Именно это я испытала, когда Мэри зашла в мою комнату и сказала, что я еду домой. В руке она держала чемодан, в который и начала упаковывать мои вещи с серьезным выражением лица. Это было так неожиданно и совершенно внезапно, что я могла лишь в шоке наблюдать за происходящим. Я тихо оделась, посматривая на нее каждые пару секунд.

Прежде чем мы покинули мою комнаты, она вручила мне мои шнурки и косметичку. Пилочку. Ручку. И мой телефон. Я в шоке смотрела на эти вещи. «Неужели, это и правда происходит?» — продолжала думать я. — «Или это была чья-то спланированная шутка?»

Когда мы шли по коридору, я готовилась к тому, что Мэри остановится и скажет мне, что это была всего лишь репетиция того момента, когда меня действительно выпишут, и что сейчас я должна вернуться в свою холодную и одинокую комнату.

Наконец, я увидела маму у центрального входа, стоящую рядом с доктором Вудсом. Я быстро поняла, что это не шутка. Я, правда, уезжаю. Так, где же мое волнение? Почему я не могу поднять свой страх и оттолкнуть его в сторону, чтобы наполнить себя надеждой? Подобное произошло, когда Лаклан забрал меня, а свобода была лишь временной.

Мама обернулась, когда услышала наши приближающиеся шаги, и подошла ко мне. Меня мгновенно окутали ее духи.

— Ох, вот и она. — Она обняла меня.

— Мама? — Я нахмурилась, будучи прижатой к ее плечу, пока она гладила меня по спине. — Что происходит?

Она отстраняется от меня, отходя на расстояние вытянутой руки от меня. Идеально ровные, белые зубы сверкнули, когда она улыбнулась. — Ты отправляешься домой.

— Я это знаю... но почему? — В этом не было никакого смысла.

— Потому что ты должна быть дома, вот почему.

Вероятно, это единственное объяснение, которое я получу.

— Готова идти? — спросила она.

Это казалось неправильно. Еще вчера, я покинула кабинет доктора Ратледж с чувством опустошения. Она сказала, что я еще не готова поехать домой, а теперь тут появляется моя мама и совершенно неожиданно забирает меня домой? Мой живот скрутило. Я сглотнула комок в горле и кивнула.

— Да, я готова.

Я потянулась за своей сумкой. Мэри до сих пор держала ее, обеими руками крепко вцепившись в лямку. Мне не хотелось смотреть ей в глаза. Не знаю почему. Просто я знала, что если посмотрю, то последуют слезы. Хоть Мэри и была всегда такой строгой и суровой, но мне она нравилась. Она стала постоянной частью моей жизни, и я не знаю, что буду делать без нее.

Она потянулась и обняла меня. Ее захват был крепким. Я первой отстранилась.

— Береги себя, — сказала она мне на ушко и пригладила мои волосы. Все это время она улыбалась, и слезы наполнили ее глаза.

— Буду стараться, — ответила я.

Спустя несколько минут, мы с мамой выходили через главные двери. Прежде чем я села в машину, я заметила голое дерево, рядом с комнатой отдыха. Таяла замороженная сосулька. Вода медленно капала на влажную землю.

Это казалось предзнаменованием — завершением моего времени здесь.

Всю дорогу домой я пыталась понять, было оно хорошим или плохим.

Когда мама припарковалась перед домом, никто из нас не предпринял попытку выйти из машины. Она схватила свою сумочку и громко вздохнула. Я просто сидела там, полностью оцепеневшая.

— Ты дома, — медленно произносит она, смотря на руль. — Пришло время оставить позади твое пребывание в «Фэирфакс». — Она смотрит на меня. — Мы должны снова стать семьей.

Никакого «Добро пожаловать домой»! Или объятий. Просто холодные, твердые факты.

Вместо того чтобы расслабиться, когда я вернулась домой, я бросила вещи в своей комнате и вышла за дверь с ключами в руке.

Час спустя я все еще каталась.

Я понятия не имела, куда направляюсь, и мне было плевать. Я следовала за колебаниями и поворотами дороги, стараясь игнорировать беспокойное чувство, укоренившееся в моем животе. Из-за него-то мои пальцы тревожно отбивали ритм на руле. Несколько минут спустя я паркую машину и выхожу. Воздух ударяется в меня, заставляя дрожать. Я скрещиваю руки и вращаюсь по кругу, уставившись на бесплодную землю.

Когда я покинула «Фэирфакс», я не смотрела документы о выписке. Я была просто счастлива уехать. Я предположила, что было решено, что мое нынешнее состояние позволяет мне снова вернуться в мир. Верно?

Все кажется довольно безобидным. Небо безоблачно серое. Температура теплая, учитывая в горькую, холодную погоду развивались события. Земля сырая. Выбоины, наполненные водой, испещрили всю дорогу.

Та сосулька снова всплывает в моей памяти. Я наклоняюсь вниз, прижимаясь спиной к машине, и опускаю голову в свои ожидающие ладони. Я представляю воду, капающую на землю.

Кап, кап, кап.

Держу пари, она растаяла. Держу пари, что ничего не осталось от замороженной сосульки. Почему осознание этого наполняет меня таким отчаянием? Потому что для меня это значит намного больше. Это символизировало мою жизнь, и все, за что я боролась. Она исчезла, а я так до сих пор ни черта не поняла. И кроме этого, я стала еще более потерянной. Еще более сломленной.

Когда я была в «Фэирфакс», у меня была всего одна цель: выбраться оттуда и получить ответы. Эта цель поддерживала меня на плаву, даже когда мне казалось, что я бегу в пустоту. Выбраться и до сих пор не получить ответы – из-за этого я испытывала какую-то безнадежность. Слезы разочарования катятся по моим щекам вниз и капают на черный асфальт. Я вытираю лицо, встаю и делаю глубокий вдох. Не важно, что я чувствую, одно я знаю точно. Лана где-то там. Я знаю, это звучит невероятно и безумно, но я ощущала, как ее сердцебиение эхом раздается в моих ушах.

Не мое.

Ее.

Я села обратно в машину, развернулась и попыталась найти дорогу, которая выглядела бы знакомо. Через несколько минут, я, наконец, нашла ее. Дома, пролетавшие мимо меня, выглядели точно так же, как и те, что я видела годами. Но я игнорировала их. Я сфокусировалась лишь на одном: на сердцебиении, которое раздавалась эхом в моих ушах. По сути, чем ближе я подъезжала к дому Ланы, тем более заметным становилось ее сердцебиение. Я прижала руку к своему сердцу. Мое сердцебиение спокойное, твердое и гораздо более тихое, нежели у Ланы. Ее же сердцебиение громкое, с короткими промежутками между ударами.

Однажды, доктор Ратледж сказала мне, что Лана в безопасности, и что ее отец больше не сможет причинить ей боль. Тогда почему, когда я подъехала к ее дому, эхо взорвалось у меня в ушах? Почему я чувствую ее повсюду?

Я побежала к входной двери, зная, с тошнотворной уверенностью, что Лана там. Может быть, доктор Ратледж и думала, что Лана в безопасности, но она ошибалась. Она ошибалась все это время. Одной этой мысли было достаточно, чтобы заставить мои ноги подкоситься.

Я подбегаю к входной двери и врываюсь в дом. Я тяжело дышу, отчаянно оглядываясь кругом. Где-то горит свеча, ее запах наполняет мой нос. Я слышу звук часов с маятником в столовой.

Я просто хочу найти Лану. Вместо этого, я нахожу Макса. Я застываю на месте. Он колотит в дверь кабинета отца Ланы.

— Майкл! — кричит он. — Открой!

Его руки неистово бьют по жесткому дубу. Из-за закрытой двери доносятся звуки, напоминающие те, которые слышны, когда что-то ломается. Страх ползет вниз по моей спине.

Я иду по коридору, ближе к Максу.

— Нет, нет, нет, — шепчу я слабо.

Макс не видит, что я подошла. Он делает шаг назад и бьет ногой по двери. Дерево раскалывается, и дверь слетает с петель.

Он забегает в комнату. Но я не могу. Слишком сильно боюсь идти вперед. Я уже знаю, что увижу, и не хочу этого видеть. Одного раза достаточно.

Единственная причина, по которой я иду вперед, это Лана. Я слышу ее голос. Я слышу, что она плачет и стонет. Я захожу в комнату. Шторы запахнуты, словно отрезая комнату от мира. Единственный источник света стоит на столе ее отца. И на полу, прямо напротив стола своего отца, находится Лана, зажатая своим отцом.