— Эх! — так ударил себя в грудь Силантий, что даже покачнулся. — И таких людей чужак-вражина, острогу ему с зазубриной в спину, под себя подмять хочет? Да не верю! Не верю! Всех собьем!

— Во! Во! Нашел. Стих этого самого простреленного Кручины. Я записал от сучанца! — взволнованно завопил Борька Сливинский. — Прочитать, дяденька Силантий? — спросил он, вынимая бумажку из кармана.

— Давай читай, не прохлаждайся…

Борька рванул белесый чуб и повел на высокой ноте:

— Вот это да! Хороший стих! — волновался Силантий. Цепкая память его уже ухватила отдельные строфы: —

В самый раз для нас написано. Ты, Борька, нашим партизанам этот стих дай выучить…

Белогвардейские части, обеспечив тыл, двинулись по направлению к Хабаровску. Японцы и здесь помогали наймитам, провозя по «нейтральной зоне», под охраной штыков своих солдат, вооружение, боезапасы белых. Доставили им три замаскированных сеном броневика. Корпус генерала Молчанова внезапным ударом смял, опрокинул малочисленные, плохо вооруженные заслоны народоармейцев.

Смятение. Сумятица. Отступление, переходящее в бегство. Сказалась незначительность сил Народно-Революционной армии, слабая подготовка ее частей, их неполное укомплектование.

Белые отправили в поход отлично вооруженную двенадцатитысячную армию, в которой одних офицеров было тридцать пять процентов! Озлобленный, сильный враг укрепился ныне в Хабаровске.

Приказ командующего войсками фронта Степана Серышева частям Народно-Революционной армии оставить Хабаровск и перейти на левый берег Амура остановил деморализацию красных частей, способствовал укреплению морально-политического духа бойцов.

Значительную роль сыграл и планомерный, организованный отвод войск к станции Ин. Новое боевое столкновение с белыми, в азарте предпринявшими стремительную атаку на инские позиции Народно-Революционной армии, закончилось успешно для народоармейцев. Белогвардейцы получили сокрушительный отпор, потеряли свыше тысячи двухсот человек убитыми, ранеными и взятыми в плен.

Войска белых откатились к разъезду Ольгохта и станции Волочаевка. Попытки белогвардейцев взять реванш не увенчались успехом: военная инициатива перешла в руки красных.

Белогвардейцы лихорадочно начинают укреплять Волочаевку, стремясь создать могучий и надежный опорный форпост для наступления на войска ДВР.

— Бориска! — мягко обратился Сергей Петрович к Борьке, который, как всегда, не отходил от Лесникова. — Мне надо поговорить с Силантием Никодимычем.

Борька исчез.

— Чего такое, Сергей Петрович? — обеспокоенно осведомился Силантий. — Об чем разговор?

— Вот что, Силантий Никодимыч! Поступило распоряжение о слиянии партизанских отрядов с регулярными частями. Это делается по предложению Серышева.

— Серышев? Самого Серышева видел, Сергей Петрович? — уважительно протянул Силантий. — Ну, каков он? Обстоятельный? Народ его здорово хвалит. За ним, говорят, как за каменной стеной — не пропадешь!

— На меня он произвел очень хорошее впечатление. Человек простой, по-видимому, энергичный, волевой. Ясная, четкая мысль, хорошая, убедительная речь. Человек большой культуры, талантливый, незаурядный полководец. Он поделился планами на ближайшее будущее. Дни нам предстоят решающие. Серышев изучает позиции белых: предстоит грандиозное по своему историческому значению сражение. Позиции белых более выгодны, чем наши. В их руках находится удобная гряда сопок, во главе с господствующей возвышенностью — сопкой Июнь-Карань. Вышина ее, пожалуй, не меньше сорока сажен. Они могут с нее просматривать и простреливать огромные пространства.

Теперь дальше: они держат район, который начинается от деревни Волочаевки и до берега Амура, включая деревню Нижнеспасскую. Вам хорошо известны эти места. Вы представляете фронт предстоящих действий? Ведь это составит свыше двадцати верст. Сейчас белогвардейцы создают мощные укрепления — хотят полностью обезопасить себя.

— Значит, подеремся! — сказал Силантий.

— Чтобы хорошо драться, надо быть подготовленным полностью, — заметил Лебедев. — Мы не прошли настоящей военной подготовки. Придется провести разъяснительную работу среди партизан. У нас есть еще такие, которые при виде кокарды и ромба на народоармейцах приходят в ярость: боятся возврата к старому. «Даешь красноармейскую звезду!» — и баста. Разъясняй им по-простому: форма продиктована жизнью, внешними обстоятельствами, а существенной разницы между народоармейцами и красноармейцами нет.

Лесников в ответ нарочито крепко и ядовито крякнул, но промолчал. Сергею Петровичу виднее, он ученее, больше понимает, а сам Силантий тоже опасливо и недоверчиво косится на кокарду и ромб народоармейцев.

— Вам, Силантий Никодимович, Семену и Ване Дробову придется заниматься вплотную…

— Аленушка с нами? — осторожно спросил Лесников.

— С нами, конечно. А как же иначе? Муженек-то ее мне прислал весточку: там вовсю готовятся. А с Аленушкой уж дошагаем до конца. Пойдет с нами, с товарищам: меньше будет о Вадиме волноваться. Как вы занимаетесь в госпитале?

— Учат, учат нас, — ответил Лесников. — Сейчас перевязками головы занимаемся. Я кое-как кумекаю, а она превзойдет, ежели уж взялась…

Партизанский отряд Лебедева вливался в армейский полк. Поднялась на дыбы партизанская вольница! Как? Разлучать? Вместе дрались, умирали, пили-ели в обнимку, сжились посильнее кровных братьев, а тут разбивают партизанское содружество! Шум. Гам. Несогласие.

— Даешь партизан в одно подразделение!

— Даешь партизанские роты! Вместе кровь проливали, последнюю понюшку табаку делили!

Вышел к ним командир армейский разъяснить — чуть на куски его не разорвали.

— Братва! Да это офицер белый!

— Ребята! В какой оборот мы влипли! Голимый офицеришка!..

И впрямь — галифе широченное из тонкого малинового сукна. Золотые лампасы. Офицерский богатый полушубок. Полковничья папаха из серой мелкой мерлушки.

Партизаны с горячки осмотрели армейского командира с макушки до пяток, — заворачивают оглобли.

— Не пойдем! Обман!

— За что, братва, кровь проливали? Чтобы офицерье нами командовало?

— За что боролись, братцы?..

— Факт — офицеришка!..

Командир стоит, улыбается, руку поднял — слова просит. Подоспел Лебедев, устыдил партизан:

— Командир — потомственный сучанский шахтер!

Пояснил Сергей Петрович: обмундирование на нем трофейное. Когда разгромили Колчака, победителям достались склады с военным имуществом, была и офицерская амуниция. В жестоких боях и походах народоармейцы пооборвались, вот и воспользовались трофеями.

Пошли партизаны с оглядкой в армейские подразделения. Скоро успокоились: всё свой простой народ.

Началась суровая военная учеба, длительная подготовка к решающему штурму Волочаевки…