Он опускает глаза.

— Я не сказал ей, что оно у меня есть.

— Да, я уже поняла, — говорю я. Из-за этого Даллас злится на нас обоих.

— Она бросила в меня банку содовой, — говорит Риэлм, как будто он только что вспомнил. — то есть, конечно, я заслужил это, но это было немного жестко, даже для нее. И я уверен, что и все остальное ее не очень-то радует. Выходит, что Артур Притчард знал о Лекарстве даже меньше, чем она.

Я снимаю с лица салфетку в красных пятнах, вытираю под носом, чтобы проверить, остановилось ли кровотечение. К счастью, оно остановилось.

— Ну, — говорю я, — мы ведь узнали про план о принудительном прохождении Программы.

— Если только он не сказал это, чтобы не заполучить Лекарство.

Мог ли он солгать о чем-то, столь ужасном? Из меня вырывается стон разочарования — никому нельзя верить.

— Мы все такие, — говорю я, — всего лишь компания лгунов.

Риэлм встает с колен.

— Все лгут, Слоан. Просто так вышло, что мы лучше других. Вот почему мы еще живы.

Каким бы странным ни казалось это утверждение, я думаю, оно точно отражает нашу жизнь. Мы все виноваты в том, что что-то скрываем — это реалии сегодняшнего мира. Мы скрываем наши чувства, скрываем наше прошлое, скрываем наши подлинные намерения. Больше никак нельзя узнать, что настоящее.

Риэлм берет меня за подбородок и полнимает мое лицо к нему. У меня перехватывает дыхание. Он оглядывает мое лицо и улыбается.

— Все чисто, — говорит он. — Мне нужно пойти и поговорить с Касом о том, что делать дальше. Слоан... ты знаешь, что мы не можем остаться.

— Я без него не уеду.

Я никуда не поеду без Джеймса. Не могу бросить его, когда в Программе нас ищут.

Я медленно встаю, и Риэлм протягивает руку, чтобы поддержать меня. Я вижу, как он расстроен, но после своей речи на тему «тебе-нужно-расслабиться», он не может выразить свое расстройство. Не знаю, может, мои мозги уже похожи на яичницу, но я сделаю все возможное, чтобы больше ничего не вспоминать. Я иду мимо Риэлма и жду, что он окликнет меня, но он пропускает меня.

Все решено. Когда приедет Джеймс, мы уедем. Не раньше. Я захожу в спальню, но на пороге замираю. Свет в шкафу еще горит. Я оглядываюсь по сторонам, но не вижу ничего необычного и потом выключаю свет. Немного жду, вспоминая, выключала ли я его — но этим вечером у меня в голове все смешалось, и я не помню. В любом случае, я из-за этого начинаю нервничать. Я забираюсь в постель, и мне так хочется, чтобы мы с Джеймсом вовсе не встречали мятежников, чтобы мы бежали сами по себе. Но я не могу переписать историю. Я могу только жить с тем, что осталось.

* * *

Я дремлю, лежу в темноте, в кровати, думаю о Джеймсе. Никто не пришел поговорить со мной, даже хотя Риэлм уверял меня, что Даллас использует все свои связи для его поиска. Я напоминаю себе, что Даллас может найти кого угодно, особенно Джеймса. Я скоро его увижу. Я знаю это.

Тихо скрипит дверь, и я подскакиваю в кровати — у меня подскакивает сердце. Но это не Джеймс. Там стоит Риэлм. Свет из коридора освещает его бледную кожу, его синюю куртку, темно-русые волосы. Я разочарованно протираю глаза.

— Ты ничего не слышал? — спрашиваю я хрипло.

Риэлм сует руки в карманы и качает головой. Я ругаюсь и ложусь обратно, глядя в потолок. Если бы я только могла поговорить с Джеймсом — он бы понял, что между мной и Риэлмом ничего нет.

— Слоан, — тихо говорит Риэлм, — прости. Нам нужно ехать. Мне жаль, но нужно. Двадцать минут назад забрали Артура Притчарда.Нам нужно убираться отсюда.

Я испуганно ахаю. Меня охватывает страх, паника. Артура Притчарда нет — а что если он говорил мне правду? Что если я виновата, что его поймали?

— Сладенькая, — говорит Риэлм, пересекает темную комнату и садится рядом со мной. — Мы можем поговорить об этом по пути, но нам нужно идти.

Я знаю, что Риэлм прав — правда знаю.

— Я не могу бросить его, — говорю я. — Пожалуйста, не заставляй меня бросать Джеймса.

Если Программа найдет Джеймса, с ним может быть покончено — буквально покончено.

— Пожалуйста, — пробую я в последний раз.

В дверях появляется силуэт, и у меня замирает сердце. Сначала я не могу понять, Джеймс ли это или обработчик. Я едва не кричу, но человек выходит на свет. У меня екает сердце.

— Даллас ждет в машине, — нетерпеливо говорит Кас. Он растрепан, суетится, и мне в голову приходит мысль, что он ищет Лекарство. Может, это он заходил в мою комнату в тот раз. Он подходит к тумбочке, берет вещмешок и складывает мои вещи.

— Слоан, — говорит Риэлм, коснувшись моего колена. — Мы найдем его — обещаю. Но прямо сейчас тебе нужно поехать с нами. Если нет... мы тебя заставим. Я делаю, что должен, чтобы ты была в безопасности. Надеюсь, ты это понимаешь.

Мне больно из-за предательства. Оттолкнув его, я встаю с кровати и натягиваю свитер.  Подойдя к Кассу посреди комнаты, вырываю у него вещмешок. Он кивает мне, извиняясь. Я собираю мою одежду и оставшуюся одежду Джеймса, а взгляд у меня затуманен.

Я не сомневаюсь, что Риэлм перебросит меня через плечо и вытащит меня отсюда, даже если я буду кричать и отбиваться. Что еще хуже, я знаю, что Джеймс бы не оставил меня. Он бы так ни за что не сделал.

Мои вещи падают на пол, а я сажусь на корточки, закрыв лицо и зарыдав. Как я могу пойти на это? Как буду жить дальше, если с ним что-нибудь случится?

Через секунду Кас поднимает сумку. Риэлм подходит и, наклонившись, обнимает меня и шепчет, что ему правда жаль. Я продолжаю плакать и позволяю ему поднять себя, держась за него, чтобы не упасть. Мы выходим, но я успеваю в последний раз окинуть взглядом комнату.

Там пусто

* * *

Мы едем уже очень долго. За окном тянется дорога, и я, глядя на нее, то засыпаю, то просыпаюсь. Я прислонила голову к нагретому стеклу заднего сиденья, Риэлм сидит рядом со мной. О Джеймсе мы больше не говорили ничего — ни хорошего, ни плохого, но каждый раз, когда Даллас берет телефон, моя надежда воспаряет до небес. Но потом обрушивается на землю. В последний раз, когда я спрашивала ее о Джеймсе, она уверила меня, что если его поймают, она сразу же узнает об этом. Она думает, что он прячется, или что у него полохое настроение, но она в любом случае найдет его. Надеюсь, она права.

Артура Притчарда забрала группа обработчиков, в тридцати милях от нашей секретной базы. Они не наблюдали за нами, мы так не думаем, но, должно быть, им сообщили о намерениях доктора. Кто-то сдал Артура Притчарда, и теперь он принадлежит Программе. Надеюсь, что он сможет отговориться. Он же создатель — это должно засчитаться.

— Долго еще ехать? — я спрашиваю ни у кого конкретно. Во рту у меня пересохло, и я устала ехать в фургоне. Другие мятежники отправились в Денвер, хотя я не видела их с тех пор, как мы уехали из клуба самоубийц, еще в Солт Лейк Сити. На этот раз Кас не хотел, чтобы они были с нами. Он сказал, нам нужно защитить Лекарство, что означает, нужно держать его в секрете так долго, как это возможно. Правда в настоящий момент я этой таблеткой не обладаю, так что можно сказать, что и у меня есть свои секреты.

Даллас равнодушно глядит в мою сторону, но не отвечает.

— Кас? — говорит она зато, повернувшись к нему. — Мы можем остановиться? Мой мочевой пузырь сейчас лопнет.

— Спасибо за необязательные объяснения, — отвечает он с сиденья водителя, улыбнувшись. Включает поворотник, показывая, что хочет остановиться. Я потягиваюсь, готовясь размять ноги. Риэлм говорит, чтобы она поторапливалась, и Даллас, отвернувшись от него, фыркает. Так они общались с тех пор, как мы уехали. Когда бы Риэлм ни спрашивал ее о чем-то, Даллас адресует вопрос Касу или молчит, притворяясь, что Риэлма не существует.

Пока мы ехали, я обдумывала признания Риэлма — все те моменты, в которых он мне лгал. Риэлм был в Программе не один раз. Он знал Роджера. Он помнил о своей жизни. В нашей дружбе у него есть одно несправедливое преимущество: он не может забыть.