Когда восстановление в самых общих чертах закончилось и потребность в покое стала исчезать, в массе своей умеренная социал-демократия настояла на том, чтобы заповедь социальной справедливости, записанная в Основном законе, начала приносить плоды, а «мыслящий гражданин» стал идеалом. Эти ожидания разделяли видные представители духовной жизни Германии, а свое отражение они поначалу нашли в правовых реформах, начатых при правительстве Большой коалиции и под строгим руководством Густава Хайнеманна. Эпоха реформ началась с очистки от старого хлама одного из разделов уголовного законодательства по половым преступлениям, частично сохранившегося еще с кайзеровских времен. То, что государство не должно устанавливать нормы общественной морали, нашло самую широкую поддержку. Старая песня о преступлении и наказании была спета.
Обязательно ли терять чувство меры, если общество приходит в движение? От охваченной волнением студенческой молодежи и в основном опиравшейся на нее «внепарламентской оппозиции» исходили импульсы, часто мешавшие, нежели помогавшие обществу. Пытаясь взвалить на него выполнение чрезмерных программ, они не могли содействовать его продвижению вперед. Однако остается бесспорным, что часть деятелей 1968 года в течение какого-то времени оказывала стимулирующее воздействие.
Я внимательно наблюдал за студенческими бунтами, видел их во многих местах и за пределами Германии: во Франции еще в начале мая 1968 года, затем в Белграде, в США, а также в Рио и даже в Исландии. События в Берлине взволновали меня: смерть студента Бенно Онезорга во время визита шаха в июне 1967 года, покушение на Руди Дучке на пасху 1968 года, скандал во Франкфурте осенью того же года, когда сенегальскому президенту Леопольду Сенгхору была присуждена премия немецкой книжной торговли. Я был возмущен. Я не хотел быть министром иностранных дел страны, в которой невозможно оказать должный прием иностранному гостю. Не обошлось без столкновений с непрошеными гостями и на съезде СДПГ 1968 года. Молодежный конгресс, созванный мной в начале 1969 года в Годесберге, был сорван из-за упрямства отдельных групп, не желавших ничего слушать, а только мешавших работе.
Сначала нужно выслушать критически настроенную молодежь — таков был мой совет правительству, в состав которого я входил, и партии, председателем которой я являлся. Успех был не очень большим. Впрочем, я отнюдь не считал, что речь идет о поддакивании молодым людям. Без особых заслуг с моей стороны обо мне создалось представление, как о человеке, который не отгораживается от молодежи, а готов с ней дискутировать и не потерял способность чему-то учиться у нее. Возможно, это контрастировало с господствовавшим невежеством, но я недостаточно хорошо понимал, а может быть, и не хотел понять, что же лишило покоя молодое поколение, причем не худшую его часть. Понять это было трудно еще и из-за затасканного радикализма их рассуждений. Тем не менее я заявил в ноябре 1968 года в ЮНЕСКО в Париже: «Никто из нас не должен себя чувствовать чересчур старым, чтобы заняться этими вопросами. Вероятно, нет ничего удивительного, если молодые люди так резко протестуют против диспропорции между устаревшими структурами и новыми возможностями. Если они протестуют, видя противоречие между иллюзией и действительностью, если они приходят в отчаяние от политики, которая хоть и формулирует постулаты, но остается бессильной, когда речь идет о правонарушениях, применении силы, подавлении и кровопролитии, — я против того, чтобы поддакивать этим людям. Я против уступок там, где речь идет о нетерпимости и насилии. В этих случаях ответственность и уважение к тем, кто придет после нас, требуют, чтобы мы не уступали. Но я думаю, что нам не следует также отмежевываться. Просто слушать — недостаточно. Мы должны принять вызов, будучи готовыми сомневаться в самих себе и учиться чему-то новому».
Я понял, какие старые задачи остались нерешенными. Теперь предстояло взяться за их решение. Но мне лишь постепенно стало относительно ясно, какие появились новые задачи. То, что я, по крайней мере, на какой-то отрезок опережал «вожаков общественного стада», многих раздражало.
В 1961 году я включил в свою первую кампанию по выборам в бундестаг проблемы окружающей среды, развеселив этим прагматиков всех мастей. Когда перед выборами я, опираясь на американские данные, говорил об охране окружающей среды как о задаче общества, которой до этого почти полностью пренебрегали, мой главный аргумент состоял в том, что на карту поставлено здоровье миллионов людей. Чистый воздух, чистая вода, меньше шума — эти требования не должны были остаться на бумаге.
Так как я был основным кандидатом от земли Северный Рейн-Вестфалия, мой вывод гласил: небо над Рурским бассейном должно снова стать голубым. Это по-дилетантски высмеивали. Трудно понять, почему большая экологическая угроза была замечена так поздно, хотя мы в Федеративной Республике все же немного опередили целый ряд наших европейских соседей. Лишь осенью 1969 года охрана окружающей среды была выделена в качестве самостоятельной задачи и поручена министерству внутренних дел. После этого я попытался разъяснить, что речь идет о внутриполитической задаче, не терпящей отлагательств.
Несмотря на продолжавшийся и все еще взрывоопасный кризис, вызванный возведением стены, в 1962 году в Берлине собрался конгресс «Общегерманские задачи». Он привлек внимание к запущенности инфраструктуры городов, бедственному положению в области образования и системе здравоохранения. В 1964 году в поисках новых импульсов для избирательной кампании 1965 года я побывал в США. Дома можно было легко получить совет от ученых, но в политике компетентные советы котировались не очень высоко. Тем не менее Римский клуб пошел мне навстречу. То, что с представлениями о механическом росте Германии нужно распрощаться, скорее чувствовали, чем осознавали. Никто не собирался делать выводы, тем более что, во-первых, многое осталось нерешенным, а во-вторых, социал-демократия, оказавшаяся наконец-то у порога власти, прежде всего и главным образом хотела провести в жизнь собственное требование — требование социальных гарантий.
В 1966 году и в еще большем масштабе в 1969 году мы стали возвращать полноправное членство в обществе людям, которые не по собственной вине, а в силу превратностей судьбы оказались за его бортом. Мы выступили с инициативой, чтобы в случае болезни рабочим продолжали выплачивать зарплату, и способствовали тому, что сначала в пенсионном страховании, а потом и в страховании на случай болезни были расширены узкие рамки обязательств администрации предприятий. Многие служащие остались неохваченными надежным социальным страхованием, в финансировании которого участвовали бы работодатели. На первый взгляд это чисто техническая проблема, и все же без подобных, пусть частичных, реформ шансы на самоутверждение снизились бы наполовину. В равной мере это относилось и к страхованию на случай болезни для фермеров.
Одна из первоочередных задач состояла в лечении больных мест социального государства. Благодаря введению обязательного страхования школьников и студентов от несчастных случаев мы без особого роста управленческих расходов и финансовых затруднений немного приблизились к намеченной цели, а с введением новых правил по реабилитации инвалидов и лиц, пострадавших при несчастных случаях, продвинулись значительно дальше.
Невозможно было клясться в верности новой социальной политике и в то же время обходить проблему равноправия. Эта тема стояла на повестке дня и должна была рассматриваться, в первую очередь, также с социально-политической точки зрения. В противном случае равноправие распространялось бы только на зажиточные слои населения. Были введены минимальные ставки для женщин, которые, несмотря на продолжительный трудовой стаж, из-за низкого заработка получали позорно низкие пенсии. К ним были приравнены вдовы погибших на войне.
Коренное изменение обозначил закон о пенсиях 1972 года: наряду с материальными улучшениями он предусматривал введение гибкой возрастной границы. Как продуманный шаг было расценено также повышение пенсий пострадавшим во время войны. Мне всегда было стыдно, что именно им приходится устраивать демонстрации и через суд добиваться приведения своих доходов в соответствие с ростом цен.