареи.

Помощь подоспела вовремя. Немецкие солдаты разбирали лесной завал на дороге, сделанный красноармейцами 36-го инженерного батальона. Бойцы, наскоро окопавшись вдоль дороги, обстреляли их из пулеметов и винтовок. В ответ открыли стрельбу две минометные батареи противника, сбивая прицельный огонь моонзундцев.

Волков подбежал к командиру инженерной роты, который со своими связными укрывался за стволами деревьев от разрывов мин.

— Как в шахматы фашист играет, — пожаловался командир роты. — В каждую клеточку по фигуре ставит. Площадь обстреливает. Здорово это у них отработано.

Волков подозвал к себе стоящего поблизости краснофлотца Панкратова, показал на высокую ветвистую ель:

— Поглядите-ка с вершины, что у фашистов за завалом делается.

Панкратов прислонил к стволу винтовку и ловко забрался наверх.

— Ну? — поторопил его Волков.

— Две машины на дороге вижу… Кажется, бронетранспортеры… Точно, они… И немецких солдат много…

— Ясно. Слезай! — махнул рукой Волков.

«К атаке готовятся, — понял он. — Ликвидируют завал, пустят вперед технику, за ней пехота пойдет».

— Прежняя позиция была лучше? — спросил Волков лейтенанта.

— Никакого сравнения! Дот, дзот, стрелковые ячейки, окопы, ходы сообщения…

— Вот мы и вернемся снова в них.