То есть троцкизму в его искреннем личном проявлении благонамеренности свойственен конфликт между индивидуальным сознанием и коллективным бессознательным, порождаемым всеми троцкистами в их совокупности. Это - особенность психики тех, кого угораздило стать троцкистом, а не особенность конкретной идеологии. Троцкистскому типу психики могут сопутствовать самые различные идеологии, даже взаимоисключающие. Так митрополит Иоанн явно был психологически троцкистом, в то же время заявляя о своей приверженности православию, и порицая Троцкого. А «архитектор перестройки» член Политбюро А.Н.Яковлев, психологически будучи троцкистом, успел выразиться во множестве вероучений: ортодоксальный марксизм-ленинизм - до его отбытия в Канаду в качестве посла; в идеологии общечеловеческих ценностей и социализма с «человеческим лицом» - в период перестройки; а ныне добрался до попытки выразиться через буддизм - в книге “Постижение” (Москва, “Захаров”, “Вагриус”, 1998 г.).

Именно по этой причине - чисто психического характера - отношения с троцкизмом и троцкистами на уровне интеллектуальной дискуссии, аргументов и контраргументов - бесплодны и опасны [59] для тех, кто рассматривает троцкизм в качестве одной из идеологий [60] и не видит его реальной подидеологической подоплеки, не зависящей от облекающей её идеологии.

Интеллект, к которому обращаются в дискуссии в стремлении вразумить собеседника, выявить вместе с ним истину, на основе которой можно было бы преодолеть проблемы во взаимоотношениях - только одна из компонент психики в целом. И психика в целом - в случае её троцкистского типа - не допускает интеллектуальной обработки индивидом информации, которая способна изменить ту доктрину, которую в данный момент отрабатывает та из многих идеологически оформленных ветвей троцкизма, к которой принадлежит индивид - психический троцкист.

Эта психическая особенность, свойственная многим людям, - исторически более древнее явление, чем исторически реальный троцкизм в коммунистическом движении ХХ века. Для него не нашлось в прошлом иного слова, кроме одержимость . А с переходом в эпоху господства материалистического мировоззрения для этого явления вообще не стало в языке слов, отвечающих содержанию этого психического явления, которое сызнова было названо по псевдониму одного из его наиболее ярких представителей одержимых в коммунистическом движении ХХ века. Ныне же, когда материализм в своем развитии породил кибернетику, информатику, вычислительные машины и информационные технологии, троцкист в терминах этих наук - автономный или дистанционно управляемый робот с ограниченной программой идентификации обстановки и реагирования на её изменения, физиологически во многом идентичный нормальному человеку.

Но такого рода особенности “троцкизма” в исторически широком смысле слова приводят к тому, что отношения людей и “троцкизма” лежат вне области конструктивных дискуссий, коллективного «мозгового штурма» каких-то проблем и прочей определённо целесообразной человеческой деятельности. При этом отношения с троцкизмом и троцкистами выпадают из области этики и нравственности человеческих отношений и, если в этом случае они не укладываются в возможности психиатрии и душевного целительства, развитые в обществе, то они переходят в область практической социальной гигиены всегда, когда общество устает от “троцкизма” и начинает защищать от него свою жизнь в настоящем и в будущем. “Троцкизм” в этом случае начинает имитировать борьбу с самим собой и сталкивает в мясорубку множество людей, чтобы в последующем эти жертвы поставить в вину своим противникам: так было в реальной истории инквизиции в католическом мире; так было в СССР в период борьбы большевизма с троцкистским марксизмом [61].

В России дело идет к очередному искоренению “троцкизма”, при котором многим “троцкистам” не поздоровится, будь они в обличье “коммунистов”, “патриотов”, “православных”, “мусульман”, “демократов”, “космополитов” и представителей прочих вероучений и идеологий… Но, к сожалению, большинство из них так и не успевает в таких случаях понять, «за что?…».

Возвращаясь в связи с этим к пониманию принципа нравственной обусловленности, можно предположить, что Пушкин закрывал (скорее всего бессознательно) умолчаниями те грани истины, которые воспринималась им во внелексических образах. Но главным принципом для него при этом было: сохранение целостности повествования и в иносказательном описании процессов и явлений общественной жизни. Возникавшая при таких условиях информация по умолчанию, была им нравственно обусловлена.

Раскрытие умолчаний также может идти только в соответствии с нравственной обусловленностью тех, кто пытается понять второй смысловой ряд повествования. При их оглашении важно не опускать нравственный мир поэта до своего, как это обычно делали и делают некоторые “пушкинисты” (Абрам Терц в “Прогулках с Пушкиным”, Ю.Мамин в фильме “Бакенбарды”), а подниматься и в мере понимания общего хода вещей, и в нравственных оценках его до Пушкина.

В случае с “Медным Всадником” мы уже не раз обращали внимание на самые мелкие и казалось бы незначительные детали в этой самой загадочной поэме. И отсутствие упоминания о пробуждении Евгения в первой её части - одна из них, но настолько важная, что без правильного её понимания невозможно осмыслить поэму в целом. Верность нашей догадки подтверждается тем фактом, что в схожей ситуации во второй части, словно желая помочь в расшифровке именно этого умолчания, автор прямо скажет:

Но это уже будет речь о другой революции, вернее контрреволюции августа 1991 г.

Пока же:

Этими словами завершается описание первого этапа революционных потрясений России. Фиксируя внимание читателя на том, что “жители не спали” даже после того, как “ночная мгла на город трепетный сошла” поэт, с одной стороны, (по умолчанию) отделяет их от Евгения, сон разума которого готов порождать чудовищ будущего безумия, выражающегося в неспособности еврейства даже с захватом власти после революции адекватно воспринимать окружающую их социальную действительность, а с другой, благодаря словам:

– вселяет надежду на способность народа осмыслить прошлое и извлечь из него уроки на будущее.

Революция 1917 г. действительно проходила под багряно-красными знаменами и многое зло прикрывалось лозунгами, поданными на кумаче. После революции внешне все пришло в прежний порядок: вместо царя - генеральный секретарь; вместо Святейшего Синода с его бездумной служанкой Феклой (доброй старухой, давно лишенной чутья и слуха) - не менее святейший ЦК КПСС с его не менее слепой, глухой и бездумной Ма-Врушей (ученье Маркса всесильно, потому что оно верно); вместо Сената - Верховный Совет и т. д. Но все это были лишь внешние атрибуты стройной ограды прежнего толпо-”элитаризма”.

Однако Революция Октября 1917 г. отличалась от всех предыдущих не столько внешними атрибутами, сколько содержательно иными глубинными процессами, которые не были поняты ни активизирующим их бездумным еврейством, ни даже хозяевами самой древней мафии. Содержательную сторону этих процессов можно понять только через мировоззрение простого народа, которое в России никогда не было атеистическим. И здесь следует особо обратить внимание на тот хорошо известный факт, о котором не принято распространяться ни в нашей, ни в западной прессе: живой разговорный Русский язык ушел за тысячу лет от языка служб внедренной извне библейской церкви. Такого размежевания языка жизни и языка культа не произошло на Западе, где со времен Лютера Библия была доступна всем на их родных живых языках.