— Звони! Я жду.
Взяв Светлану под руку и не оглянувшись на бригадира, Ирочка перешла через дорогу.
— Ирка, я ничего не понимаю!
— Пойдем, пойдем. — Ирочка уводила Светлану, точно стесняясь своего знакомства с Володькой.
— Объясни наконец! Я ничего не понимаю.
— Ничего особенного, — почти с вызовом ответила Ирочка. — Я хочу работать у них в бригаде.
— Ты?! У этих хулиганов?
— Почему же они хулиганы?
— Определенно хулиганы. И ты собираешься с ними работать?
— Ну да, чудачка.
— Это… вот… песок из кишки? Ты? — Неизвестно, откуда у Светланы взялись такие презрительно носовые интонации.
— Ну да…
— Поклянись!
— Честное слово. Только отстань.
Светлана рассмеялась.
— Пойдем лучше к нам на фабрику, сумасшедшая. Я тебя в два счета устрою.
— Я так решила, Дуся.
— Дусю забудь!
— Я так решила, Светлана.
— Клянешься?
— Клянусь!
— Мало ли на свете сумасшедших!
Ирочка шла в задумчивости, слушая упреки, насмешки, увещевания Дуськи — Светланы…
Глава девятая
Лестница жизни
Когда они вышли из лифта на своем этаже, раздался женский крик: «Не закрывайте!»
— Орет, как резаная, — сказала Светлана.
В то же мгновение у лифта оказалась нарядная женщина с головой дорогой и красивой куклы. Ее мелко завитые и искусно уложенные волосы напоминали коричневую шерсть породистых собак.
Глаза у женщины были быстрые, умные, понимающие.
— Спасибо, девочки, — сказала она, — очень спешу.
Уже из лифта, держась за створки дверей, женщина спросила:
— Кто же из вас моя соседка?
Ирочке почему–то не хотелось отвечать, и за нее ответила Светлана:
— Она.
— Как ее зовут?
— Ирина.
— А почему она молчит?
— Вы же опаздываете! — вдруг рассердилась Ирочка.
— Вот как! — весело сказала красивая женщина. — С характером… Чудно! — И она поехала вниз.
— Кукла крашеная! — угрюмо сказала вслед Ирочка.
Светлана глянула на нее искоса и усмехнулась.
— Напрасно сердишься. Тетка что надо.
Но вот они вошли в квартиру, и женщина с искусственной головой была забыта. Светлана долго повторяла такие общеупотребительные слова, как «сила», «мирово», «порядок». Эти слова выражали ее искреннее восхищение. Ирочка молчала. Ей надоело восхищаться. Она жила здесь в одиночестве, и временами на нее нападала тоска по–старому шумному жилью.
— Чего молчишь? — спросила острая на глаз Светлана.
— Я здесь скучаю.
— Без привычки. Пройдет. Не знаешь, как люди живут…
— Поговорить не с кем.
— Работать надо.
— Вот я и хочу.
У Светланы лицо сделалось непримиримым.
— Но не у этих же хулиганов?
— Брось! Ты же их не знаешь.
— А ты знаешь!
— Володька хороший…
— Который наверху с кишкой?
— Он.
— Хулиган!
— Оставь! Ты его не знаешь.
— Всех я их знаю! Все эти строители — одинаковая публика. Сплошная отсталость! Ну откуда у них культура?
Светлана увидела непроницаемые глаза Ирочки и махнула рукой.
— Ладно, пойди попробуй этого счастья. Если уж так хочется вкусить, пойди хоть на солидный завод, где солидные кадры. А то нашла каких–то бродячих артистов!
Обе они вдруг рассмеялись. Светлана тут же захотела немедленно принять ванну. Ирочка отвела подругу в ванную. Светлана опять сказала: «Сила!» Пока она плескалась и пела, Ирочка готовила поесть. В ту минуту, когда она позвала Светлану, раздался сильный звонок. Ирочка знала, что это Володька, так как ждала его с той уверенностью, в которой нельзя обмануться. Если бы Володька не пришел, для Ирочки это значило бы, что их отношения кончились. Но, к счастью, он пришел…
По его глазам и голосу Ирочка легко догадалась, что дело ее устроено.
— Сердишься? — спросил Володька.
— Ничуть.
— Говори! Вижу.
— Хорошо, сержусь. Что дальше?
— Бригадир, понимаешь, такая зар… — Он хотел сказать «зараза» и не договорил. — Обрабатывать пришлось.
— Как?
— Не знаешь как?
— Не знаю.
— Поставить пришлось. Теперь дело прошлое. Замнем.
— Что поставить? Выпивку?
Володька кивнул.
— И много?
— Кто так говорит? «Много»! — Володька улыбнулся и не ответил.
Из ванной явилась Светлана. Беленькое ее личико сияло.
— Знакомь! — коротко и решительно сказала она.
Володька глянул на нее и в этой незнакомой беленькой девчонке вдруг узнал свою Соню. Симпатия исчезла, не возникнув. Светлана сразу почувствовала в его глазах насмешку и мгновенно прониклась к нему сухим безразличием. Впрочем, она презирала Володьку еще и до знакомства с ним.
— Знакомьтесь.
— Светлана.
— Левадов, — осанясь и тужась для осанки, сказал Володька и добавил: — Владимир.
Они пошли к столу, и как–то сама собой появилась презренная четвертинка, от которой у Ирочки сразу потемнели глаза.
— Не серчай… — Володька хотел сделать ласковый жест, но Ирочка уклонилась.
Светлана водки не пила, но к тому, что ребята пьют, относилась терпимо и даже находила, что с водкой гораздо веселей, если, конечно, пьющие не хулиганят, не дерутся, а поют песни и хотят целоваться.
— Не серчай, — мягко повторил Володька, — не литр же.
— А ты можешь и литр? — с теми же потемневшими глазами спросила Ирочка.
— Конечно, может! — с небрежной уверенностью ответила за него Светлана и тут же с машинальным изяществом спросила: — Вам положить винегрету?
Володька обиделся не столько на Светлану, сколько на Ирочку.
— Я не алкоголик! — сказал он, наливая водку в чашку, приготовленную для чая. Он давно привык наливать водку куда придется и пить как придется.
Светлана накрыла свою чашку ладонью.
— Что ж, я один? — спросил Володька, но пить не стал. Ему и не хотелось. Четвертинка была взята по привычке. Он знал, что Ирочка пить не будет, но сидеть, «не укрепившись», ему представлялось скучным делом. — Вы еще не знаете, какие бывают алкоголики! — И он обвел девушек веселым взглядом.
Светлана решила во что бы то ни стало разбить безумное желание Ирочки работать «с этими хулиганами». Поэтому она с тайной радостью попросила Володьку рассказать о том, какие бывают алкоголики.
— Вот бригадир у нас! Это рекордсмен…
— Жаба с желтыми усами? — звонко спросила Светлана.
— Он!
— Расскажите. Интересно.
Ирочка стала совсем пасмурной. Володька выпил, закусил винегретом и начал:
— Сегодня к нам должны были приехать представители из треста. Что же он делает! Жрет гречневую кашу в сыром виде. Запросто жрет, целыми жменями. Спросите, зачем! Я тоже когда–то не понимал. Потом он меня научил: крупа отбивает запах. С утра выпил пол–литра, а во рту чисто, как в аптеке. Вот это настоящий алкоголик!
Ирочка не поверила.
— Пол–литра?
— А то?
— А глаза! Когда наш Иван Егорович выпьет сто грамм, у него глаза краснеют.
— Иван Егорович! Это же нормальный человек. Сознательный.
— При чем тут сознательность?
— Он же не пьет каждый день. А этот с утра пораньше. Не будет поллитровки, и не думай с ним разговаривать. Как зверь.
— А представители приехали? — спросила Светлана.
— Приехали! — с неприятной иронией ответил Володька.
— И что же?
— Я же говорю: аптека! Бригадир с ними умеет. Пол–литра так язык качают, заслушаешься… Все мы такие! — горько и сурово заключил Володька.
— Что значит — все? — хмуро и неприязненно спросила Ирочка. — Что значит — такие?
Светлане нужно было, чтобы Володька говорил как можно больше.
— Все, все! — поддержала она его.
— Но что это значит, вы объясните.
— А то, что бригадир у нас алкоголик и еще хуже…
— Что значит — хуже?
— Вам скажу, а представителям не говорю. И никто из нас не говорит. Значит, все мы такие.
— Поняла? — веско спросила Светлана.
Володька воодушевился. Ему захотелось раскрыть перед Ирочкой то, что болело в нем и мешало правильно развиваться его честной, энергичной, сильной натуре.