Вадим все происходящее в стране, мире воспринимал иначе, чем большинство его знакомых. После разоблачения культа личности Сталина все говорили, что генералиссимус ничего не знал, его обманывали разные негодяи вроде Берии, Абакумова, а еще раньше Ягоды, Ежова, мол, Сталин победил Гитлера, вывел отсталую сельскохозяйственную Россию в передовые великие державы и прочее, прочее… А о Ленине нельзя было и заикнуться, что он первым наметил генеральную линию на уничтожение в первую очередь русского народа, что был человеконенавистником и люто мстил аристократам, коренной русской интеллигенции, священнослужителям, якобы, за казнь брата Александра, участвовавшего в покушении на царя… Ленин был для всех в СССР идолом. Если образ Сталина несколько поблек, то Ильич совсем превратился в Бога, а из-за него лукаво выглядывала круглая в бородавках широкая физиономия Хрущева, лихорадочно создающего при помощи подхалимов свой собственный культ.
Конечно, свои мысли Вадим старался не высказывать вслух даже Рае Он научился держать язык за зуба ми. Так воспитал его Григорий Иванович Добромыслов Вот с дедом Вадим говорил на любые темы Тот давал ему читать изданные за рубежом книги о Сталине, его окружении. Книги эти пересылали егерю друзья лагерники. Изредка и сами наведывались на турбазу. И тогда воспоминания, разговоры длились до утра… Из запрещенных у нас книг Вадим узнал, что наша хваленая социалистическая система на самом деле самая отсталая в мире. Никакой не было в 17-м году революции, был большевистский переворот. Ни один цивилизованный народ добровольно бы не пошел по ленинско-сталинскому пути. В СССР полностью задавлено инакомыслие, лживая литература и вообще все искусство, прикрывающееся кем-то выдуманным социалистическим реализмом. Литература, живопись, музыка — все обслуживает партократию и ее «гениальных» вождей. Премии даются не за художественность и творческие открытия, а за верноподданичество и приукрашивание действительности. Русские авторы, живущие за границей, писали о бедственном положении оглупленного в СССР народа, особенно крестьянства Коллективизация, породившая самую уродливую форму сельского хозяйствования, отбила у крестьян желание работать, потому что государство грабило крестьян, отбирало у них все излишки, оставляя лишь самую малость, чтобы с голоду не умер ли. Но в 20–30 годах был организованный большевиками голод, унесший миллионы человеческих жизней, а Сталин на съезде «победителей» принимал поздравления от счастливых партийцев… Победители кого были большевики? Собственного народа, большую часть которого превратили в безгласную скотину?..
Даже в хрущевские годы, когда за неосторожно сказанное слово не сажали и не расстреливали, подавляющее большинство советских людей все равно искренне славил свой самый «лучший», «гуманный», «передовой» в мире строй. Люди верили книгам, газетам, радио-телевидению, а все средства массовой информации с утра до вечера оглушали народ неслыханными успехами стахановцев в труде, гигантскими урожаями, достижениями наших космонавтов, ученых, изобретателей. И это в те годы, когда страна все больше и больше откатывалась к средневековью. Передовые страны уже на десятилетия обогнали нас по всем показателям, а лживая идеология и пропаганда на все лады грохотала в литавры, славя мудрую партию и ее славного «кормчего» Никиту Хрущева. А мир капитала критиковался, советским людям показывали в кинохронике чаще отхожие места, бедняков, а не истинное положение на Западе. Там все охаивалось, у нас все приукрашивалось. И так десятилетиями. Партия сама себя нагло хвалила, вывешивая в городах и селах гигантские издевательские лозунги: «Партия — ум, честь и совесть советского народа!». Обожравшиеся икрой, севрюгой и заморскими лакомствами мудрые правители и их свора считали, что так будет продолжаться в этой несчастной стране вечно. Их дети учились в закрытых школах, после престижных дипломатических институтов уезжали работать за границу, без счета транжирили государственную валюту на себя, началось повальное разбазаривание национального достояния, процветали обыкновенное воровство, взяточничество, коррупция, партийная мафия все больше срасталась с уголовной мафией, появился «черный рынок», теневая экономика, партаппаратчики покупали оптом и в розницу. В республиках секретари ЦК жили, как падишахи, за взятки назначали на высокие должности преступников и деляг. Рапортовали в Центр о выполнении государственных планов, а на самом деле выполняли их лишь на бумаге. А Центр щедро награждал орденами, званиями. Появились такие термины, как «приписки», «очковтирательство», а чтобы ответственные работники в ЦК и Совмине не поднимали шум, им отваливали такие суммы, которые функционер или чиновник и за всю свою жизнь не заработает в своем министерстве или в ЦК партии…
Все это знал Вадим, но держал при себе. Румянов, не желая того, на многое раскрывал глаза. Все-таки редактор не опускался до взяточничества и покрывательства хищений. Иногда в газете появлялись разоблачительные статьи, но били они по «стрелочникам».
Не мог же обо всем этом говорить Рае из райпотребсоюза Вадим, когда морозной зимней ночью провожал ее до дому из кино? Рая жила на улице Гагарина в четырехэтажном доме у автобусной станции на берегу речки Грязная. Под снегом речка казалась чистой, даже зловонный запах не пробивался из-подо льда. Рая жила с родителями и дочерью. Муж сильно пил и она с ним два года назад разошлась, после того как он в белой горячке разгромил всю квартиру и попал в психиатричку. Выйдя оттуда, он завербовался на остров Диксон. В Великополь ни разу больше не приезжал, от кого-то Рая узнала, что он там снова женился. Сначала приходили на дочь переводы с крупными суммами, а потом по пять-десять рублей в месяц. По-видимому, снова в лечебнице или еще хуже — в тюрьме. Пьяный он очень буйный, лезет в драку, может даже убить… Рая нехотя поведала Вадиму о своем неудачном замужестве и больше на эту тему не заводила разговор. Дочери было три года, она ходила в круглосуточный детсад. Петухов помог ее туда устроить.
Они еще несколько раз встретились, лишь на четвертый или пятый раз Вадим осмелился ее поцеловать.
— Мальчишка! — рассмеялась молодая женщина, — Ты и целоваться-то не умеешь!
Придвинулась к нему, обхватила за шею и так поцеловала, что у него закружилась голова и колени задрожали. Губы ее обожгли, как огнем. Рая порывисто задышала, гладкие щеки ее раскраснелись, глаза заблестели.
— Пойдем в подъезд, — шепнула она, там батарея…
В подъезде пахло кошками, был февраль и противные кошачьи вопли доносились из подвалов и от мусорных баков. Припозднившийся жилец из этой парадной прошел мимо, обдав парами алкоголя, чуть позже с четвертого этажа вывели овчарку на прогулку. Огромный суетливый пес ткнулся Вадиму в колени, лизнул руку Рае и огласил громогласным радостным лаем ночной подъезд. Рая, расстегнув плащ, положила его руку себе на грудь, он осторожно гладил теплую мягкую выпуклость, но сжать не решился, хотя и хотелось Ее поцелуи были затяжными, аж дыхание захватывало, язык ее раздвигал его зубы, щекотал небо. Все это было внове ему, то хотелось стыдливо высвободиться, то наоборот сильнее прижать ее к себе Глаза ее казались фосфоресцирующими, как у кошки.
Скорее бы лето, — расставаясь с ним, зябко перевернула плечами Рая Летом каждый кустик — ночевать пустит… — и дробно рассмеялась, погладив его по разгоряченной щеке. — Ты хоть бреешься? — поинтересовалась она.
Вадиму был 21 год и он уже несколько лет брился безопасной бритвой, правда, два раза в неделю. Рая как-то обронила, что ей 26 лет, но все дают девятнадцать. Вадим особенно в возрастах девушек и женщин не разбирался. Что Рая уже побыла замужем и у нее дочь, разве что напоминала неглубокая морщинка в уголках губ, да в карих глазах иногда появлялась затаенная печаль. Но стоило Рае улыбнуться, и она снова походила на девчонку, вот и сейчас в своей «болонье» и вязаной шапочке, из-под которой выбивались густые каштановые волосы, она была именно такой: веселой, жизнерадостной девушкой, довольной жизнью и вообще всем на свете.