Изменить стиль страницы

— Да, и во внешней — тоже, — добавил посол Банкер.

— Совершенно верно, — согласился Лэйрд. — Переговоры в Париже производят такое впечатление, будто мы одни сидим за столом против всего мира. Глава нашей делегации рассказывал мне, что ему невозможно появиться где-нибудь в общественном месте, чтобы не столкнуться с открытым осуждением. А Ханой и Фронт освобождения, выдвигая, на наш взгляд, одно абсурдное требование за другим, набирают очки. Президент Никсон поступил очень мудро, выдвинув свою идею «вьетнамизации» и вывода из Вьетнама американских войск. Она сразу улучшила климат в мире, потому что мы выступили твердыми сторонниками прекращения войны. И хотя мы не назвали сроков ее окончания — этих сроков никто не знает, — мы сразу стали чувствовать, что инициатива снова переходит к нам.

— Опять-таки здесь, в нашем узком кругу, господин министр, — обратился посол, — как вы думаете реально укрепить режим генерала Тхиеу?

— Говоря откровенно, я не знаю. Оружие мы им дадим, но кто его будет держать в руках? Вот в чем вопрос, и вопрос очень непростой. Мы говорим о «вьетнамизации» войны, подразумевая под этим желание прекратить воевать за дела вьетнамцев руками американских солдат. Рассчитывали поднять дух американского общества, а вызвали еще более острую критику, чем президент Джонсон, начавший эскалацию. Старый Аверелл Гарриман, к которому Америка прислушивается, недавно выступил по телевидению и сказал, что эту войну выиграть невозможно. Мы можем придать ей еще более широкие масштабы, вплоть до вторжения в Северный Вьетнам, но все равно нас ждет поражение. Америка должна уйти из Вьетнама. И его слова сразу подхватили газеты и демонстранты. Горючий материал накапливается так быстро, что грозит опасным социальным взрывом, господа.

Через месяц, когда президент Никсон направил послание конгрессу, в котором настаивал на своем праве удерживать позиции во Вьетнаме, применять неограниченные бомбардировки Ханоя, если это будет необходимо, силой обеспечивать безопасность американских войск в Южном Вьетнаме, конгресс встретил его плохо скрытым недовольством. Сенатор Эдвард Кеннеди выступил в сенате с критикой в адрес Никсона:

— Вместо того чтобы принести наконец мир Америке, — сказал он, — президент своей «вьетнамизацией» готовит ей новые испытания, втягивая в новые сомнительные операции. Мы должны твердо сказать: только мир путем переговоров — и никаких военных авантюр!

Сенатор Томас Иглтон внес в конгресс еще одну резолюцию об ограничении прав президента США вести военные действия за границей.

Помощник президента по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджер, внимательно следивший за развитием обстановки в стране, решил, что настало время менять старые методы дипломатии. Нужны динамичные и ошеломляющие шаги, которые склонили бы чашу весов в нужную сторону. Долго рвавшийся играть ведущую роль в определении американской внешней политики, обуреваемый непомерным тщеславием и верой, что ему предназначено самой судьбой стать провозвестником новой роли Америки в мире, попросил аудиенции у президента.

— У меня, господин президент, дело чрезвычайной важности и — пока — высшей конфиденциальности, — сказал он по телефону.

— Что за таинственность, Генри? — спросил президент, встретив бывшего профессора, посвятившего себя борьбе с коммунизмом на внешнеполитической арене.

Сын еврейских изгнанников из гитлеровского рейха, Киссинджер тем не менее сожалел, что Гитлеру не удалось сокрушить коммунизм. И он делал все, чтобы самому наносить по нему свои удары.

— Господин президент, — сказал Киссинджер, — наблюдая за развитием международной обстановки, ролью отдельных стран в сегодняшнем мире, я считаю, что нам необходимо отходить от устоявшихся представлений. Ряд стран, которых мы числили в списке своих противников, необходимо включить в сферу нашей государственной политики.

— Разве мы действовали когда-нибудь иначе? — удивился Никсон.

— Да, действовали и действуем в силу инерции.

— Кого же мы не используем в своих интересах, Генри?

— Китай, господин президент. Внутренняя обстановка в этой стране за последние годы настолько изменилась, что теперь у Китая с нами больше общего, чем это было у него когда-то с Россией. Я только что прочитал в журнале «Лук» записки Эдгара Сноу о его беседах с Мао Цзэдуном.

— Сноу, кажется, в Пекине свой человек.

— Он свой человек не только в Пекине, но и в ЦРУ, сэр. Беседуя с Мао, он задал вопрос, — Киссинджер вынул из папки журнал и прочитал: — «Будет ли разрешено приехать в Китай правым деятелям вроде Никсона, который представляет империалистический капитал?»

— Я еще не читал журнала, Генри. Интересно, что ответил Мао.

— Вот что сказал лидер красного Китая. — Киссинджер развернул журнал и прочитал: — «Его приезд мы приветствовали бы, поскольку в настоящее время проблемы, стоящие между Китаем и США, придется решать с Никсоном. Я был бы рад побеседовать с ним, будь он в роли туриста или президента».

— Ты не шутишь, Генри? — удивленно спросил Никсон, беря журнал у Киссинджера.

— Не только не шучу, но и недоговариваю. Я беседовал со Сноу лично. Чтобы не ставить Мао в неудобное положение, он не стал публиковать всего, что от него услышал. Лидер Китая сказал, что пора Китаю и Америке объединиться, чтобы остановить экспансию России.

Никсон задумался. Услышанное им действительно не умещалось в рамки прежних представлений. Он сразу оценил тот несомненный выигрыш, который может дать пусть временный, даже противоестественный союз с Китаем.

— Если дело действительно обстоит так, как написал Сноу, то мы и в самом деле стоим на пороге исторического поворота. Это верно. Но ты же понимаешь, Генри, что немыслимо себе представить, чтобы я сел завтра в самолет и отправился в Пекин.

— Конечно, сэр. Нужно обстоятельно и серьезно готовить такой визит. Недавно один из офицеров ЦРУ, побывавший в Варшаве на переговорах послов США и Китая, установил очень нужные контакты с китайскими коллегами и сделал интересные предложения. Он говорит, что Пекин с удовольствием примет для начала какую-нибудь второстепенную делегацию, допустим спортивную, например мастеров по пинг-понгу. Если в делегацию включить дипломатов, то в перерыве между матчами можно поговорить и по вопросам, не имеющим ничего общего с пинг-понгом.

— Идея хорошая, — сказал Никсон после некоторого раздумья. — Вот пусть этот офицер и поедет в Пекин в качестве тренера. Ракетку-то он умеет держать в руках? — улыбнулся Никсон.

— Даже если не умеет, в Пекине на это не обратят внимания. Главное сейчас в том, чтобы установить контакты через прямое общение с китайцами непосредственно в Китае.

— Вы представляете, Генри, какую сенсацию вызовет поездка спортсменов в Пекин?

— Конечно. И это тоже будет играть на нас: мы ведь делаем важный шаг по пути нормализации отношений с крупной страной, которую десятилетиями не признавали.

— Ну что ж, — согласился Никсон, — формируйте команду, Генри, объясняйте ей, что надо делать. А я тем временем постараюсь дать Америке намек, что надо смотреть на Китай другими глазами. Пусть новая дипломатия не будет для нее неожиданной.

В середине апреля президент Никсон принял решение ослабить ограничения на торговлю с Китаем и на порядок взаимных поездок частных лиц и деловых людей. Через день — новое распоряжение: США снимают ограничения для американских нефтяных компаний, снабжающих горючим суда и самолеты, совершающие рейсы в Китай и из Китая. Эта мера не распространялась на корабли и самолеты, которые перевозят грузы в Северный Вьетнам, на Кубу и в Северную Корею.

Выступая в клубе печати, Никсон еще больше приоткрыл завесу над китайской проблемой.

— Вкратце, — сказал он, — дело сводится к следующему: нам удалось сломить лед подозрений и недоверия. Теперь мы должны попробовать воду и посмотреть, насколько она глубока. Что касается меня лично, то я считал бы, что моя мечта сбылась, если бы мне удалось посетить материковый Китай когда-нибудь и в каком-нибудь качестве.