Нилка, наблюдая за ледоколом, продрогла до костей, давно хотела есть, но никак не могла уйти. Она мысленно торопила события и уже видела освобождённую ото льда реку, по которой плывёт большой пароход, и она с высоты верхней палубы машет рукой, прощаясь с матерью, отцом и сестрой. Пароход быстро рассекает острым носом зеленоватые тугие волны и везёт её к бабушке и тётке Уяне в далёкую Шиберту…

Но дома в один миг погасли её надежды.

Мать металась на кровати, непричёсанные волосы свисали с подушки длинными прядями. Одеяло всё время сползало на пол с её высокого живота. Она начала сильно стонать, и отец вызвал «скорую помощь». Приехавший врач твёрдо сказал:

— Надо срочно в больницу.

Мать как могла оделась, набросила на плечи пальто и, тяжело опираясь на руку отца, стала спускаться по лестнице. Притихшие Нилка и Дарима видели в окно, как машина быстро уехала.

Через час позвонил отец:

— Не ждите меня, я останусь в больнице. Будут новости, сообщу.

Впервые сёстры остались вдвоём без старших. Тревожно, пусто и зябко в доме без хозяйки. Дочери не могут забыть, как стонала мать, как беспомощно суетился и нервничал отец.

— Ну что ты испугалась, — уговаривает Дарима младшую сестру. — Там в больнице хорошие врачи, там отец, они сделают всё, чтобы помочь маме.

По её срывающемуся голосу Нилка чувствует, что старшая сестра пытается успокоить и себя, что она тоже боится неизвестности.

Дарима пробует отвлечься от невесёлых мыслей:

— А помнишь, Нилка, как мы с папой ходили на выставку собак в парк культуры?

Нилка вспомнила.

Стоял солнечный осенний день.

Гордые хозяева, обладатели породистых псов, выводили их на широкую асфальтированную аллею. Собаки шли так же уверенно, как и хозяева, надменно, без любопытства оглядывая толпу зрителей. Они выполняли команды, важно отходили на свои места, словно давая понять, что не зря имеют они такие длинные и безупречные родословные.

Вдруг Нилка, Дарима и Семён Доржиевич увидели рядом мальчика в спортивной куртке с тоненькой шеей и густыми чёрными волосами. Он держал на самодельном поводке, сделанном из старого кожаного ремня, серую лайку с пушистым хвостом, завитым крутым колечком. Пёс приветливо вилял хвостом, и казалось, что качается махровый цветок.

— Беркут, смирно! — приказал мальчик.

Пёс виновато оглянулся на хозяина и снова стал смотреть на сестёр и Семёна Доржиевича карими глазами с косоватым разрезом.

— Беркут, Беркут! — тихонько, чтобы никто не видел, Нилка погладила собаку.

Лайка кивнула головой, махнула ещё раз пушистым кольцом и с любопытством взглянула на неё. У пса был такой добродушный вид, будто он ждал, когда кто-нибудь заговорит с ним. Беркут склонил голову влево, потом вправо и ожидающе, пристально смотрел на неё.

В этот момент мальчик сильно дёрнул за поводок и решительно сказал:

— Беркут, пошли!

Вскоре мальчик с лайкой появился возле судейского стола. Прямой, напрягшийся, как тростинка, он что-то говорил судьям, те качали головой и разводили руками.

Вместе с сёстрами с напряжённым вниманием наблюдал эту сцену отец. Он даже нервно передёрнул плечами, когда бледное лицо мальчика и тоненькая шея вспыхнули жарким румянцем.

— Хороший охотник подрастает, — сказал задумчиво Семён Доржиевич и закурил папиросу. — Да и собака у него что надо, на любого зверя пойдёт.

Даже на расстоянии было видно, как мальчик страдает от того, что его пса не принимают на выставку чистокровных собак. Но иначе себя чувствовал Беркут. Увидев близко своих холёных сородичей, он весело, по-приятельски замахал хвостом, а потом со щенячьей радостью залаял. Судьи досадливо переглянулись, послышались недовольные голоса.

Мальчик торопливо уходил с площадки, пристыженно опустив глаза. Пёс бежал рядом, не чувствуя себя обиженным, и по-прежнему приветливо махал пушистым хвостом многочисленным прохожим. Отец провожал их пристальным взглядом, пока они не потерялись в толпе…

— Помнишь папины любимые слова? — говорит Дарима. — Дочери — чужой товар; был бы у меня сын, невеста всегда ему найдётся… Он уже давно имя нашему братцу подобрал — Баир. Это значит — радость, счастье. Хорошее имя. Если родится брат, всем лучше станет.

— И мы все вместе поедем в Шиберту, — говорит Нилка. — Знаешь, как там хорошо! Бабушка Олхон настряпает шанег и песочников, сварит саламат…[6]

— А я не пробовала саламат. Какой он — вкусный? — спрашивает Дарима.

— Кто не ел саламата, в том силы настоящей нет, — бабушкиными словами объясняет младшая сестра.

И вот уже Нилка живо представляет, как ведёт старшую сестру по главной улице Шиберты, а сзади бежит резвый Далайка. Девочка играет на рожке звонкую зазывную мелодию. Заслышав её, открываются окна, ворота, и везде появляются знакомые, приветливые лица.

«Внучки к Олхон приехали, — улыбаются шибертинцы. — Дождалась своих». Все приглашают их к себе в гости, даже бабушка Карпушиха ради такого случая поднялась с постели и, завидев сестёр, зовёт их в свой дом.

Стоит глубокая ночь, а сёстры точно забыли про время, всё говорят и говорят между собой, как будто впервые встретились.

Утром дочери ждут отца, но от него нет никаких вестей. Тогда Дарима и Нилка решают навестить мать. Они идут на центральную улицу, где в одном из проходных дворов стоит здание родильного дома. Окна первого этажа закрашены изнутри белой краской, на окнах второго и третьего этажей висят белые занавёски. Иногда чья-нибудь рука отодвигает занавеску, показывается бледное женское лицо, внимательно разглядывающее людей. Убедившись, что нет того, кто нужен, женщина исчезает, и занавеска снова закрывает таинственный мир, куда так жаждут проникнуть стоящие вокруг здания люди. Здесь, в основном, мужчины, явно растерянные или подтянутые. Деловитые бабушки и дедушки, нагруженные сумками и авоськами, переговаривающиеся друг с другом.

Сёстры открывают тяжёлую, на стальной пружине дверь, входят в приёмный покой, где за столом сидит бледная женщина в белом халате.

— Вам кого, девочки? — спрашивает она.

— Нашу маму привезли ночью, — начинает, волнуясь, Дарима.

— Ваша фамилия? — спросила женщина.

— Баторовы, — хором ответили сёстры.

Дежурная вытаскивает из стола толстый журнал, листает страницы.

— Ну, поздравляю вас, — улыбается она, — с рождением брата!

— Спасибо, — благодарит Дарима.

Нилка молчит, не знает, что сказать, но её сердце громко стучит: «У меня есть брат! У меня есть брат!»

Дома их застаёт весёлая кутерьма. Кажется, сегодня в квартире собрались все знакомые, все соседи. Они шумно поздравляют отца. Увидев дочерей, он подбегает к ним и крепко обнимает каждую:

— С братом вас, Дарима и Нилка! Баир пришёл в нашу семью.

* * *

К приезду Баирки и матери готовились все. Соседи квартиру побелили. Нилка и Дарима помогли им убрать мусор. Отец какими-то невероятными усилиями достал букет оранжерейных цветов.

Они пришли за полчаса до выписки и ещё долго томились на тротуаре перед зданием, где готовились бумаги, без которых Баирку нельзя было выпустить. Нилке казалось, что всё произойдёт необычно и торжественно, но вот сбоку открылась дверь, вышла похудевшая, помолодевшая мать с маленьким узелком и полная няня с продолговатым кружевным свёртком. Растерявшийся отец забыл снять плотную бумагу, в которую были завёрнуты цветы, и отдал их матери запакованными. Он бережно взял свёрток из рук няни.

Потом они пошли по улице — Антонина с узелком, Семён Доржиевич с Баиркой, а Нилка и Дарима за ними. Сзади катил легковой автомобиль, который дал для такого важного события директор завода.