Валери Грейсенд вкладывала в песню душу, пожалуй, с тем же напористым усилием, с каким кузнец лупит молотом раскаленное железо. На каждое второе слово падало истовое придыхание. Ударные рифмы были полны не то мучения, не то страсти. Мира начинала понимать, отчего пение Валери пользуется таким успехом.

Слова "судьба", "любовь", "жена" доводили певицу до подлинного экстаза. Ее глаза закатывались, грудь бурно вздымалась.

— Для нее брачная ночь уже наступила, — прокомментировала леди Аланис, и Мира не сдержала улыбку.

— Я буду ждать, сколько надо! И мне не нужен другой! — надсадно стонала Валери, выжимая из клавесина все соки.

Песня была полна остроумных рифм, вроде "одной" — "с тобой", искусных метафор: "ты — мой лучик во тьме", метких сравнений: "расцветает, как цветок", тонких намеков: "я воспарю, словно птица, лишь бы парить с тобой". Кроме того, Валери обожала слог "ой" — им заканчивалась половина строк. Слушатели веселились от души. Северная Принцесса едва сдерживала смех, граф Шейланд улыбался во все тридцать два, Бекка зажимала губы ладонью, чтобы не прыснуть от хохота. Мира теребила локоть подруги на самых забавных моментах, даже губы смурного Итана играли улыбкой. Валери не замечала ничего вокруг себя — видимо, она с головой (и со вздымающейся грудью) унеслась в мир мечтаний.

На "истинной красоте" леди Аланис забыла о величавой маске и прыснула, как девчонка. Император не сдержал усмешку на долгом перечне достоинств, что приписала себе певица. Валери раскачивалась из стороны в сторону, не в силах сдерживать бурю чувств.

В "сыночка" и "дочку" певица вложила целый океан печальной нежности. Северная Принцесса притворилась, будто смахнула с лица слезы умиления. Увидев это, Аланис хохотнула, а с нею и Мира, и Бекка, и полдюжины лордов императорской свиты.

— Только сила искусства может объединить мир, — шепнула Мире южанка.

Верно: слушатели были восхитительно едины в своем веселье.

— Пусть она поет перед враждующими армиями, — ответила Мира. — Полководцы обнимутся и заключат мир.

Бекка зажала рот рукой, а леди Аланис подарила Мире благосклонную улыбку.

Лишь один человек в салоне не разделял общих чувств — Серебряный Лис. Он слушал, полуприкрыв глаза, и, похоже, действительно восторгался глубиною чувства певицы. Покачивал головой, мечтательно хмурил брови, и, конечно, сам становился предметом насмешек. Леди Аланис не постеснялась угадать его мысли:

— Ах, вот бы так пели обо мне! Ах, меня бы так любили!..

Всякому удовольствию рано или поздно приходит конец.

— …Книгу любви безбрежной вместе прочтем с тобой! — завершила песню Валери Грейсенд, протянув грассирующее "оооо-ооооу-оой!"

Слушатели разразились аплодисментами. Один из молодых щеголей попробовал свиснуть, но получил от приятеля немилосердный тычок под ребра и захлопал вместе со всеми.

— Штука в том, — тихо пояснила Бекка, — чтобы Валери не догадывалась о своей бездарности. Она может оскорбиться и бросить пение, тогда мы все лишимся чудесного развлеченья!

Молодая маркиза Грейсенд встала и раскланялась на четыре стороны. Владыка Адриан поднялся с кресла:

— Я лишь выражу общее мнение, леди Валери, если скажу: вы привели нас всех в восторг.

— Ах!.. — певица, зардевшись, прижала ладони к груди. — Петь для вас — это божественное удовольствие! Я бесконечно счастлива, ваше величество!

…Потом были новые танцы, фигуры, партнеры.

Молодой дворянин из Надежды показался Мире очень милым, она пообещала себе запомнить его имя, но не сдержала обещания. Серебряный Лис был умелым танцором, но чего-то ему не хватало — возможно, озорства, свободы. Капитан Лазурной гвардии, напротив, был слишком силен и орудовал партнершей излишне смело.

— Я в ваших руках будто кукла, — шепнула ему Мира. — И не ищите хвалебного подтекста — его здесь нет.

Девушка не пропускала ни одного танца. Ноги ныли от усталости, щеки краснели, волосы то и дело выбивались из-под сеточки. Мира все собиралась постоять у стены и отдышаться, но музыка и радостный азарт вновь и вновь увлекали ее на середину зала. Иные кавалеры пробовали ухаживать за нею. Кто-то делал намеки, едва ли пристойные. Кто-то с двусмысленной улыбкой звал прогуляться в ночном саду. Мира отшивала их с надменным холодом на лице, а внутри все смеялось и пело.

Прогулка в саду показалась ей неплохой идеей — конечно, не в обществе похотливого молодчика. Она поискала глазами Итана, Бекку, не нашла и отправилась одна. Сад истекал сладким запахом цветенья, журчали фонтаны, светила луна. Согласно книгам, именно такая обстановка считается романтической. Мира повстречала немало парочек: кто-то блуждал рука об руку, кто-то ворковал в укромных уголках, кто-то целовался под прикрытием кустов зеленого лабиринта. Услышав сдавленные звуки, северянка не удержалась и подглядела в просвет меж ветвей. Парень ласкал губами шею и плечи девицы, она постанывала и зарывалась ладонями в его черные кудри. Шуршали пышные юбки девушки — парень перебирал их, пытаясь добраться руками до бедер, и никак не справлялся, все сильнее нервничал от нетерпения. "Тебе было бы проще с Аланис в ее полуплатье", — усмехнулась про себя Мира. Вот парень развернул девицу спиною к себе и запустил руку глубоко за корсаж, а второй пробрался-таки под юбку. Девушка сладко охнула. Северянка покинула свой наблюдательный пункт прежде, чем увидела что-нибудь совсем уж. Часть ее настойчиво желала остаться и досмотреть сцену до конца.

Позже она заметила Бекку. Подруга сидела на краю пруда, болтая в воде босыми стопами, с нею был на диво молодой паренек. Он весьма осторожно трогал Бекку за спину и громким шепотом говорил что-то — не исключено, что читал стихи. Мира не стала нарушать их идиллию.

А потом ей повстречалась леди Сибил. На одной из освещенных аллей графиня заметила ее издали и позвала.

— Что с тобой, дитя мое? Ты весь вечер сама не своя! То жмешься к стенам, то пляшешь, как сумасшедшая.

— Миледи, это же мой первый большой бал… Разве и вы когда-то не были такою же?

— О, да… — взгляд графини мечтательно затуманился. — Верно, когда-то и я была такою, как ты…

Полезные слова, — отметила Мира.

— Знаешь, — сказала леди Сибил, вернувшись из глубин воспоминаний, — был миг, когда я хотела тебя задушить.

— Да, миледи. Я догадываюсь, о чем вы говорите.

— А потом я вдруг поняла, что мне есть чему у тебя поучиться. Скажи-ка, умница моя, в какой момент нужно засмеяться, чтобы император отдал тебе первый танец?

— Это просто, миледи. В момент, когда он пошутил.

— Что-то я не слышала никаких шуток…

— Вы далеко стояли, миледи, а я — ближе. Владыка сказал… он сказал… — придумай шутку, Минерва, ну же! — Он сказал: берите пример с шута и веселитесь. Если все будут слишком серьезными, то получатся не танцы, а маневры.