Изменить стиль страницы

— Так точно, господин вице-президент, — он быстро начал настраивать рацию, и не прошло и пяти минут, как на связь вышел дежурный, располагающийся постоянно в президентском дворце.

Он угадал по голосу вице-президента, но тем не менее усомнился, стоит ли беспокоить президента, который очень поздно покинул кабинет.

— Стоит, капитан, стоит, только быстрее.

— Господин президент, — начал Ки, услышав голос Тхиеу, — я нахожусь сейчас в Далате.

— Приятного отдыха, — съязвил Тхиеу. — Что заставило вас так поздно — или рано? — сообщать мне о своем местопребывании?

Ки проглотил оскорбление и обиду и постарался не остаться в долгу.

— Господин президент, у меня нет времени отвечать на столь важные вопросы потому, что стараюсь наладить оборону Далата, большая часть которого уже захвачена Вьетконгом, — умышленно сгустил краски Нгуен Као Ки.

Наступило молчание, только треск и шуршание в атмосфере слышались в динамике.

— Вы, надеюсь, не шутите? — с тревогой спросил Тхиеу.

— Какие шутки? — Ки распахнул окно, и комнату заполнили звуки сильной стрельбы. — Слышите, господин президент?

— Да, слышу, — ответил тот. — Что вы намерены делать?

— Противник захватил уже католический университет…

— …и духовную семинарию, — подсказал полковник Зунг.

— …духовную семинарию, бой идет в районе монастыря.

— Но это все самые сильные пункты, — сказал Тхиеу, — если противник закрепится в них, выбить его оттуда будет трудно.

— Совершенно верно, господин президент, потребуются силы и жертвы. Но я постараюсь сделать все, чтобы восстановить положение.

— Спасибо за вашу оперативность и решительность. Держите меня в курсе событий.

— Обязательно, господин президент, — ответил Ки и сразу обратился к полковнику Зунгу: — У вас есть броневик под руками?

— Стоит во дворе с включенным мотором.

— Едем к университету.

— Господин вице-президент, зачем вам туда ехать? Это опасно.

— Я солдат, полковник, и не хотел бы, чтобы и вы забывали о своей профессии.

Университет был целиком захвачен противником. Солдаты батальона вели беспорядочную стрельбу. С трудом удалось найти несколько офицеров штаба.

— Где минометы? — накинулся на них Ки. — Почему нет ни одного орудия, у вас же есть минометная и артиллерийская батареи? И где, наконец, этот ваш майор? Хотел бы я на него взглянуть.

— Командир батальона майор Ле застрелился, — сообщил заместитель комбата, — а минометная и артиллерийская батареи достались врагу, не оказалось машин, на которых их можно было вывезти, их забрали солдаты, получившие увольнение.

— Ну, порядки! — возмутился Ки. — Ваш комбат правильно поступил, иначе я расстрелял бы его сам. Берите, капитан, на себя командование, организуйте грамотный бой, мы с полковником постараемся в самом скором времени прислать вам подкрепления, чтобы выбить противника.

Они собрались садиться в броневик, когда с территории университета открыли огонь орудия и минометы. Снаряды и мины с шелестом пролетали над головами и рвались где-то позади, озаряя ночную темень багровыми всплесками пламени.

Ни ночью, ни следующим днем, ни еще целую долгую неделю Нгуен Као Ки не удалось выбить противника из города. Он удерживал сильно укрепленные, удобные для обороны пункты и господствующие высоты, взять их лобовым штурмом было не так легко. Только подтянув крупные силы, пустив в ход артиллерию и огнеметы части гарнизона, поддержанные американскими танками, потеснили противника. Поняв, что дальше удерживать позиции невозможно, части Фронта освобождения вырвались из не полностью замкнувшегося кольца и ушли в горы.

Разбирая в штабе округа итоги недельных боев, Нгуен Као Ки говорил, не сдерживаясь в выражениях:

— Генералы, полковники, майоры этого гарнизона опозорили свои звания и мундиры. Вы думаете, что вас послали сюда отдыхать, играть в рулетку, спать с проститутками, спекулировать? Не стройте возмущенного выражения на лице, генерал Фань. Решением президента вы смещены со своего поста и предстанете перед офицерским судом, — пригвоздил вице-маршал генерала Фаня, заметив, что тот хотел выразить несогласие. — В трехстах километрах от Сайгона, в стратегически важном месте для всей нашей армии происходит невероятное: противник захватывает город, откуда он, будь у него бронетанковые подразделения, мог смело двинуться на Сайгон, и его уже никто бы не задержал. Я считаю, что пятьсот с лишним убитых и раненых и один, — к сожалению, всего только один покончивший самоубийством, — безжалостно и жестко произнес Ки, оглядывая пристыженных офицеров, — это дешевая плата. Ведь если бы противник располагал силами, ему ничего не стоило бы превратить в развалины даже американский центр ядерных исследований. Вы хоть задним-то числом понимаете, к каким последствиям это могло бы привести? Да нет, вижу, это не для вашего ума.

Он еще долго отчитывал собравшихся и в конце сказал, что верховное командование извлечет урок из этого позорного события и не допустит в дальнейшем ничего подобного.

Когда сведения о боях в Далате стали известны американским журналистам, газета «Санди ньюс» написала в сообщении из Сайгона: «Нападение партизан на важный южновьетнамский город Далат, который считается ключом к воротам Сайгона, явилось самой крупной их военной акцией после коммунистического наступления в начале 1968 года, когда в руках Вьетконга оказались не только важные стратегические пункты во всем Южном Вьетнаме, но даже само американское посольство. Только чудом в руки коммунистов не попали секретные отсеки посольства и сам Чрезвычайный и Полномочный Посол США в Сайгоне Элсуорт Банкер. Впрочем, вопрос об этом еще не снят окончательно».

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Сто первая американская авиадесантная дивизия, сильно потрепанная во время боев за Фусань, была переброшена в предгорье, как их еще по-старому называли, Аннамских Кордильер, в район, расположенный в ста километрах южнее реки Бенхай и всего в сорока километрах от Хюэ, бывшей столицы и резиденции вьетнамских королей, объединивших в начале прошлого века, после разгрома северных завоевателей, Вьетнам в единое государство. Штаб экспедиционного корпуса считал, что после пополнения людьми и новой техникой дивизия, расположенная на удобных позициях небольшого плато, поднятого на 935 метров над уровнем моря, укрепится, создаст надежную оборону и возможность в любой момент самой вести активные боевые действия. Через год с небольшим побывавший в дивизии генерал Абрамс остался доволен и боевым состоянием десантников, и надежностью созданной ими обороны.

— Я думаю, правильно будет впредь именовать эту крайне важную для нас позицию «высота-935», — предложил он за обедом. — И я поднимаю тост за то, чтобы ни один десантник не оставил эту высоту под давлением противника. Вам предстоит быть недремлющим оком в охране боевых коммуникаций и в выполнении специальных заданий по подавлению опасных очагов сопротивления Вьетконга. Но мы пока не будем загружать вас работой. Учитесь, тренируйтесь и готовьтесь к тому, чтобы участвовать в крупных операциях.

Во время сухого сезона, который продолжается здесь с марта по август, дивизия была готова в любое время сняться с занимаемой позиции и вылететь в нужном направлении. Но ее так и не бросили на большие дела. Она участвовала лишь в мелких карательных налетах. И в этой обстановке, естественно, стало притупляться ощущение опасности. Каждый день солдат видели, кажется, бессмысленно бродящих с корзинами за плечами местных жителей в экзотических нарядных одеждах, добывающих коренья, какие-то плоды и траву: «Все это, оказывается, идет у них в пищу, — поражались американцы. — Да, впрочем, что с них взять, с этих полудикарей?» Сначала экзотических собирателей охотно фотографировали, но потом это наскучило. Родные, полюбовавшись цветными кодаковскими снимками дикарей, писали тревожные письма: «Это же как наши индейцы, и как вы там не боитесь жить рядом с ними? Загоните-ка вы их, ребята, поглубже в резервации, чтобы они не портили вам настроение».