— Вот уж действительно, особое чувство юмора… Я не поняла бы, что это была шутка.

— Я тоже не сразу поняла, миледи.

Леди Сибил поправила ей волосы, одернула платье.

— Ты выглядишь устало, моя милая. Похоже, тебе пора отправиться домой.

— Нет, миледи, я полна сил!

— Я была такою, как ты, и знаю, каково оно. Сначала кажется, что сможешь плясать еще хоть две ночи к ряду, а потом засыпаешь прямо в карете. К тому же, владыка уже простился и покинул бал, приличия не будут нарушены, если ты уедешь.

— Адриан уже ушел?..

— Конечно, дитя мое. У государя всегда множество дел, он не может позволить себе веселиться без конца. Уверена, сейчас он не спит, а разбирает какие-нибудь письма и донесения.

— Что ж…

— Да-да, попрощайся с кем пожелаешь, и я вызову тебе экипаж. Сама же пока останусь, вернусь позже.

По какой-то причине Мире вспомнилась парочка любовников за кустами.

— Да, миледи.

Она разыскала Бекку. Юный ухажер еще не приступил к действиям более решительным, чем чтение стихов. Мира подлетела к подруге, поцеловала в обе щеки и макушку, строго пригрозила юноше:

— Не смейте позволять себе пошлости! Леди Ребекка терпеть этого не может. Только попробуйте — и познаете всю силу ее гнева.

Юноша проглотил язык от смущения, Бекка шикнула на подругу:

— Ах ты!..

Мира, смеясь, убежала.

Было далеко за полночь, когда экипаж пересек Дворцовый мост. Пережитые чувства, яркие картины, лица, знакомства — все вспыхивало перед глазами, стоило Мире сомкнуть веки. Она не могла поверить, что уснет этой ночью. Но усталость взяла свое, девушка задремала, не заметив, как воспоминания сменились снами. Раздался щелчок, прозвучал смущенный голос Вандена:

— Миледи, простите…

— Что?.. Утро?..

— Нет, миледи. Мы приехали.

Она спала в карете.

Монета

Конец мая — начало июня 1774 года от Сошествия Праматерей

Герцогство Южный Путь

— Прошлым летом в Алеридане я видел рыцарский турнир, — сказал Хармон Джоакину невзначай, от скуки, когда они объезжали большой мраморный карьер в холмистой части Южного Пути. — Хочешь, расскажу?

Еще бы Джоакин не хотел! Впрочем, Хармон рассказал бы все равно, а коли охранник не хочет — так пусть не слушает.

Турнир был устроен с подлинным размахом, как и все затеи герцога Альмерского. О предстоящем действе оповещено было еще зимой, в качестве приза чемпиону назначена громадная сумма в шесть тысяч эфесов, а второму месту, как и победителям среди арбалетчиков и конных лучников — по три тысячи. Ристалищем служила арена Дэймона Великого — одна из крупнейших в Империи. На трибуны легко могло вместиться все население небольшого города, такого, как Смолден, и все равно в дни турнира они были забиты до отказу. Бои шли по северным правилам: если после трех сломанных копий оба противника оставались в седле, то они обязаны были спешиться и продолжить поединок на мечах. Многие зрители — Хармон был в их числе — предпочитали пешие поединки традиционной рыцарской сшибке. Исход конной атаки решался в единственный миг — когда копье бойца разбивалось в щепки о щит или латы противника. Этот миг был до предела драматичен, но столь же краток. Мечевой же поединок длился порою до пяти минут и в полной мере показывал мастерство бойцов, а зрителям давал возможность всласть попереживать.

В первый день на ристалище вышли менее знатные воины — небогатые и молодые рыцари. Они не баловали красотой доспехов и яркостью попон, однако толпа приветствовала их с восторженным азартом. Лорды рождены для воинских успехов, и их победы воспринимались как должное. Куда больше восторга вызывала у людей доблесть и отвага, проявленные небогатыми воинами. Любимцами публики в этот день стали двое. Одним был сир Карл Красавчик из гвардии герцога Альмера. Он дрался с дерзким задором, на грани безрассудства. Пускаясь в атаку, держал копье поднятым к небу и опускал его, когда конь уже несся во весь опор, перед самым столкновением. Это давало некоторую выгоду — противник не мог предугадать, куда придется удар. Но и риск был велик: при такой тактике легко промахнуться. Однако сир Карл с неизменной точностью нацеливал копье то в плечо, то в шлем, то в грудь противнику. Он спешил четверых рыцарей с первого же удара и лишь раз довел дело до мечей. После каждой победы сир Карл проезжал круг по арене, приветствуя публику. Он снимал шлем, и густые рыжие волосы ниспадали на плечи к зависти и восторгу зрительниц.

Другим героем стал сир Лорен из Надежды. Плечистый воин среднего роста в сером плаще и промасленной кольчуге, с бурым щитом в руке, он не выглядел приметной фигурой. Но когда сир Лорен вступал в поединок, казалось, будто он выточен из гранитной глыбы. Ни один удар вражеского копья не заставил его даже пошатнуться в седле. В мечевых поединках сир Лорен действовал с неторопливым, уверенным напором. Не прибегал к финтам, ложным выпадам и обходам, а методично теснил противника, вынуждал пятиться, наконец, сбивал с ног и приставлял клинок к смотровой щели шлема, обозначив этим свою победу. Сир Лорен и гвардеец Карл стали победителями первого дня.

Тут Хармон поглядел, слушает ли его Джоакин. Тот слушал, да так увлеченно, что чуть не выронил вожжи. Пришлось напомнить: ты, мол, приятель, слушать слушай, а о деле не забывай. Снайп отпросился подремать в задней телеге, фургоном правишь ты — вот и старайся. Джоакин подстегнул лошадей, а Хармон продолжил рассказ.

Во второй день на арену выехали первородные — это было зрелище! Могучие боевые кони красовались под цветастыми попонами, блистали тяжелые латные доспехи, золоченные шлемы рыцарей изображали то оскаленную тигриную морду, то медведя или кабана, а то и орла, раскрывающего крылья. Предплечья бойцов украшали гравированные наручи со славными родовыми эмблемами, гербы пестрели и на щитах. Собрался цвет Поларийского воинства: из тринадцати Великих Домов одиннадцать прислали на турнир своих рыцарей, не было лишь Шиммерийцев и Ориджинов. Каждый воин выезжал на арену в сопровождении оруженосца, несшего знамя; трубили фанфары, герольды дважды провозглашали имя и титул рыцаря; публика громко обсуждала бойцов, выкрикивала приветствия. Особенно одобрительным шумом встречали обладателей самых ярких доспехов, а также чемпионов прошлых лет.

В этот день победителем вышел сир Адамар рода Янмэй — кузен владыки Адриана. На его шлеме сверкали три золотых капли — символ Милосердной Праматери, а на щите перекрещивались императорские перо и меч. Сир Адамар казался самим воплощением рыцарства: высокий, статный, с горделиво приподнятым подбородком. Он бил копьем точно в центр вражеского щита — такое попадание считается наиболее почетным на турнире и наименее опасно для бойца. Ни здоровенный барон с Запада, ни опытный литлендский военачальник с седыми бакенбардами, ни капитан Лазурной гвардии — двукратный победитель былых турниров — не устояли перед сиром Адамаром.

Не уступал ему в доблести Клыкастый Рыцарь — второй сын графа Нортвуда. Свое прозвище молодчик получил благодаря диковинному черному шлему в виде разинутой медвежьей пасти, из которой торчали четыре устрашающих серебряных зуба. Клыкастый Рыцарь, как и сир Адамар, разделался с пятью противниками и стал вторым победителем дня. Толпа предвкушала потрясающее зрелище на третий день, когда кузен владыки сойдется в бою с удалым нортвудцем.

Однако этому поединку не суждено было случиться. В последний день турнира победителям из числа первородных надлежало сразиться с победителями из незнатных рыцарей, лишь затем состоялся бы финальный бой. Никто не сомневался, что лучше экипированные лорды на прекрасных конях легко разделаются с небогатыми соперниками. Сир Адамар оправдал это ожидание: он выехал против Карла Красавчика и первым же ударом копья опрокинул его. Затем серый сир Лорен из Надежды схватился с Клыкастым Рыцарем. Первые копья сломались, не принеся никому успеха; затем вторые. Графский сын заметно злился: на мечах он был слабее сира Лорена, потому рассчитывал разделаться с противником при помощи удара копья, а для этого оставался последний шанс. Нортвудец свирепо бросился в третью атаку. Нещадно пришпорил жеребца, набрал бешеную скорость и твердо нацелил копье в грудь сира Лорена. Удар был такой силы, что его слышали далеко за пределами арены. Щит сира Лорена разлетелся в щепки, рыцарь шатнулся назад, судорожно вцепился в поводья — и чудом сумел удержаться в седле. Его собственный удар пришелся Клыкастому Рыцарю в плечо. Нортвудец покачнулся, утратил равновесие… и под тяжестью латных доспехов вывалился из седла. Трибуны взорвались восторженными воплями.