Босир понял, что его подозревают, и обещал себе удвоить бдительность.

Он поднялся к послу, обменявшись втихомолку рукопожатием со своими приятелями и сообщниками.

XX

ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИН ДЮКОРНО ПЕРЕСТАЕТ ПОНИМАТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ ВОКРУГ

Дон Мануэл да Суза был менее желт, чем обыкновенно, то есть был более красен. Он только что имел с господином командором-камердинером неприятное объяснение.

Это объяснение еще не кончилось.

Когда Босир вошел, оба петуха продолжали вырывать друг у друга последние перья.

— В чем дело? — спросил секретарь, принимая позу третейского судьи и обменявшись взглядом с послом, своим естественным союзником.

— Вы знаете, — начал камердинер, — что сегодня придет господин Бёмер, чтобы покончить дело с ожерельем?

— Знаю.

— И что ему надо отсчитать сто тысяч ливров?

— Знаю и это.

— Эти сто тысяч ливров составляют собственность нашего товарищества, не так ли?

— Кто же в этом сомневается?

— Видите! Господин де Босир согласен со мной! — обратился командор к дону Мануэлу.

— Подождите, подождите! — сказал Португалец, жестом призывая его к терпению.

— Я согласен с вами лишь в том, что эти сто тысяч ливров принадлежат членам товарищества, — сказал Босир.

— Вот и все, мне больше ничего и не надо. В таком случае касса, в которой они лежат, не должна стоять в единственном помещении посольства, которое примыкает к спальне посла.

— Почему это? — спросил Босир.

— И господин посол, — продолжал командор, — должен дать каждому из нас ключ от этой кассы.

— Нет, этого не будет, — сказал Португалец.

— Почему?

— Да, почему? — переспросил Босир.

— Мне не доверяют, — сказал Португалец, поглаживая свой подбородок, — почему же и мне не быть недоверчивым по отношению к другим? Мне кажется, что если меня могут обвинять в намерении обокрасть товарищество, то и я могу подозревать товарищество в том же. Мы все друг друга стоим.

— Согласен, — сказал камердинер, — но именно потому наши права равны.

— Ну, любезнейший, если вы желали устанавливать здесь равенство, то вам надо было условиться, чтобы мы все по очереди играли роль посла. Это, возможно, выглядело бы менее правдоподобно в глазах публики, но зато все члены товарищества были бы спокойны. Вот и все, не так ли?

— И прежде всего, — вмешался Босир, — вы, господин командор, действуете не по-товарищески… Разве сеньор дон Мануэл не пользуется неоспоримым преимуществом как придумавший это дело?

— Да, — сказал посол, — и это преимущество разделяет со мной господин де Босир.

— О! — ответил командор, — пока дело не завершено, никто не придает значения никаким преимуществам.

— Согласен, но продолжают придавать значение способу действий, — сказал Босир.

— Я пришел заявить это требование не только от себя, — пробормотал несколько пристыженный командор, — все наши товарищи думают так же, как я.

— И они ошибаются, — ответил Португалец.

— Они ошибаются, — подтвердил Босир.

Командор поднял голову.

— Я сам, кажется, ошибся, спросив мнения господина де Босира, — с досадой заметил он. — Секретарь не мог не быть заодно с послом.

— Господин командор, — сказал Босир с удивительным спокойствием, — вы негодяй, которому я обрезал бы уши, если бы они у вас еще были, но их вам и так уже много раз обрезали.

— Что? — выпрямляясь, спросил командор.

— Здесь, в кабинете господина посла, нас не потревожат и мы можем покончить это дело с глазу на глаз. Итак, вы меня только что оскорбили, сказав, что я решил действовать заодно с доном Мануэлом.

— И оскорбили также меня, — холодно вставил Португалец, приходя на помощь Босиру.

— И за это придется ответить, господин командор.

— О, я не хвастун, как вы! — воскликнул тот.

— Я это вижу, — ответил Босир, — и поэтому вздую вас, командор.

— На помощь! — закричал командор, схваченный возлюбленным мадемуазель Олива́ и чуть не задушенный Португальцем.

Но в ту минуту как оба первых лица собирались мстить за себя, звонок внизу возвестил о прибытии посетителя.

— Оставим его, — сказал дон Мануэл.

— И пусть он исполняет свои обязанности, — продолжал Босир.

— Товарищи узнают об этом! — воскликнул командор, приводя себя в порядок.

— О! Говорите, говорите им что угодно: мы знаем, что им ответить.

— Господин Бёмер! — крикнул снизу швейцар.

— Ну вот и развязка всего дела, дорогой командор, — сказал Босир, давая своему противнику легкий подзатыльник.

— Нам не придется больше ссориться из-за этих ста тысяч ливров, так как они сейчас исчезнут вместе с господином Бёмером. Ну, ступайте служить, господин камердинер!

Командор с ворчанием вышел из комнаты и принял обычный скромный вид, собираясь ввести к послу придворного ювелира.

Пользуясь его отсутствием, Босир и Португалец обменялись взглядом, еще более многозначительным, чем первый.

Бёмер вошел в сопровождении Боссанжа. Оба выглядели смиренными и озадаченными, что не могло ускользнуть от зорких посольских наблюдателей.

Пока ювелиры усаживались по приглашению Босира, последний продолжал свои наблюдения и старался поймать взгляд дона Мануэла, чтобы обменяться впечатлениями.

Дон Мануэл сохранял официальное, полное достоинства выражение лица.

Бёмер, как человек решительный, первым начал трудный разговор.

Он объяснил, что политические причины величайшей важности не позволяют ему продолжить начатые переговоры.

Дон Мануэл вскрикнул.

Босир произнес: «Гм!»

Бёмер все более путался в словах.

Дон Мануэл велел ему передать, что сделка заключена и деньги для уплаты уже приготовлены.

Бёмер стоял на своем.

Посол, также через посредство Босира, ответил, что его правительство осведомлено или вот-вот будет осведомлено о заключенной сделке, что нарушение договора почти равносильно оскорблению ее величества португальской королевы.

Господин Бёмер заметил, что он взвесил все последствия этих соображений, но никак не может вернуться к своим прежним намерениям.

Босир, все еще не решаясь примириться с разрывом сделки, объявил Бёмеру прямо, что отказываться от слова недостойно честного купца, человека слова.

Тогда заговорил Боссанж, вступившись за оклеветанное в его лице и в лице его компаньона торговое сословие. Но он не выказал большого красноречия.

Босир заставил его замолчать единственной фразой:

— Вам набавили цену?

Ювелиры, которые были не очень сильны в политике и имели очень высокое мнение о дипломатии вообще и о португальских дипломатах в частности, покраснели, думая, что их мысли разгаданы.

Босир увидел, что удар его попал в цель, и так как для него очень важно было покончить с этим делом, которое сулило ему целое состояние, то он сделал вид, что совещается по-португальски с послом.

— Господа, — сказал он затем ювелирам, — вам предложили большую прибыль: это вполне естественно; это доказывает, что бриллианты очень ценны. Ну что же? Ее величество португальская королева не желает покупать их дешево в ущерб честным негоциантам. Угодно вам получить еще пятьдесят тысяч ливров?

Бёмер отрицательно покачал головой.

— Сто тысяч? Полтораста тысяч ливров? — продолжал Босир, решив, что может без всякой опасности для себя предложить еще хоть миллион, чтобы получить свою долю от полутора миллионов.

Ошеломленные ювелиры смутились на минуту, затем, посоветовавшись, сказали Босиру:

— Нет, господин секретарь, не трудитесь нас искушать… Сделка расторгнута, и воля, более могущественная, чем наша, заставляет нас продать ожерелье в этой стране. Вы, конечно, понимаете… Извините: это не мы отказываемся, и не сетуйте на нас за это. Препятствие исходит от лица более высокопоставленного, чем вы и мы.

Босир и дон Мануэл не нашли что возразить на это, Напротив, они даже сказали ювелирам какую-то любезность и постарались принять равнодушный вид.