— Не отравный этот воздух, мы же говорили. Видите, мой лорд, ничего страшного!

— Идем прямо, — приказал лорд Ориджин.

Дурной воздух смердел, как отхожее место. Эрвин дышал сквозь платок, но все равно чувствовал тошноту. Воины постоянно отплевывались, то и дело поминали Темного Идо, такую-то матерь, а также задницы всех видов и размеров. Впрочем, трава под ногами была пусть суха, но крепка, а зловоние оказалось безвредно: никто не начал ни задыхаться, ни даже чихать. Спустя недолгое время они миновали самый центр дурного воздуха… а может, просто попривыкли. Так или иначе, с каждым шагом смрад досаждал все меньше, и Эрвин перестал обращать на него внимание.

Возникло настроение поговорить. Побеседовать, что ли, с Теобартом или Освальдом, обсудить премудрости мечевого боя против доспешного врага? Разузнать какой-нибудь прием, который мне никогда не понадобится, изобразить интерес к славному военному прошлому кайров? Перебороть скуку и выслушать историю о том, как кто-то кого-то премило порубил на куски? Эрвин слышал сотни подобных рассказов еще в детские годы: от отца, его гвардейцев и вассалов, наконец, от старшего брата. Эта кровожадная похвальба до того набила оскомину, что Эрвин с Ионой, помнится, взяли за правило бросать в Рихарда комочками хлеба, едва тот произносил слова: "Я выхватил меч и ка-ааак…". Ну, что ж, зато сейчас разговоры на подобную тему помогли бы найти общий язык с кайрами, принесли хоть какую-то долю уважения. Потом следует распрямить плечи, всыпать плетей Луису, довести волосы до состояния сальной пакли — глядишь, и прослывешь настоящим мужчиной. Недурно бы еще, конечно, заколоть кого-нибудь. Жаль вот с пальцами ничего не поделаешь — они у всех агатовцев тонкие, как и запястья. Но ничего, можно в перчатках ходить. В латных, для пущего эффекта!

Эрвин приосанился и стал на дюйм выше. И тут же ощутил раздражение, почти злость. Какого черта я должен вам угождать? Вы — мои вассалы, я — ваш сюзерен! Мне под вас подстраиваться? С какой стати?!

Он прибавил шагу и поравнялся с механиком, что шел в соседней связке.

— Луис, а не расскажете ли… — Эрвин не сразу придумал, о чем спросить. Просто очень уж заманчиво было поступить наперекор солдатне, показать Джемису и прочим, что лорду никто не указ. — Не расскажете ли, как познакомились с вашей леди?

— О, милорд, это была чудесная история! — мигом оживился механик. — Я думал, лишь в сказках такое случается! Дело было так…

Луис тогда жил в Маренго — втором по величине городе Земель Короны. Там шла рельсовая стройка: прокладывался дополнительный путь, расширялась станция. Впервые Луис участвовал в строительстве как механик, а не подмастерье. От рассвета до ужина он трудился наравне с остальными механиками: приглядывал за одной из рабочих бригад, проверял укладку рельс, проводил замеры, сверялся с чертежами. После ужина Луис взял за правило изучать книги по искровой машинерии. В комнатушке, которую он снимал, было невыносимо душно, и он выходил летними вечерами в парк, располагался на траве у озера и читал, пока не стемнеет. И вот, однажды увидел он девушку, что бежала аллеей. Ведь вы знаете, милорд, что леди Земель Короны немало внимания уделяют спорту! Следят за красотою своих тел, как завещали Праматери.

Еще бы Эрвину было не знать. Одна из столичных девушек, прелестная синеглазая дочь графини Фейм, некогда сумела даже заразить его, Эрвина, этой напастью — вечерними пробежками. Ужас! Одышка, ручьи пота и ноющие икры — вот все результаты такого времяпровождения. И, что самое обидное, тренировки ничуть не помогли ему справиться с походом через болото! "Неженка идет, словно раненый в задницу…" Да уж.

Так вот, Луис увидел бегущую девушку. Скользнул по ней рассеянным взглядом, едва отвлекшись от книги. Следующим вечером она вновь пробежала мимо, и теперь он внимательнее разглядел ее, даже проводил глазами. А следующим вечером уже постоянно отвлекался от книги и всматривался в глубину аллеи — не появится ли бегунья?.. Конечно, заговорить с нею он не решался: лишь аристократки могут позволить себе тратить время на спортивные упражнения. Но уже не мыслил себе вечеров без встречи с нею. Дни на стройке проводил в предвкушении, а вечерами лишь делал вид, что читает книгу, а на самом деле сгорал от надежды: вдруг она посмотрит на него? Вдруг подарит ему улыбку?..

И однажды она глянула на него, и половину ночи он провел без сна, предаваясь мечтам…

— Ой, вы не подумайте, милорд! Я не думал ничего непотребного. О том только мечтал, чтобы красавица остановилась и немножко постояла возле меня! Ведь она пробегала так быстро — лишь полминутки за вечер я мог полюбоваться ею!

Назавтра она вновь посмотрела на него, и потом, а следующим вечером — улыбнулась. Столь кроткая и добрая это была улыбка, что Луис тут же понял: девушка стесняется еще больше, чем он сам! Он заметил даже, что, улыбнувшись, она тут же отвернулась и ускорила бег — до того засмущалась…

Эрвин София не отказал себе в удовольствии оглянуться и найти Джемиса. Тот был мрачен и зол, тщетно старался испепелить взглядом механика.

…Следующими днями Луис только о том и думал, как бы найти повод сказать девушке хоть слово. Но ничего ему не приходило на ум — хоть плачь! Она — дворянка, он — простой механик. К тому же, она на пробежке. Не бросаться же за нею вдогонку с криком: "Позвольте отрекомендоваться!"

А потом четыре дня кряду лил дождь, и леди не выходила бегать. Луис измучился, изгрыз себя волнением. Что, если он больше не увидит ее? Что, если она уедет прочь из Маренго в свое загородное поместье? Ведь у всякой дворянской семьи имеется загородное поместье! А потом окончится строительство, и Луису придется покинуть город, так и не узнав ее имени, даже не перемолвившись словом! А самое ужасное то, что он тогда уже твердо знал: бегунья из парка — его судьба. Никакую другую девушку уже не сможет он полюбить и останется навек безутешным. Солнце больше никогда не озарит небосклон, так не лучше ли бросить мирскую жизнь и сразу удалиться в монастырь?.. Посвятить себя служению Праматерям, обратить к ним страждущий взор своего разбитого сердца…

На пятый день дождь прекратился, и Луис бросился в парк, едва только на стройке прозвучал последний гудок. Он забыл про ужин и даже не подумал взять с собою книгу. Примчался к озеру, принялся мерить шагами аллею, кусая ногти и терзаясь мучительным ожиданием. Чего только он не передумал! Мысль о том, что вместо прекрасной леди в парке появится ее жених верхом на боевом коне и на полном скаку снесет Луису голову, — эта мысль была, пожалуй, самой безобидной из тех, что успели промелькнуть в его мозгу. А потом в дальнем конце дорожки появилась она!

Луис был так потрясен, что замер посреди аллеи и стоял прямо на пути у девушки, окаменев, словно горгулья. Бегунья обогнула его… и к самым его ногам уронила кружевной платочек. Она удалилась уже ярдов на двадцать, когда он спохватился и бросился за нею следом:

— Милая леди, умоляю, постойте! Вы обронили платок!

Леди остановилась, повернулась, ее щеки были нежно розовыми от смущения.

— Любезный сударь, я не знаю, как и благодарить вас!.. Вы так добры!..

— …слышите? Я говорю, остров горит!

Эрвин обернулся. Томми указывал рукой назад — на рощицу, которую отряд покинул утром.

— Видать, костер плохо загасили, и он разгорелся. На островке пожар начинается!

Над рощицей поднимался белый дымный хвост, клонился под ветром вслед отряду.

— Ой-ой, — шепнул Луис.

— Да ладно тебе! Велика забота… — флегматично буркнул Томми.

Все остановились, глядели на дымный шлейф, что становился плотнее и шире.

— Не вижу опасности, — пожал плечами Эрвин. — Болото ведь не загорится…

И вдруг похолодел. С непростительным опозданием он вспомнил, что слышал в университете: зловонный газ горюч!

— Вперед! — крикнул лорд Ориджин. — Самым быстрым маршем вперед! Нужно выйти из дурного воздуха!