На кухне Петя-киномеханик пил жидкий чай и читал «Искусство кино».

— Сколько времени? — спросил Хвостов.

Не отрываясь, Петя кивнул на будильник — сам, мол, гляди.

— А число какое?

Петя-киномеханик поднял голову, внимательно посмотрел на Евгения Сергеевича и раздельно произнес:

— Двадцать первое августа, среда.

Петя был худой, небритый, но одет, как всегда, опрятно. Даже дома он носил черный галстук на резиночке и белую рубашку, из-под обтертого воротника которой выглядывала тельняшка, потому что раньше Петя служил во флоте.

— У меня половина тортика завалялась, не желаешь? — доброжелательно предложил Хвостов.

Помотав отрицательно головой, Петя озабоченно сообщил:

— Джейн Фонда от «Оскара» отказалась в знак протеста. Ну, начнется заваруха в Голливуде! В Канны уже вряд ли попадет — у них там законы волчьи, среди киноактеров безработица…

— Петя, — помолчав, произнес Евгений Сергеевич, — давно хочу тебе… Переходи ко мне в экспедиторы. Ты же половину из своих семидесяти за квартиру отдаешь. А подружку в ресторан, а одеться!

Не то сожаление, не то усталость послышалась в хрипловатом голосе Пети, отставившего в сторону граненый стакан:

— Видел и рестораны, и подружек массовыми тиражами. А потом слово себе дал поступить во ВГИК. Жизнь — конюшня, если живешь не для дела, а ради удовлетворения физиологических потребностей.

— Без ресторана нельзя, — серьезно возразил Хвостов. — А в экспедиторах хоть каждый вечер в кино ходи, — материально легче станет, и с продуктами…

— Э, — поморщился Петя, — я киномехаником работаю не из-за денег. Уйду из клуба, значит, на шаг от цели отдалюсь, я так и матери в Репьевку написал. Потом еще шаг назад — и амба! Вот ты, вот вы, — Петя кашлянул в кулак, — по вечерам Шекспира читаете — у вас получается, вы это дело любите. А работа совсем другая, вы ее ненавидите, но никогда не бросите. Значит, что? Жизнь ваша — вранье!

Хвостов не подозревал, что его упражнения слышат соседи. Он допускал, что они знают, даже хотел этого — мастерство актера проверяется зрителем. Тем более, что неплохо получается. Но так категорично судить…

— Почему не брошу? — поинтересовался он.

— Привыкли к деньгам, к прочему. А в таком возрасте начинать с дырки…

— Между прочим, мы почти ровесники, — обиженно сказал Евгений Сергеевич. — И не всегда профессию выбираешь сам.

Тут Хвостов не кривил душой. В юности он не хотел поступать в торговый техникум — со школы грезил сценой, театром… Родители смеялись над блажью, а когда увидели его упорство, отец посоветовал: получи диплом торгработника, а потом хоть в артисты, хоть в мотоциклисты. Специальность полезная во всякие времена — с ней у тебя и билеты в театр будут, и хлебушек с маслом, и перспективы… Он подумал-подумал и согласился. Что ж, почти так и вышло. Кооператив у моря он построил, сберкнижка, как и у всех северян, имеется, друг в театре есть — пора, как говорится, о душе подумать. Давно собирался уйти к своему призванию — и вот, срок пришел. Если сильно захотеть, все в жизни можно исправить и пережить.

Не стал Евгений Сергеевич говорить об этом Пете-киномеханику. Прямой он парень, нацеленный. Не нужно сбивать его с дороги, которую выбрал. Чем раньше ты оправишься, как Диоген с фонарем, искать Человека, тем удачнее сложится жизнь. Ведь Человек этот — ты сам.

Петя ополоснул стакан под краном, принялся сбивать в аккуратную стопку газеты и журналы. Евгению Сергеевичу не хотелось оставаться одному, и он спросил о втором соседе:

— Серега сегодня в ночь?

— Дома, со своей будущей женой, — ответил Петя и посмотрел на часы. — Сейчас выйдет.

— Почему? — удивился Хвостов.

— Его биоритм такой. У нас на флоте тоже один служил — ровно в два часа ночи выходил в гальюн. Вахта, не вахта — хоть часы проверяй.

Только Петя закрыл за собой дверь в комнату, на кухне появился Серега. Прямо из-под крана он напился воды:

— Первая любовь еще не любовь!

Потом, ласково поглаживая себя по бицепсам, добавил:

— Есть еще здоровьишко. Пудовик семнадцать раз выжал! Ты бы мог столько, сразу после?..

— Не мог бы, — честно признался Евгений Сергеевич.

— Вот, — удовлетворенно произнес Серега. — Ты через часик выходи — я тебе скажу, сколько другой раз выжал.

— Выйду, — пообещал Хвостов. — Как на работе?

— Порядок, — поднял большой палец сосед. — Если честно — не хотел уходить. Люблю свою работу, и свиньей быть неохота — комнату-то они мне дали. Но, — развел руками Серега, — в отпуск тоже охота, я эти гайки с молодых лет точу. А меня с моей специальностью везде возьмут, еще «спасибо» скажут…

— Ты Петю к себе перемани. Зачах совсем на чаю да на хлебе.

— И взял бы, — Серега кивнул большой головой. — Между прочим, он до армии успел третий разряд по токарному получить. Хороший парень, неподкупный.

Это сосед правильно подметил. За прямоту Евгений Сергеевич Петю даже побаивался. Дал ему недавно, к примеру, совет, как жильем обзавестись — найти женщину с квартирой, оформить фиктивный брак, прописаться и разделить по комнате. Не бесплатно, конечно, все так делают. Петя не ругался и не стыдил, а просто и толково объяснил, чем он считает таких людей. Вот и подумай, кем ты сам после разговора в его глазах явился.

— Слушай, — оторвался от косяка Серега, — к тебе сегодня мой бригадник за икрой приходил…

— Ну?

— …и ты ему не дал. Я тебе за это в морду плюну! У него отец в больнице после операции!

— Нету, Сережа, сам в холодильник загляни! Думаешь, если в ресторане, так всего навалом?

— Я с тобой здороваться перестану, торгаш проклятый, и бачок в сортире ремонтировать заставлю!

— Сказать, что для больного, в тресте одну баночку-то дадут, — вслух подумал Хвостов.

— Вот спасибо, — обрадовался Серега. — Настоящий друг! — и поделился: — Безотказный парень, бригадник-то мой, сколько раз на сверхурочных выручал. Ну, а отец, сам понимаешь… Без родителей не сладко, по себе знаю. Короче — он мой друг, а для друга я последнюю рубашку…

Евгений Сергеевич ожидал, что сейчас сосед ударит кулаком в косяк или сделает еще что-нибудь резкое. Но тот принялся спокойно жевать ломоть хлеба. Хвостов неожиданно поиграл почему-то желваками, и ему стало жалко себя.

Каждый на него может накричать, и нет друга, который бы вступился. Или подруги, как у Сереги… Он видел ее — востроносенькая, волосы белесые, спину держит прямо — значит, стеснительная. Ночевать у Сереги не боится — доверяет. Ничего. Если сегодняшний вечер закончится благополучно, и ему улыбнется счастье…

Снова Хвостов вытащил из кармана записку, бережно разгладил: «21-го в 9 вечера. Готовься. Будут товарищи из управления культуры». Каждое слово, подобно актеру на сцене, кланялось на свой лад и занимало особое место в строке. Высокое и солидное «управление» выдвинулось, конечно, вперед. Справа и чуть позади стояла холеная «культура». Настороженно заглядывая в глаза одинаковым «товарищам», бродил по авансцене в морском кителе и с книжкой в руке «готовься». Даже цифры жили своей жизнью, думали тайную думу — а вместе все образовывали единую мизансцену. Театр повсюду — в соседях, в звуках, в пище! Есть ли более прекрасная должность, чем профессиональный служитель сцены?

Завтра — черный молчаливый незнакомец. Завтра. Тебя никто никогда не видел. А ты знаешь судьбу каждого — кому умереть, кому вознестись к солнцу славы, а кому продолжать тянуть лямку вчерашнего… И ты, Завтра, подпишешь приказ о зачислении Хвостова Е. С. в актерскую труппу театра. А что? Ресторанные работники не чужие театру — где Станиславский и Немирович-Данченко родили проект МХАТа? Однако, пережить сначала «сегодня»…

Что же он будет читать? Евгений Сергеевич наморщил лоб, перебирая в памяти отрывки, которые репетировал. Шекспир — выспренно, Есенин — претенциозно. Разве из «Иркутской истории» кусок — тема рабочая, в самый раз для слета передовиков. Он выйдет в простом пиджаке, без галстука, бриться перед выступлением не станет…